Звезда Черноморья

– Алё, Елисей, ты спишь? Спит! Забирайте вниз.

Иветта Давыдова

Бомж

Убедившись, что дочка заснула, Лера бережно прикрыла за собой дверь спальни и вернулась на кухню. Муж досматривал новости. Когда по нижней кромке экрана понеслась строка с температурой воздуха в городах страны, недавно освободившейся от республик, она сказала себе: «Ап!»

– Олег, я хочу взять учеников. Я хочу работать.

– Как ты себе это представляешь с маленьким ребёнком?

Вытянутой вперед рукой Олег направил на телевизор пульт и, будто выстрелив, убил: экран погас.

– Что тут представлять? Обыкновенная работа репетитора. Пара-тройка школьников, не выходя из дома…

– Долбить «жи» -«ши»? – перебил муж.

– Лучше, чем ничего. Ну, и… какие-никакие деньги.

– Ой, прекрати. Чи не заработок! – Олег снисходительно улыбнулся. – Тебе что, не хватает?

Это «чи» Олег перенял у своего отца. У того были казацкие корни, и когда ему было необходимо обесценить собеседника, он иногда прибегал к балаканью, которое в этих южных краях было разговорной нормой простолюдинов.

– Не хватает! – не ожидая от себя, выпалила Лера. – Мне не хватает на ковёр!

– Лера, я же сказал, денег сейчас нет. Видишь, полный двор машин, рынок стоит. Еще я Серёге обещал занять. Продам что-то, дам я тебе на ковёр.

– Да не мне! Не мне нужен ковёр. Не я застудилась на голом полу. Ну не умещается уже Маша с игрушками на старенькой циновке твоей мамы. Сейчас вылечили – и снова на голый пол!

Олег поднялся с растерзанного временем дивана, направился в прихожую. Полез в нагрудный карман джинсовой куртки, вынул пачку сигарет, вышел во двор. Он всегда хватался за сигареты, когда нервничал. Лера вполглаза наблюдала за ним через окно кухни. Иногда, покурив, он мог вернуться с облегчённым сердцем и продолжить дельный разговор. Муж сидел на корточках между калиткой и маленькой клумбой. Очередная затяжка распаляла кончик тающего сигаретного столбика, будто ветер раздувал уголёк. Отнимая сигарету от губ, Олег не опускал руки, а рассматривал пышущий жаром кончик, и вскоре снова жадно впивался губами в жёлтую полоску фильтра. Это значило, что курение не приносило ему облегчения. Напротив, вместе с сигаретой распалялись и мысли.

Докурив, он медленно, как бы раздумывая, загасил окурок в импровизированной пепельнице – жестяной банке из-под индийского кофе – вернулся в дом.

– Так что насчёт ковра? – решила требовать Лера.

– Хватит! Ты меня не слышишь… – вскрикнул и сразу понизил голос Олег. В спорах он всегда демонстрировал выдержку и контролировал тон. Считал, это придавало значимости его словам. – Ты сидишь дома и думаешь, что деньги берутся из кошелька.

– Я?!. Из кошелька?!. – У Леры перехватило дыхание. – Я, которая зарабатывает с шестнадцати лет?! И ты это знаешь! Ты применяешь ко мне эту расхожую пошлость?! Мы вместе четыре года, а я до сих пор донашиваю студенческую одежду!..

– Всё! – позабыв о выдержке, взревел муж. – На ковёр не дам, а на одежду деньги – вон они, я их не прячу! – схватился за пульт телевизора, давая понять, что разговор окончен.

Лера взяла паузу. Расходные деньги действительно лежали рядом с купленными впрок печеньем и конфетами в «сладком» шкафу кухни. Только она почему-то никогда не считала себя вправе брать эти деньги без предупреждения, даже когда отправлялась за продуктами. «Дурацкое мамино воспитание», – беспомощно признавалась себе она. – «Всегда рассчитывай только на себя. Муж – человек чужой!». А раз чужой, значит и деньги его чужие, запретные – логично выводила Лера и всегда обсуждала с мужем даже мелкие предстоящие траты.

Выйдя замуж за Олега и родив, Лера невольно снова попала в зависимость, из которой, совсем недавно казалось, вырвалась навсегда, покинув родительский дом, уехав из периферийного городка в краевой центр.

Она училась на очном, но подрабатывала во время летних каникул на местных фабриках, вязала на заказ свитера мужьям однокурсниц, писала доклады и курсовые. Привыкла к собственным деньгам.

– Олег, мы год в новом доме, у нас не на чем гостю сесть. У нас из приличного – только кроватка ребёнка. Давай подумаем о мебели. Иначе одалживать друзьям, вкладывать в бизнес, экономя на себе, можно всю жизнь, – подавив обиду, вернулась она к трудному для обоих разговору.

– На что тебе ещё не хватает? – не отводя глаз от экрана, спросил Олег.

– А ни на что! – снова понесло её. – Мне не хватает на колготки и губную помаду. Я хочу покупать это без предварительных бесед с тобой! Я хочу работать!

Олег поднялся со скрипучего венского стула и полез в карман джинсов.

– На ковёр сейчас не дам. Этого тебе хватит на помаду и колготки?

Его кулак с зажатыми в нём деньгами раскрылся над столом и три смятых купюры упали в центр.

– Почему ты ведёшь себя со мной так, будто ты нашёл меня на помойке или вытащил из публичного дома?

– Бери деньги, я сказал.

– Такие деньги мне не нужны.

– А какие, интересно, деньги тебе нужны?

– Не такие… – она уставилась в экран телевизора, чтобы не позволить себе расплакаться.

Душила горечь понимания, что её протест выглядел совсем не протестно, что она снова оказалась слабачкой, не способной защитить собственные интересы и достоинство. В такие моменты её накрывали одновременно волны жалости и презрения к себе, и каждый раз, не умея выплыть, она в них тонула.

Олег, снова вынув сигарету из пачки, направился к двери. Лера подошла к раковине, но мыть посуду передумала. С ногами забралась на старенький угловой диван кухни, раскрыла книгу. Нервный кипяток, разлившийся внутри, не позволял вникнуть в текст. Продолжать разговор с мужем не хотелось. Однако три купюры на столе ждали развития действия. На них и упал взгляд вернувшегося в кухню Олега.

– Так ты не берёшь?

– Нет, – закрыла она наконец книгу.

Олег подобрал деньги со стола, подошёл к плите, зажёг газ и положил купюры на голубую корону конфорки. Цветные листки беззвучно заёжились, пожираемые мелкозубчатой челюстью пламени. Однажды Лера уже видела такое. Только в прошлый раз Олег воспользовался зажигалкой.

Она заканчивала филологический. Он приезжал к ней на свидания, часто меняя машины. В обновлённой стране только-только открыли границу, и торговля подержанными иномарками успела стать бизнесом его отца. Поскольку дело спорилось, рано вкусивший прелести достатка, Олег уволился с тренерской работы, уложил свой диплом института физкультуры в коробку с общими семейными документами, сделал загранпаспорт и махнул с родителем сперва в Германию, потом в Литву за видавшими виды «альфаромео», «бэхами» и «мерсами». Дешёвые расходились как горячие пирожки. Со временем стали выбирать подороже, потом и вовсе гоняли только под заказ. Вскоре и перегоны посчитали делом суетным, начали перекупать внутри местного рынка. Своей постоянной машины не было, ездили на том, что было на продажу. На одной из таких «тачек», как неизменно называл их Олег, он и приехал в очередной раз на свидание к Лере.

Поздно вечером они припарковались за неуклюжими металлическими гаражами во дворе стареньких пятиэтажек в трёх минутах ходьбы от университетской общаги. Лера не разрешала подъезжать ближе: меньше знают, крепче спят.

Букет её любимой фрезии и полтора килограмма сладчайших абхазских мандаринов лежали на заднем сиденье. Однажды пакет с такими же мандаринами летел из окна их машины прямо под ноги ожидающих троллейбуса на остановке. Леру тогда задела какая-то реплика Олега, она отказалась забирать мандарины с собой. И он, сбавив скорость, на ходу открыл пассажирское окно и швырнул в него целлофановый пакет. Оранжевые мячики разлетелись по асфальту под изумлённые взгляды прохожих: то была пора окончания дефицитов и время пока ещё недоступного многим кооперативного изобилия.

Но в этот вечер всё было иначе. Терпко, непривычно по-заграничному благоухал ароматизатор-ёлочка, подвешенный на зеркале заднего вида. Лера полулежала на правом плече Олега. Его руки обвивали со спины её талию, смыкаясь под грудью. Она любила, когда он обнимал её. Сама любила касаться его тела, класть голову на его крутое, крепкое плечо. Она любовалась его смуглой кожей, даже зимой хранившей ровный загар цвета молочного шоколада. Ей нравилось гладить его живот. На нём и через футболку проступали «кубики», которые почему-то напоминали ей игру-головоломку «15» из её детства: замкнутые в контур мелкой коробочки квадратики-костяшки со слегка выпуклыми поверхностями. Ещё Лере нравились пальцы его рук, умеренно длинные, с чуть увеличенными суставами. Сейчас они поигрывали на её животе, и она накрывала их своими ладонями.

Ей вдруг захотелось почитать стихи о любви. Никогда потом не могла она вспомнить, кто из поэтов пришёл ей тогда на ум, но было что-то очень подходящее к ситуации и настроению.

Читать поэзию Лера умела. Этот талант очень рано раскрыли школьные учителя, и ни один концерт, ни одна постановка не обходились без её участия до самого выпускного класса. Декламировать стихи, лёжа на мужском плече, ей ещё не доводилось, поэтому она высвободилась из объятий Олега, уселась поудобнее на своём пассажирском кресле, развернувшись как можно полнее к своему единственному зрителю, и начала читать. Некоторое время Олег смотрел на неё растерянным взглядом.

– Причёска у тебя сегодня красивая, – перебил он.

– Ну дослушай, – предложила она и продолжила читать.

Олег рассмеялся, повернул на половину хода торчащий в замке ключ зажигания, приоткрыл пошире своё окно и потянулся за пачкой сигарет.

– Не хочешь?.. Ну и ладно… – она умолкла, не дочитав строфы.