Империя пяти народов. Книга I. За два столетия до конца

После создания последних четырех планет, Император Виденгор – дедушка нынешнего – сказал: «Хватит!», рассудив, что проще будет разжечь находящийся в пяти парсеках от Сколлари коричневый карлик и накидать планет на его орбиту, чем утрамбовывать столичную.

В Империи даже существовал так называемый «Департамент стабильности», который зорко следил за тем, чтобы система работала как часы, и немедленно пресекал малейшие перекосы в непростых гравитационных взаимоотношениях между Сколлари и расплодившимися Триалами.

Планеты систематизировали. На Триале Первом, помимо дворца Императора, располагались также дворцы его приближенных, шикарные отели для туристов, желавших обозреть, так сказать, в натуральном виде самую главную планету государства, специальные жилые комплексы, отведенные для постоянно аккредитованных журналистов из всех миров, ну и целый сонм других зданий и сооружений, прямо или косвенно относящихся к жизни монаршей особы и его окружения. Космопортов не было. Только стационарные переходы.

Второй Триал – «ратушу» – занимала администрация Империи. Третий ученые. Четвертый – с равной степенью прилипшими к нему названиями «ставка» и «бункер» – военщина. «Пятеркой» заведовало министерство культуры. Шестым – эмтэгры. Седьмым – «участком» – министерство внутренних дел. А Восьмой занимался обеспечением жизнедеятельности семи предыдущих. В народе Восьмой Триал именовался «подсобкой». Помимо складов тут была куча космопортов, трущоб, борделей и прочих заведений как сомнительной, так и не очень, репутации.

Милея первый раз в жизни была на Восьмом Триале. И он ей сразу понравился. На «восьмерке» была своя ни на что не похожая жизнь. Особенная. Рабочий народ, обслуживающий космопорты, перемежался с обнищавшими аристократами, мелкой административной сошкой, пытающейся сэкономить на аренде квартиры и представителями богемной публики, которые снимали здесь чердаки и углы.

Последние обитали на «подсобке» по принципиальным соображениям. Они доказывали друг другу, что даже если бы их позвали жить на Пятый Триал, где обретались все маститые и именитые деятели культуры Империи, то они ни за что бы не согласились. Таланты «от народа» относились к публике с «пятерки» со всем возможным презрением и считали ее представителей рафинированными снобами.

«Чтобы истинно творить – необходимо претерпевать беды и лишения, – так считали непризнанные гении от «подсобки». – В сытости искусство умирает, превращаясь в работу»

После того, как все приобщились к культуре эльфов, многие творческие существа из других рас скопировали их стиль и привнесли в него что-то новое, свое. Естественно, и для эльфов знакомство с наследием остальных народов не прошло даром. Их вновь созданные музыкальные произведения, художественные полотна, оперные либретто обрели новые грани звучания, иной колорит и во многом трансформировались.

В общем, с присоединением расы эльфов, культура и искусство стали целым мощным пластом становления цивилизации. С неимоверной быстротой в нем появлялись новые стили и направления, сочетающие в себе влияние культурного наследия нескольких народов. Музыкальных, художественных и иных течений было столько, что даже классифицировать их стало нелегкой задачей. Профессия культуролог стала одной из самых тяжелых в Империи, потому что разобраться во всех этих влияниях, направлениях и ответвлениях было практически невозможно.

Не имеющая, как правило, за душой ни гроша маргинальная творческая публика, число которой всегда высоко в культурной среде, и которой непременно нужна многочисленная аудитория, прочно обосновалась на Восьмом Триале. Здесь она разделилась по интересам. У каждой из групп было свое облюбованное заведение.

В одном из них, носящем странное название «Недоскакавшая лошадь», Милея со своим новым знакомым и однокурсником пришла отметить свое поступление в группу ВБМ.

Оказывается, в этом месте по субботам собирались поэты-декаденты и читали друг другу свои стихи. Еще Харад сказал, что широкую известность в узких кругах «лошадь» завоевала под названием «Пристанище унылых виршеистов».

Внимательно ознакомившись с меню, самым затрепанным и засаленным в Милеиной жизни, молодежь выбрала два по литру эля и жареные острые ребрышки гарма.

– Ну, за знакомство, – облапив одну из быстро появившихся на столе громадных кружек, произнес Зарк.

– За УВБМ, – чокнулась с ним Милея.

– За УВБМ, – согласился с ней Харад. – Ну? И как ты сюда попала?

Понимая, что речь идет вовсе не о питейном заведении, а об учебном, Милея начала свой незамысловатый рассказ, естественно, стыдливо опустив роль Сильды Блум и Великого Гаройна.

После недолгого Милеиного повествования, настала очередь Харада. Его история начиналась еще во младенчестве.

Зарк всей своей пламенной душой ненавидел негативов.

Он родился в любящей семье человека и шарианки в одном из спутников Треугольника. Планета их, как, собственно, и звезда, не имела своего названия – только каталожный номер, потому что система относительно недавно была витерирована и освоена. Местные жители в обиходе называли свою планету «двушкой», потому что она была второй от светила. Еще была «трешка» и «единица».

Отец Харада работал инженером на заводе по производству комплектующих к ракетным двигателям. Мама трудилась помощником финансового директора в частной компании. Дедушка уже давно вышел на пенсию и всего себя посвятил долгожданному внуку. Кроме Харада в семье больше детей не было.

В общем, среднестатистическая имперская семья.

Они мирно жили со своими маленькими радостями и проблемами до тех самых пор, когда однажды в их семью пришла огромная беда.

Хараду едва исполнилось три года, и он был еще слишком маленьким для того, чтобы все хорошо помнить. В памяти запечатлелся только смутный эпизод, что как будто кто-то громко закричал в соседней комнате, и там начали шуметь. А потом, через какое-то время, к нему подошел мужчина в странной одежде и с мечом в руках. Он достал Харада из кроватки и взял на руки.

Много позже родители рассказали сыну, что его дедушку убила нежить. В соседней квартире от сердечного приступа умер мэтр Гарс и превратился в негатива. А дедушка до последнего защищал дверь в комнату Харада. И там же и погиб – на ее пороге. Негаборцы прибыли слишком поздно.

На те деньги, которые Империя выплатила их семье в качестве компенсации, Зарки переехали в столицу их Галактики Далларкан.

Харад пошел в школу со спортивным уклоном, а потом, когда родители поняли, что парню очень хорошо дается макротрансконфигурация, его отправили на собеседование в один из лучших в их Галактике эмтэ-колледж. И Харад поступил. Закончив его с отличием, он прошел и в ИАМ.

– Знаешь, Мили, я поклялся себе, что не умру до тех пор, пока не положу их ровно миллион.

У Милеи округлились уже порядком окосевшие глаза.

– Ты что, серьезно?

– Конечно, – кивнул Харад. – Вот смотри. Я все посчитал. Пятьсот лет – это порядка ста шестидесяти восьми тысяч дней. Так? Убираем семь-восемь тысяч дней на всякое детство, учебу, стажировку и прочее. Получается что-то около ста шестидесяти тысяч дней. Если я в течение этих ста шестидесяти тысяч дней буду убивать по шесть-семь тварей ежедневно, то миллион я наберу.

– Ха! Ты хоть представляешь каково это – хотя бы одного вампира убить?

– Нет. Но не боги горшки обжигают. Их убивают такие же ребята, как и мы, только обученные, опытные и тренированные. Десятками.

Вечер затянулся.

Харад Зарк был отличным свойским парнем. Веселый, ироничный, с великолепным чувством юмора. Но, самым главным для Милеи было то, что он являлся ее единомышленником и мечтал о службе на благо Империи. Зарк, как и она, жил только этим. Дышал. И не представлял себе иной судьбы, кроме поприща высшей боевой макротрансконфигурации. А еще он не смеялся над ней, как все остальные, и вполне серьезно относился к ее мечте. Единственный. Мили была безумно благодарна ему за это.

Под конец их веселого вечера, когда была выпита не одна кружка гномьего эля, Харад отправился вместе с Милеей назад в Академию. В следующий раз он пообещал сводить ее в «У осипшего петуха».

Милее вдруг пришло на ум, что кто-кто, а Харад точно сгодился бы через три-четыре года в прототипы Гаройна. Именно таким, как Зарк, Мили и представляла себе своего героя.

***

Его Императорское Величество Вилеорн Виер стоял у огромного панорамного окна в Триальском дворце – главной императорской резиденции.

Несмотря на потрясающий по своей красоте вид, во взгляде Повелителя не было даже малейшей искры радости. Он знал, что его ждала работа. Тяжелая, беспросветная, изнуряющая работа в поисках средства спасения Империи, которую тысячелетиями выстраивали его предки.

Его Величество происходил из рода демонов-правителей Виеров. Судя по его внешнему виду, выдающему возраст с головой, а также отсутствию у Императора жены и наследника, не трудно было определить, что его род вряд ли продолжится.

Больше полусотни галактик с сонмами населенных миров, которыми он управлял из столицы Империи Триала, не сразу оказались под его протекторатом. Они присоединялись постепенно. Сначала Триал объединил миры внутри Андромеды, потом примкнули восемнадцать соседей из местной подгруппы галактик. Затем в Империю влился Млечный путь со своими двенадцатью спутниками и, наконец, Треугольник сотоварищи. Это происходило потому, что все его родственники Виеры умирали, не оставляя после себя потомства.

Вилеорн никогда не проводил захватнической политики, просто временное руководство оставшихся без монарха систем понимало, что: либо они переходят под покровительство ближайшего Виера, либо их государство рушится в пламени междоусобных войн. Без переходных кристаллов, заряжаемых подвластными только Виерам драконами, народы оставались привязанными к своим звездным системам. Желающих отколоться и начать самостоятельную жизнь не было. Слишком сильна была экономическая интеграция в выстроенных демонами-правителями государствах. Это понимали как сами Виеры, так и народ. Скатываться в темные века с привязкой только к родной планетарной системе не хотелось ни власть предержащим, ни простым обывателям. Поэтому звездные миры просились под крыло очередного Виера до тех пор, пока не остался только один из них. Последний.

Общее объединение всех галактик местной группы завершилась около тысячи трехсот лет назад, и вся полнота ответственности легла на Вилеорна. Он тащил на себе без преувеличений колоссальнейшее бремя, пытаясь не только сохранить всю эту махину, но и улучшить в меру своих возможностей.

Самым важным достижением в своей жизни Император Вилеорн считал искоренение коррупции.

Выстроенная им система контроля за имперскими чиновниками действительно была просто потрясающей.

Степень овладения макротрансконфигурационными способностями в Империи подразделялась по шкале от одного до двенадцати, а государственный пост изначально могло занимать только существо, владеющее макротрансом не ниже шестого ранга. Эмтэгры седьмого ранга раз в год проводили ментальную проверку на мздоимство у шестых. Седьмых, в свою очередь, проверяли эмтэгры следующей восьмой ступени. Если эмтэгр любого уровня нарушал закон и хотел подкупить своего проверяющего, то тому уже необходимо было подкупить вышестоящего и так далее до самого Совета Высших Эмтэгров – так называемых «двенадцатых».

Чиновника не увольняли с должности, пока он не проходил выпускную проверку и не доказывал, что чист перед бюджетом Империи как слеза младенца. Степень ответственности перед законом за поборы была прямо пропорциональна объему присвоенных средств и эмтэ-рангу чиновника. Умыкнуть казенные денежки по-тихому было просто нереально и бессмысленно. Все равно станет известно сколько взял и куда дел. И, кроме увольнения или острога, грозила еще и конфискация имущества. Всего. Полностью. Поэтому у чиновников смысл воровать у государства исчез как таковой. А платили на госдолжностях хорошо.

Проверку эмтэгров двенадцатого уровня проводил лучший друг Императора – глава Совета Высших Эмтэгров лорд Эрхион Эрден. Собственно, лорд Эрден только потому и занимал должность главы СВЭ, что раз в год проводил тест на лояльность Империи у высших «двенадцатых» эмтэгров. Перед его способностями были бессильны самые могущественные из них. «Собеседование двенадцатых» было окончательным актом проверки имперских чиновников «на лихоимство». В течение последних девятисот семидесяти трех лет ее никто из «двенадцатых» не проваливал. Для них для всех без исключения наказанием за коррупцию была смерть.

Всеми остальными эмтэ-делами Империи Совет занимался без ведома Эрдена. У каждого «двенадцатого» был свой участок, который он контролировал в качестве высшей инстанции. Если случалось что-то сверхэкстраординарное, затрагивающее политическую сферу – эмтэгр напрямую шел к Императору.