Жизнь продолжается

Какое-то время ехали молча. Климу показалось, что девушка задремала, и он искоса разглядывал ее миловидное лицо, длинные русые волосы, ладную фигуру.

– А знаешь, какой мой любимый фильм? – вдруг промолвила она, – «Шервудские зонтики»! Мы с мамой его множество раз смотрели, там музыка такая…

Клим с трудом подавил усмешку.

– Вообще-то фильм называется «Шербургские зонтики». А Шервудский – это лес, где живет Робин Гуд.

– А, ну да, точно! Я все время путаю. Шербург – Шервуд, Робин Гуд – Робин-Зон, Бабель – Бебель… А знаешь, я Бабеля читала, – с гордостью заявила девушка.

– Ну и как, понравилось?

– Если честно, не очень, – хихикнула она, – слушай, что это мы все обо мне, да обо мне. Расскажи ты что-нибудь.

– Что тебя интересует? Готов ответить на все вопросы по всей строгости закона, – пошутил Клим.

– А куда ты, вообще, едешь?

– Вообще, у меня отпуск. Вот, еду на юг, найду какой-нибудь тихий поселок на побережье, сниму комнату у какой-нибудь старушки-гречанки, чтобы готовила вкусно, и буду целыми днями «погружаться». У меня полный багажник всякого снаряжения. « Слушай, а давай со мной», – чуть не вырвалось у Клима, но он во-время прикусил язык.

– А я не люблю плавать. – Клим бросил на девушку удивленный взгляд. – Однажды в детстве чуть не утонула, так с тех пор плаваю только так, чтобы ногами дно чувствовать, – пояснила она. – Слушай, ты можешь остановить, мне надо… ну, ты сам понимаешь.

– Нет проблем, – Клим проехал еще метров 200, когда увидел едва различимую в темноте тропинку, уходящую в придорожную рощу.

Девушка выбралась из машины. Клим какое-то время видел ее белую майку за ветвями деревьев. Когда она вернулась, он вылез из машины.

– Пойду тоже прогуляюсь, – проговорил он, разминая ноги. Углубляясь в рощу, Клим думал, что как-то странно все это. Он никогда не брал попутных пассажиров, а уж молоденьких девушек – тем более. Да и девушка какая-то странная – вроде, простушка с виду, а в глазах лукавство и проницательность.» Вот сейчас угонит машину, пока я тут брожу по кустам», – промелькнула у него тревожная мысль.

Вернувшись, он обнаружил машину на прежнем месте, целой и невредимой и устыдился своих беспочвенных подозрений.

– Слушай, а тебя как зовут? Мы ведь даже не познакомились, – спросил он, устраиваясь в салоне машины.

– А зовут меня А-нас-та-си-я, – протянула девушка, – но не Настя, ни в коем случае!

– А как же? Ася?

– Нет, не Ася, а Стаси, – моя мама выступала в оперетте. Спасибо, хоть Сильвой меня не назвала.

– А ты знаешь, что означает твое имя? – Клим решил блеснуть эрудицией.

– Да уж, знаю! Все такие умники, просто из штанов выпрыгивают, чтобы просветить меня по этому поводу, – с непонятным раздражением парировала Стаси.

– А права водительские у тебя есть? – как-бы между прочим поинтересовался Клим

– Прав у меня нету, бесправная я. Но машину водить умею. В прошлом году мы с мужем вот так же ехали на юг, так он вел днем, а все ночи за рулем я была. Прикольно было.

«Значит муж, все-таки имеется…» подумал Клим, испытывая при этом непонятное разочарование.

– Ну, а тебя-то как зовут?

– Я Клим.

– Клим, значит… Самгин… Редкое имя.

– Так ты, я вижу, кроме Бабеля, еще и Горького читала, – констатировал Клим, – какая начитанная попалась! Ну и как, Горький тебе больше Бабеля понравился?

– Представь себе! Особенно «Легенда о Марко», – и Стаси нараспев начала читать стихи, – В лесу за рекой жила фея…

Клим слушал в пол-уха, погрузившись в свои мысли. Что-то невероятно притягательное было в этой девушке, такая открытость, простота в общении, что возникало ощущение, будто знаком с ней сто лет. Красавицей ее не назовешь, но море обаяния, какая-то утонченная изысканность.

– Вот, слушай, я на днях такую сцену наблюдала, обхохочешься, – продолжала болтать Стаси, повернувшись на сиденье лицом к водителю и поджав под себя ногу. Похоже, история про фею уже закончилась. Клим, мельком взглянув на нее, вдруг с поразительной реальностью ощутил вкус ее поцелуя. Представил, как податливы должны быть ее губы, как отвечают они на нежное давление его рта…

– Послушай, – перебил он девушку, повернувшись к ней, – а может…

Вдруг, что-то ударилось о бампер машины. Клим автоматически нажал на тормоз. Визг шин слился к вскриком девушки, ударившейся плечом о. переднюю панель. Они оба выбрались из машины посмотреть, что это было. У обочины позади машины лежал сбитый заяц. Стаси стояла над трупом животного, потирая ушибленное плечо. Клим чувствовал себя отвратительно, глядя на убитого им несчастного зайчишку.

– Может, похоронить его? – неуверенно промямлил он.

– Еще чего! – возмутилась девушка, – чтобы червей кормить? Знаешь, сколько тут всяких голодных тварей ходит, пусть лучше они подкрепятся. Или кто-то из проезжающих мимо заметит. Подберут и сделают рагу из зайчатины. Знаешь, как вкусно?! Я пробовала!

Клима удивила и покоробила ее черствость и чрезмерная практичность. Хотя, с другой стороны, может, она и права. Чего добру пропадать, пусть хоть какая-то польза будет от этого наезда.

– Ладно, поехали уже, – поторопила его Стаси, – холодно тут…

Разговаривать не хотелось. Был тот волшебный предрассветный час, короткий промежуток между ночью и утром, когда все выглядит призрачным и нереальным. Туман окутывал деревья, лежал бело-серым покрывалом на спящих еще полях. Клим сосредоточенно смотрел на дорогу, мысли о девушке не выходили у него из головы. Кто она, что делала там на обочине, как оказалась там? Зачем судьба свела их, может, в этом есть какой-то скрытый смысл?…Перед его внутренним взором вдруг возникло видение – Стаси в его рубашке с закатанными рукавами, надетой на голое тело, плавно снует по кухне, готовит ему утренний кофе. Картинка была такой реальной, что он до скрежета стиснул зубы. Подавив вздох, он услышал, как девушка напевает под радио.

– Шансоньет-ка, Заведенная юла… – она пела сначала тихо и нерешительно, но потом все громче и увереннее. Это было так заразительно, что Клим не выдержал и тоже начал подпевать, выстукивая ладонями ритм на рулевом колесе – Выгорает до окурочка… Ду-роч-ка…

– Голос у меня от мамы, – проговорила Стаси, когда песня закончилась. – А вот характер… Характер точно папин. Слушай, ты можешь меня тут высадить, – без всякого перехода попросила она, указав рукой на обозначение какого-то поселка.

– Ты уверена? -спросил Клим, не зная, чтобы такое придумать, чтобы ее удержать.

– Более чем, – Стаси вытаскивала из рюкзака курточку. – Ладно, бывай! И спасибо тебе… – бросила она, выбираясь из машины.

Клим медленно поехал прочь, втайне надеясь, что она передумает. Он с тоской смотрел в зеркальце заднего вида на уменьшающуюся, растворяющуюся в тумане фигурку. И в тот момент, когда она совсем исчезла, он, резко снизив скорость, развернулся и поехал в обратном направлении… «та-да- – та-да-дам, та -та-да-да-дам…«что-то в твоих глазах так призывало,.что-то в твоей улыбке так возбуждало, что-то в моем сердце говорило мне, что ты будешь моей!»

.

Путешествуя по реальностям

Я медленно поднимался по лестнице на четвертый этаж, распираемый противоречивыми чувствами – вины, досады, раздражения. Конечно, наша вчерашняя ссора с Егором была не первой и, увы, не последней за долгие годы нашей дружбы. В школе мы оказались за одной партой и однажды он надавал мне тумаков, когда я без спроса воспользовался его резинкой-стирачкой. В ответ он получил от меня подзатыльник, и на перемене мы не на шутку сцепились; итогом драки был оторванный карман на моей рубашке, и надорванный рукав на его. На следующий день он, как ни в чем не бывало, поджидал меня на перекрестке, чтобы вместе продолжить путь в школу. Мы оба были очень упрямыми, вспыльчивыми и отходчивыми, время и возраст ничего тут не изменили. Сейчас, конечно, наши разногласия решаются более цивилизовано, мы научились обходиться без порчи одежды и членовредительства, но, по сути, все осталось, как и двадцать лет назад. Итак, наутро после вчерашних жарких дебатов, я поднимался к нему, вроде как с трубкой мира в руках и двумя банками пива в кармане. Я позвонил, дверь открылась почти сразу, что было хорошим признаком – по крайней мере, друг избавил меня от нудных выяснений, кто я такой и зачем приперся. Я поднял глаза и увидел в дверях девушку с ручной кофемолкой в руках. Она была босиком, в черных лосинах до щиколоток и какой-то легкомысленной майке.