Лёлик

Лёлик
Елена Евгеньевна Абрамкина

Как давно это случилось, точно никто не мог сказать, но сейчас был только Город и два Поселка. Дальше защитный купол не распространялся. Люди давно привыкли к тому, что обычная поездка на работу может закончиться смертью. Ожидание смерти превратилось в такую же привычку, как контроль потребления кислорода, шлюз от герметичной остановки до автобуса и серо-рыжее небо над головой. Рано или поздно на пути каждого автобуса из Поселка в Город встает смертоносный вихрь. И когда он неумолимо приближается, даже самые сдержанные начинают тихо молиться…

Елена Абрамкина

Лёлик

Я потянулся к часам и краем глаза заметил, что и другие на остановке касаются манжета. Кто-то спокойно и отрешенно, кто-то нервно вздыхая и суетясь. К суетящемуся тут же подходят двое из Службы Порядка и напоминают о недопустимости такого поведения. Человек опускает руку и замедляет дыхание. Пять секунд – и на его лице не остается и тени спешки и беспокойства.

Между тем, автобус опаздывал уже на 3 минуты. Воздуха в остановке с каждой минутой становится всё меньше, люди это знают, и в панике начинают чаще дышать, неразумно тратя и без того дефицитный продукт. Темно-фиолетовые робы служителей Порядка, до того сосредоточенные в углу, равномерно распределились среди светло-серой массы рабочих костюмов. Замелькали красные карточки штрафов. Карточки эти выписываются за нарушение общественного порядка. Каждую неделю их количество подсчитывается, и определяется мера наказания, а с новой недели счет обнуляется. 3 карточки – минус порция обеда, 5 карточек – минус один полнодневный паёк. За 20 карточек человека могли вывести на улицу. Просто открыть шлюз и выставить человека за пределы спасительных куполов. Это случалось очень редко. За растрату воздуха давалось сразу две, но если человек быстро исправлялся, одну могли забрать назад. За кражу пайка давалось 5 карточек, за убийство 7, за аборт без медицинских показаний 15…

Автобус наконец подъехал. Зашипел и потянулся к двери шлюз. Люди выстроились в очередь и, стараясь не тратить воздух на обмен приветствиями, входили и рассаживались по строго закрепленным за ними местам. Вчера пустующих мест я видел пять, сегодня уже восемь. Не было светловолосой улыбчивой девушки с соседней улицы, лысоватого согнутого в дугу молодого парня (раньше он играл на контрабасе в Филармонии, но после постановки Купола устроился садовником в Большом Саду). Сторожа из магазина напротив тоже не было, вчера он наконец получил черную карточку и, отметив это событие с друзьями, видимо, решил больше не ждать… Дверь прошипела и закрылась за спиной парня в фиолетовой робе, шлюз уполз, и автобус тяжело сдвинулся с места. Ещё три минуты, и последние дома Поселка скрылись за поворотом, открывая взгляду голую равнину, по которой то здесь, то там прокатывались рыжеватые вихри. Вихрей было немного. Хорошо. Значит, сильного шквала не ожидается.

На соседних сидениях люди зашуршали фиксаторами, на сантиметр ослабляя ремни, туго притянувшие каждого к креслу. Водитель, рыжеусый мужчина с изрезанными морщинками глазами, прищурился, глядя в боковое зеркало, и покачал головой. Люди, как по команде, затянули ремни обратно. С водителем не спорили. Он здесь царь и бог. Даже служители Порядка не могут указывать водителю в его автобусе.