Паркетный пол обеих комнат – гримерной с трюмо и комнаты для занятий – всегда был аккуратно натерт бордовой мастикой. Все декорации хранились где-то в подвале, а худрук всегда теряла ключи от своего кабинета. Всем вместе приходилось искать нужный предмет, чтобы найти сценарий, который, как назло, лежал на столе в ее уютном кабинете, а только затем приступали к репетиции спектакля, написанного давним другом – Василием Петровичем.
Старшая группа, те, кто уже несколько лет посещал кружок, но еще не поступил в Театральное училище для получения диплома, так как перевоплощаться молодые дарования научились сразу, на ходу отрабатывали тексты диалогов и монологов, сценическую речь, репетируя до самого позднего вечера, сразу после занятий вновь принятых. А новенькие ждали счастливого момента, когда им тоже дадут мало-мальски незначительную роль, пусть даже без слов, а лишь пантомиму.
В тот первый день, когда всем подросткам, прошедшим отбор, разрешили идти домой, Настя с сумкой в руках, в которой лежал трофей-занавеска, наткнулась в «кармане» сцены, где стояло пианино, на «рояль в кустах». За музыкальным инструментом сидел, нещадно разбивая на все лады длинными сухими пальцами, худощавый, в сером костюме, кудрявый незнакомец, похожий на всемирно известного музыканта – Вана Клиберна. Он репетировал какую-то сонату.
– Приятно было послушать. Играете очень хорошо, – испугавшись интимной обстановки, пролепетала Настя, ввергнутая композитором в шквал личных переживаний.
– Сыграть что-нибудь еще? – спросил он скромно.
– Нет, не надо, – отозвалась Настя, локтем облокотясь на инструмент.
– Хорошо, я буду репетировать дальше. Готовлюсь к выпускным экзаменам в консерватории, – сказал он, наблюдая за слушательницей и поклонницей его таланта.
– Вы могли бы учиться в Москве… Не хотите туда переехать? – спросила девушка, затронув болезненную для нее тему.
– Зачем? Мне и здесь хорошо. Скоро возможно поеду на гастроли заграницу… – ответил он безапелляционно.
Эти слова сразили Нелю наповал, но она решила выдержать дальнейший удар. Ей стало стыдно, что должна еще перестирать занавеску, принести сюда, поэтому спрятала сумку с ношей внизу около пианино, так чтобы занавеска не выпала наружу.
– Да, у вас будет отличная карьера… – ответила девушка, вспоминая при этом своего одаренного родственника-скрипача, мечтавшего затмить самого Когана.
– А что это ты прячешь внизу? – спросил пианист, отдыхая перед повторением нового музыкального экзерсиса.
– Да, ничего особенного, – ответила она, стушевавшись, чувствуя, что краснеет впервые в жизни, но эгоистично не с кем поделиться подобной проблемой. – Мне надо идти, извините, пожалуйста, за беспокойство.
– Ничего, я тоже скоро ухожу домой, – заметил он второпях, приступив к репетиции следующего произведения классика из своего репертуара. – Можешь остаться… Буду играть только для одной тебя. Здесь уже давно никого нет…
Настя, как завороженная, слушала многоголосую «Лунную сонату» Бетховена в исполнении талантливого пианиста, стоя рядом за инструментом. Ее задел фамильярный тон, но она сделала скидку на одаренную игру музыканта.
– У нас дома стоит пианино брата, он собирается поступать в консерваторию, а я играть не умею… – высказалась она в конце его выступления, терпеливо дослушав до конца, добиваясь хотя бы его снисходительной улыбки. – Большое спасибо.
– Пожалуйста, – пианист улыбнулся, встал со стула, принимая артистическую позу.
Насте надо было срочно идти домой. Приглашать к себе в коммунальную квартиру малознакомого человека у нее не было на то разрешения родителей. Поэтому она смирилась и отправилась одна, придумывая объяснение для своего такого позднего появления под родной крышей.
– Вот дали постирать, – с порога сказала она, показывая маме пыльный «подарок».
– Наливай воду в таз и стирай, – заметила мимоходом ей мама.
У Насти оставалось еще масса несделанных уроков. Она быстро справилась со стиркой, а весь дальнейший вечер читала гуманитарные предметы, так как математику всегда, по старинной привычке, делала рано утром.
Когда в следующее занятие она принесла в кружок занавески, то Наталья Иосифовна на правах доброй феи организовала укрепление штор на чистых окнах. Затем стали выяснять, кто, что может принести для реквизита из дома или купить в магазине. Оказалось, что требовалось огромное количество предметов быта: тарелок, ложек, кастрюль, скатертей, ваты, бинтов и других вещей. Начали записывать по желанию, у кого, что было лишнее или в большом количестве, так как были приняты без конкурса дети работников торговли и общепита. Настя мечтала, чтобы назвали скорей ее имя в большом списке первогодок.
– Настя, а что ты можешь принести из всего, что я вам зачитала? – спросили, наконец, ее, а у девушки опустились руки, потому, что каждый придумал свою версию выноса из квартиры какой-нибудь ценной вещи для подарка Дворцу пионеров.
Возвращать, по-видимому, никто потом ничего не собирался.
– Я подумаю, – ответила она, теряясь.
– Хорошо, потом скажешь, – посоветовала руководитель студии.
Дома мама порекомендовала купить бинт и вату для аптечки Дворца пионеров.
– … или можешь взять немного у нашей сестры-хозяйки для личных нужд, – перебирая предвоенные вышивки, сказала она.
– Могу я приехать к тебе на работу и спросить об этом? – не зная, как выдержать паузу, задала вопрос девушка.
– Да, в воскресенье дежурю. Можем поехать вместе с тобой, и ты спросишь, что надо для театрального кружка, – вспомнила она.
– Нет. Обойдусь, – демонстрируя сильную волю, сказала дочь.
До воскресенья оставалось три дня, поэтому Настя надеялась, что ее за эти дни еще не исключат из состава кружка. Купив бинт в аптеке, у Насти отлегло на душе.
«С таким бинтом смогу выглядеть не нищей», – решила она по ходу передвижения своего пешего маршрута в театральный кружок.
На самом деле бинт пригодился в первый день спектакля. Им перебинтовали главного героя-барабанщика, после того, когда в него стрелял отец-уголовник, тяжело, по содержанию пьесы, ранив. Режиссер сама била палкой по деревянному столу рядом со сценой, создавая эффект выстрела. Публика замирала от изумления. А Настя получила от главного актера, который играл самого барабанщика, приглашение прогуляться после спектакля хотя бы по направлению к его дому для более тесного знакомства. За то, чтобы свидание состоялось, отвечала старшая подруга – невысокая кокетливая шатенка с веселыми завитками и ямочками на щеках – Юля. Она посещала школу-студию несколько лет, знала все особенности каждого кружковца, традиции, кто, чем занимался, поэтому успела спросить в перерыв между действиями:
– Тебе нравится главный герой спектакля – Артем?
Сама Юля играла непосредственно одноклассницу главного героя, которая помогала ему выпутаться из сложной жизненной коллизии. Она перевязывала его после ранения.
– Нравится, – ответила Настя, от удивления чуть не присев на стул, стоящий рядом, но встречаться или заводить дружеские отношения с мало знакомым персонажем спектакля совершенно не хотела.
Однако под настойчивым взглядом Юли она спасовала.
– Я договорилась с Артемом. Проводишь его после спектакля, а когда он выйдет в фойе, поцелуешь в щеку, – услышала Настя.
– Хорошо, – разволновалась Настя от мысли о предстоящем свидании с ведущим актером, что постановила не уклоняться от его ухаживаний, как в дешевом французском водевиле, а пустить все на самотек, чтобы события развивались своим ходом.
Артем – главный любимчик всего состава молодежной труппы и худрука – оказался очень скромным юношей, прекрасно сложенным и правильно воспитанным. О его семье Настя ничего не знала, но полагала, что он живет с родителями, начитанный и регулярно занимался спортом. Все замечали у него артистические способности, к чему он относился совершенно спокойно, не рекламируя свой природный талант, а бережно относясь к любому проявлению внимания к своей персоне. Такое яркое сочетание положительных качеств производило хорошее впечатление на взрослых, тем, кому нравилось посещать детские спектакли с участием молодежного состава.
Дирекция Дворца пионеров хорошо знала обо всех участниках постановок, выделяя средства на декорацию текущего спектакля и Новогодние пригласительные билеты.
Итак, Настя ждала с нетерпением окончания спектакля. Она обдумала все досконально, пока Артем переодевался в свой каждодневный костюм. Когда барабанщик, наконец, появился, она с радостью поцеловала его в щеку, как было принято в актерской среде приветствовать друг друга после премьеры. Они миновали дежурного и двинулись в противоположную сторону от ее дома недалеко от центра. Сначала свободной походкой, а потом он галантно взял Настю за руку. Артем стал ей рассказывать об его плотном жизненном графике: посещении кроме Театральной студии, спортивной секции, музыкальной школы.
– Ты собираешься поступать в Театральное училище? – спросила Настя, когда они шли по тихой улице мимо старинных деревянных и из красного кирпича, одно-двухэтажных построек, наблюдая за происходящими изменениями весенней природы: таянием, черным от дождя асфальтом.
Было достаточно морозно. Кое-где стали появляться ледяные корочки на лужах. Комья земли на газонах были взрыты, а грязь, растекаясь на дорогу, создавала неудобства пешеходам и водителям, стремящимся объехать трудные участки дороги без окриков, объяснений, штрафов, неправильной парковки, извилистости, затянувшихся стоянок в неположенных местах.
– Нет. Пока не знаю, куда буду поступать… Хотел стать военным или летчиком. Отец у меня был летчиком… Но думаю, что в музыке у меня есть шанс продвинуться и сделать карьеру… Скоро предстоят экзамены по фортепиано и скрипке, – ответил он, понимая заинтересованность спутницы. – Надо много готовиться, поэтому редко хожу на занятия в студию… Собираюсь, возможно, уехать жить заграницу… Нравится история… – он говорил, обдумывая каждое слово.
Она удивилась этим словам, многозначительно промолчав.
– А ты? – с симпатией просил юноша у своей провожатой.
Настя никак не могла понять, зачем она по чьей-то рекомендации шла провожать до дома этого самовлюбленного Нарцисса, у которого кроме артистических данных ничего не было, поэтому ей лень было отвечать, но она все-таки сказала, набравшись терпения:
– Там видно будет… Надо сначала закончить школу.