– Так значит ты здесь главный, отец Джейкоб? – цинично усмехаюсь, и брови священника слегка выгибаются.
– Я отвечаю за повстанческое движение лишь в нашей резервации, Ной, – слегка склоняет голову Джейкоб. – Прошу, присаживайся. Остальные скоро будут. А пока я введу тебя в курс дела. Арон привёл тебя сюда по моей просьбе, Ной. Мы долго наблюдали за тобой. Признаться, я не был уверен в том, что ты…
– Подхожу вам? – улыбаюсь шире, но вовсе не весело, и медленно двигаюсь вдоль одной из стен, разглядывая разноцветные гвоздики, с помощью которых к ней крепятся различные заметки и фото. – А я всё думал: когда же этот день настанет.
Отец Джейкоб и Арон многозначительно переглядываются.
Ситуация из разряда тех, когда по идее удивляться должен я, а вышло всё с точностью да наоборот.
– Ты знал? – шепчет отец Джейкоб, подходя ближе и внимательно вглядываясь мне в лицо, а я, в свою очередь, продолжаю обводить взглядом мрачное помещение, освещаемое лишь парочкой керосиновых ламп, изучаю чертежи на стенах, вырезки из газет…
– Старомодно у вас тут.
– Ной?.. – голос Арона звучит отчуждённо. – Ты знал? Знал, чем мы здесь…
– Не особо вы и шифровались, когда перешёптывались и знаки друг другу подавали. Миссоны может и тупые, а вот я нет… ничего личного, Нортон. А от тебя, Арон частенько воняло канализацией, – перевожу на него твёрдый взгляд, – в то время, когда ты возвращался с очередного свидания. Насколько логичным было убеждать себя в том, что твои свидания проходят в городском коллекторе?
– Но… но почему ты ничего не сказал? – Глаза Арона напоминают две большие пуговицы. А ещё он злится. – Почему не сказал, что знаешь о… о нас?!
Пожимаю плечами:
– Интересно было… насколько сильно вы во мне нуждаетесь.
– Да кем ты себя возомнил, сопляк? – рычит Нортон, тряся челюстью. – Нам солдаты нужны, а не такие букашки, как ты!
– Тогда почему я здесь? – бросаю на Нортона невыразительный взгляд.
– Довольно, – отец Джейкоб определённо имеет авторитет в глазах этого миссона, раз тот тут же смолкает и на тяжёлом вздохе опускается на один из деревянных ящиков, каких здесь с десяток.
– Ной? – зовёт меня священник. – Арон много нам о тебе рассказывал. Не держи на него обиду, ему запрещено было вводить тебя в курс дела раньше времени.
– И по какой же причине у него появилось разрешение ввести меня в курс дела сейчас?
– Арон заверил, что нам пригодятся твои мозги.
– А-а… вот как.
– Ной! – вспыхивает Арон. – Мы здесь не шутки шутим, а серьёзные проблемы решаем!
– Мечтаете сломать систему? – щурю глаза.
– Не просто мечтаем! – раздаётся женский голос за моей спиной. – Мы сделаем это! Мы сломаем систему!
Отец Джейкоб проносится мимо и принимается жать руку прибывшим соратникам, пока я рассматриваю каждое из лиц и мысленно отмечаю, что большая часть из этих людей была в моём списке подозреваемых вместе с Ароном.
– Думаю, нет смысла представлять вам Ноя, верно? – отец Джейкоб делает взмах рукой в мою сторону. – Все его знают? С этого дня, разумеется, если Ной согласится, он примкнёт к нашим немногочисленным рядам борцов за справедливость.
– Боже, отец, сколько пафоса, – фыркает та самая Мейси, с которой у Арона состоялось не самое лучшее свидание, после которого она сама его бросила.
– А это кто? – киваю на парня, чьё лицо никак не удаётся рассмотреть в тусклом освещении. И даже когда он подходит ближе, я не могу вспомнить, чтобы раньше его где-либо видел. – Новенький?
– Не совсем, – рука отца Джейкоба мягко опускается на моё плечо, и он представляет мне человека, с которым у нас никогда не сложится хороших отношений. – Ной, это Линкольн Поузи. Линкольн, это Ной.
– Просто Линк, – вставляет парень, дружелюбно мне улыбаясь.
– Линк не является членом нашей резервации. Он здесь тайно, благодаря связям Нортона. Но Линк является полноценным участником повстанческого движения, не смотря на ID-карту второго уровня и весьма влиятельных родителей… Он на нашей стороне.
– Не особо влиятельных, раз они позволили выслать моего брата в резервацию, – Линк протягивает мне руку и лишь спустя паузу напряжённой тишины, я отвечаю рукопожатием.
– Он наш связной, – на второе моё плечо опускается рука Арона. – Ему можно доверять.
– Так же, как и тебе? – спрашиваю Арона, а глаз с лица Линка не спускаю.
Дверь с грохотом распахивается, ударяя по стене, и в комнату влетает мальчишка Паркинсонов – Олли, недавно ему только десять стукнуло.
– Шухер! – задыхаясь, кричит Олли, едва пополам не складываясь. – Они… они… там… они… там… миссоны… они… старика Янси избили!
– Что?!
– Олли! Говори разборчивей!
Олли переводит дыхание и к своей неожиданности встречается глазами со мной:
– Ной… ты здесь? Прости, я…
– Что они сделали?! – не отдавая отчёта своим действиям, в три шага настигаю пацана, впиваюсь пальцами ему в плечи и грубо встряхиваю. – ЧТО ОНИ СДЕЛАЛИ?!
– Он что-то украл! – звенит голос Олли. – Твой дед что-то украл в продуктовом, и они избили его… Моника говорит, он… он не выживет. Мне жаль, Ной.
Глава 9
Ной
Настоящее
Смотрят на меня так, будто это я дверь закрыл.
Идиоты.
Смотрят так, будто у меня в кармане волшебный ключ припрятан, способный исправить глупейшую ситуацию, в которой все мы оказались благодаря Марше.
Не спорю, в её словах есть доля правды – рано или поздно дверь пришлось бы закрыть. Через час, три, или четыре, – когда жажда или потребность в пище дали бы о себе знать в полной мере, и мы были бы вынуждены двигаться дальше, продолжать играть, продолжать ходьбу по минному полю. Но, к собственному удивлению, во мне ещё сохранилась частичка того, что, как я думал, давно было утеряно – частичка надежды. Надежды на то, что этих часов может оказаться достаточно, чтобы кто-нибудь обнаружил место, в котором нас заперли, и вызволил на свободу без новых жертв.
Как велика была эта вера, и как сильно нуждался в ней я – уже другой вопрос.
Ситуация не предоставила мне большого выбора: либо я сдохну здесь, либо меня приговорят к смертной казни в городской тюрьме за нарушение закона. Вывод – всё, что могу, это тянуть время. Глупо. Но возможно только выигранное время подкинет мне третий вариант. Потому что я не готов умирать. И последнее, куда я хочу попасть – это в тюрьму «Нового мира».
И если выбора не будет, я предпочту смерть.