Кайсяку для незнакомца

Отточенным жестом Тамура переложил меч из левой руки в правую и с достоинством поклонился. Он всегда тщательно соблюдал ритуалы, даже наедине с собой. Отчасти именно они стали теми ножнами, которые защищали окружающих – и его самого – от безжалостного клинка его духа. Зная Тамуру как сдержанного человека с идеальным самоконтролем, мало кто догадывался о безумной жажде, сжигавшей его изнутри.

Но сейчас, в одиночестве, он мог не скрывать её. Опустившись на колени напротив камидза, Тамура поднял глаза на свиток, висящий в нише. Когда-то он сам начертал на нём иероглифы. «Путь самурая – это смерть». Короткая фраза из «Хагакурэ» коснулась сердца знакомой ледяной сталью. Все поступки, все устремления он привык выверять по ней. Смерть являлась для него вершиной жизни, твёрдой опорой в бескрайней пустоте мира. Она окрашивала реальность в ослепительно яркие краски, придавала действиям правильность и прямоту, изгоняла наносное. Единственной страстью Тамуры был поединок, столкновение искусства и воли. Чем достойнее противник – тем лучше. Но схватки на татами не удовлетворяли Тамуру до конца. Он желал высшего испытания. Настоящего боя, оставлявшего только два исхода: умереть или выжить.

А пока…

Уважительный, официальный поклон мечу. Ладонь ощущает предвкушающее подрагивание рукояти. Ножны привычно ложатся за пояс, клинок медленно выскальзывает наружу, сияя огненным серебром. Плавный, струящийся поток. Лезвие возносится вверх – изящный изгиб ручья, застывший в металле. Ещё миг – и ручей превращается в молнию.

Тамура исполнял одну ката за другой, от базовых до сложнейших. Взмахи, выпады, повороты. Движения ускорялись, становились свободнее и сильнее, перетекали друг в друга, пока человек и катана не потерялись в ослепительном, грозном вихре. Холодный блеск, рассекающий воздух. Ярость и безмятежность, порыв и стойкость, ясность сознания, боль и сумасшедшее, жестокое счастье. Совершенства можно достичь. Только протяни клинок.

Воин-меч, единое целое, замер в полной, расслабленной неподвижности, способной мгновенно смениться стремительной атакой. Один против себя. Один против неба. Один.

Не ослабляя концентрации, Тамура сделал ещё несколько форм, особо задержавшись на ката «кайсяку». Повторив её несколько раз в разных вариациях, он неожиданно спросил себя: «Я могу срубить голову никак не хуже того неизвестного. Но как бы я поступил, обратись ко мне друг с такой просьбой?» И понял, что не знает ответа. Это его озадачило. Обычно он не колебался в решениях.

Помедлив, Тамура продолжил занятие. Вложив оружие в ножны, он вынес в центр додзё две туго свёрнутые соломенные циновки и несколько бамбуковых палок разной толщины и длины. Поставил одну палку перед собой стоймя – и, прежде чем она успела упасть, выхватил меч и одним ударом расколол её вдоль. Вторую Тамура разрубил поперёк на три почти равные части. Третью – на четыре. Он по-прежнему не зажигал в зале света. Ему вполне хватало восходящей луны.

Покончив с палками, он принялся за циновки, закрепив их вертикально в специальном держателе. Каждый раз лезвие попадало точно на тоненькие полоски, начерченные маркером на рулоне. Но срезы Тамуре не нравились. Солома по краям слегка махрилась, нарушая их идеальную гладкость. Недостаточно точное движение. Ещё взмах, ещё… К середине второй циновки плоскости стали безупречными.

Разум воина окончательно успокоился, став похожим на тихое, прозрачное горное озеро. Не осталось ни мыслей, ни волнений, ни ощущения собственного «я». Только скользящая в бесконечности зеркальная сталь, отражающая мимолётные блики реальности.

Глубокой ночью Тамура завершил тренировку. Тщательно убрал мусор. И вздохнул, покидая додзё. Мир за его пределами всегда казался ему каким-то неправильным. Ненастоящим.

– Домо аригато годзаимасита! – два десятка фигур в белых кимоно поклонились сэнсею. Ещё поклон – и ученики, сломав строй, встали и направились в раздевалку.

– Серинова-сан, задержитесь, пожалуйста.

– Хай. – Ольга снова опустилась на татами, внимательно глядя в лицо учителю.

Тот какое-то время молчал.

– Вы хорошо тренируетесь, – сказал он наконец. – В сущности, вам больше нечего делать в этой группе.

Девушка не смогла сдержать удивления. Среди учащихся здесь было немало людей, превосходивших её как по рангу, так и по знанию техник.

– Дело не в вашем уровне, – ответил сэнсей на невысказанный вопрос. – Никто из тех, о ком вы думаете, не выстоит против вас в реальной схватке. И они это чувствуют. Вас боятся, Серинова-сан.

«Почему»? – подумала Ольга.

– Они нормальные современные горожане. Они не знают, как реагировать на человека, который похож на обнажённый меч. Когда вы касаетесь их своим духом, им остаётся только в ужасе отшатнуться. Как же вам с ними работать и чему вы друг у друга научитесь?

Ольга склонила голову. «Преувеличивает. Вроде никто ещё от меня по залу не бегал. Но что теперь?»

– Конечно, мои ученики не показывают страха открыто. Но в последние дни вас стала опасаться даже Воротова-сан. Согласитесь, толку от таких занятий немного. И я думаю, как поступить с вами. Я должен или запретить вам заниматься вовсе, или учить вас в другом месте и совсем по-другому.

– Полагаете, я могу стать угрозой для общества? – медленно уточнила Ольга.

– Можете. Даже сейчас. Мне нужно быть абсолютно уверенным, что вы ею не станете.

– Извините, Хаябуси-сама, но я не знаю, как это доказать. Я изучаю боевые искусства, а не игру на сямисэне. И действительно опасна. Устранить опасность можно, только убив меня. Но я следую Пути и не намерена с него уклоняться. О чистоте моих помыслов судите сами.

– Достойный ответ, – сэнсей слегка усмехнулся. – Что ж, предлагаю вам решение вполне в духе Бусидо. Я начну тренировать вас в другом, весьма узком кругу. Предупреждаю, там вам придётся очень тяжело. Вы, в свою очередь, напишете мне ритуальное обязательство, что никогда не используете во зло полученное знание. И не передадите его никому постороннему без моего на то разрешения. Вы будете твёрдо следовать правилам школы и не уроните её чести. Если когда-нибудь я сочту, что вы нарушили соглашение, я просто прикажу вам покончить с собой. И вы это сделаете. Вас устраивают такие условия?

– Вы оказываете мне великую честь, Хаябуси-сама. Благодарю вас. – Ольга церемонно поклонилась, коснувшись лбом пола.

– В таком случае, жду вас сегодня в восемь вечера. Вот адрес, – он протянул ей визитку. – Можете идти.

– Где ты там застряла? – поинтересовалась Наталья. – Она давно переоделась и с любопытством смотрела на подругу, которая сосредоточенно складывала хакама. – Ответа не последовало, и Наталья ощутила холодок в позвоночнике. Её всё-таки заподозрили? Или случилось что-то ещё?

Ольга поймала её взгляд.

– Потерпи. Выйдем на улицу – поговорим.

Снаружи стояла невообразимая жара, ещё усиленная автомобильным смогом. На солнечной стороне улицы почти не было прохожих, но там, где дома отбрасывали хоть какую-то тень, тек сплошной людской поток.

– Жуть, – Наталья пониже опустила поля своей шляпы. – Тут можно свариться заживо. Мы обедаем у Сатоко?

– А то где же. Давай пройдёмся пешком. Автобус в такой обстановке как-то не вдохновляет. Там мы точно задохнёмся, если прежде нас не размажут по стенке.

– Пойдём, – обречённо согласилась Наталья. – Так ты расскажешь, в чём дело?

– Хаябуси-сэнсей заявил, что в этой группе мне не место. Потому как со мной здесь боятся работать. Видимо, я должна лучше следить за собой – нельзя, чтобы от меня все шарахались. Так или иначе, он предложил мне какую-то особую программу тренировок. При этом он требует с меня клятву, что я не использую свои знания неподобающим образом.

– Какую ещё клятву?

– Ту самую, которую новый ученик приносит и скрепляет кровью при поступлении в школу. Судя по жёсткости предложенных условий, система закрытая и очень серьёзная.

– И ты согласилась?

– Разумеется. От такого не отказываются.

– Но у тебя хватит денег?

– О них вообще речи не заходило. Похоже, тут придётся платить не деньгами.

– А чем?

Ольга хмыкнула.

– Могла бы и догадаться. Верностью. Служением. Вполне возможно, жизнью. В этой области правила не менялись со времен средневековья. Подписав подобное обязательство, я отдаю себя со всеми потрохами. Тем не менее для меня приглашение учителя чрезвычайно лестно. А вот зачем я ему сдалась, это отдельный вопрос. Если верны мои мысли на сей счёт… мне и впрямь тяжко придётся. Да оно и к лучшему. Боевым искусствам в санатории не научишься.

– Оленька, скажи, ты в своем уме? – в голосе Натальи звучала странная смесь бешенства, мольбы и отчаяния. – Ты можешь поручиться, что у Хаябуси-сэнсея исключительно благородные намерения? Даже если так, тебе рано или поздно возвращаться в Россию. Думаешь, тебя легко отпустят из закрытой школы? Наконец, как твой муж на это отреагирует?

– Мой муж ещё до свадьбы прекрасно осознавал, кого берёт в жёны. Кроме того, ему самому важнее его китайские раскопки, чем семейный очаг. А по поводу остального… – резко остановившись, Ольга повернулась к подруге. – Если я хочу называть себя воином, то у меня нет выбора. Даже само такое предложение – высочайшая честь. Не приняв его, я воистину опозорюсь. С каким лицом мне потом выходить на татами? В общем, не глупи. Я не могу и не желаю отвергать эту возможность.

– И тебе, похоже, безразлично, чем ты при этом рискуешь, – хмуро подытожила Наталья. – Может, мне тоже сделать сэппуку? Просто чтобы не глядеть на твою безмятежную физиономию. И не слушать рассуждения о долге и Путях.

– Прекрати, – Ольга поморщилась. – Всё далеко не так ужасно, как ты себе вообразила. Будем заниматься в разных залах, только и всего. Да и тебе будет полезно. Сама ведь на последней тренировке смотрела на меня, аки на гремучую змею.

– А ты видела себя в зеркале? Когда я встаю с тобой в пару, у меня возникает ощущение, что сейчас ты убьёшь меня – и даже не заметишь. Ты улыбаешься, а я дрожу, как пойманный кролик. Раньше я считала это паранойей, пыталась бороться… но два дня назад ты показала, насколько мои страхи оправданны.