Непотопляемый. Рассказы

Непотопляемый. Рассказы
Елена Батмазова

Что если бывший член преступной группировки из Екатеринбурга столкнется со своей тенью на Сицилии? Что если журналистка из России отправится в Германию и узнает шокирующую тайну о своей семье? Что если два недруга из-за непогоды застрянут на высокогорном плато Кавказа и будут вынуждены спасать друг друга? Что если однажды ты проснёшься другим человеком? Люди из разных стран с различными взглядами, культурным и социальным бэкграундом волей судьбы попадают в ситуацию, которая меняет их привычные жизненные шаблоны.

Елена Батмазова

Непотопляемый. Рассказы

Поздний ужин в Шарлоттенбурге

"Мщению и позору хотим мы предать всех, кто не подобен нам" – так клянутся сердца тарантулов.

    Фридрих Ницше

Берлин накануне Рождества. Хмурый дождливый город спасали от вселенской тоски только красочные ярмарки с морем огней, глинтвейном и сияющим колесом обозрения на Александрплац. Из этого диссонанса рождалась какая-то странная красота, совершенно не объяснимая словами, балансирующая на грани между радостью и грустью. Серая мантия дождя городу была к лицу, и служила декорацией, на фоне которой происходило вот что: молодая женщина обессиленно прислонилась к грифельной стене дома по улочке Ксантенер Штрабе в районе Шарлоттенбург-Вильменсдорф. Ее белокурые волосы, пропитанные влагой, свисали сосульками, изморось нанизывала едва различимые прозрачные бусины на ресницы. Час назад она выскочила из подъезда солидного дома послевоенной постройки за несколько кварталов отсюда и долго блуждала по мокрым улицам, пытаясь найти дорогу к отелю, все время сбивалась с пути, сворачивала не туда.

То, что сейчас происходило, нельзя было отнести к ее личной трагедии. Это случилось давным-давно в каком-то параллельном мире с другими людьми. Иной на ее месте просто пережил бы ощущение сенсации, но для мокнущей под берлинским небом женщины эта история переворачивала с ног на голову все представления о логике жизни, о правильности избранных способов мышления, о рамках и границах, которых нет и которые существуют только в нашем воображении.

На площади Жандарменмаркт возле Берлинского драматического театра вспыхнули колючие многоконечные звезды, венчавшие макушки белых рождественских шатров с сувенирами и лакомствами. Над Бранденбургскими воротами колесница богини победы, непредсказуемой и воинственной, летела прямо сквозь мрачные мохнатые тучи, а за нею все гуще пылила ночь. Этот город, не подсвеченный снегом, прекрасный и чужой, стал местом откровений, от его громкого шепота хотелось заткнуть уши руками.

В ресторане на углу Ксантенер Штрабе зажгли пестрые витражные люстры-абажуры в стиле «тиффани». Женщина отлепилась от стены и направилась в сторону светящихся окон. Там ее ждали.

* * *

Бокал с шардоне был слегка запотевшим, ледяным на ощупь, и, если смотреть сквозь хрупкость стекла на прозрачные стены аэропорта Внуково, вино казалось слегка разбавленным морозной вечерней синевой. Именно этим и занималась темноволосая молодая женщина в джинсах, уггах и сером свитере, сидевшая в полупустом ресторане вдали от стоек регистрации: разглядывала мир сквозь бокал шардоне. Стекло и металл окружающего пространства. Официанта, протиравшего соседний столик. Быстро приближающуюся женскую фигуру, слева от которой бодро бежал, шевеля колесиками, пластиковый черный чемодан с матрешкой на крышке. То есть, меня. Кристину. И она увидела то, что должна была увидеть: мне невыносимо скучно. Вы, наверное, думаете, что шла я с кислым лицом? Ха-ха, ну кто же отправляется в отпуск, в рождественскую Европу, с подобной физиономией? Нет-нет, у меня было весьма приподнятое настроение, которое я собиралась приподнять еще сильнее при помощи бокала какого-нибудь там мерло или кьянти. Но мне было скучно, это факт. Что видели окружающие, когда я шла по аэропорту? Девушку славянского типа, с голубыми глазами, светлыми волосами, колосящимися сложной косой, в красной куртке Bosco Sport с надписью Russia на рукаве… ну, и как уже было сказано, с румяной матрешкой на чемодане. Думаю, начни я сию минуту распевать русские частушки, никто бы, пожалуй, сильно не удивился, а иностранцы приняли бы это действо за некий перфоманс, устроенный пиарщиками аэропорта. Советская школьница Катя Лычёва, осуществляя исторический визит к американцам в 1986-ом, не могла бы принарядиться лучше. Ну, а я решила привнести немного лубочной славянской культуры на территорию несостоявшихся арийцев. В тот момент я почему-то была твердо уверена в том, что мне не хватает приключений, а им, с их «арбайтен унд дисциплинен» – впечатлений. Кто же знал, что хрестоматийная мудрость «бойтесь своих желаний – они могут исполниться», сработает так буквально…

Любительницу шардоне в сером свитере звали Ольга. Моя подруга. Мы обнялись, и тут надо отметить первую, еще не заявившую о себе в полный рост, сложность этого берлинского вояжа: в ребра Ольги острым углом уперся предмет, зажатый у меня под мышкой.

– Что это у тебя? – спросила Ольга и потянула на себя плоский квадратный объект, завернутый в серебристую бумагу. – Картина?

Я кивнула.

– Картина. Но больше похоже на геморрой.

– Моя тетя страдает геморроем, так что, поверь, он выглядит по-другому, – усмехнулась Ольга. – Это подарок кому-то?

Я помедлила с ответом. Честно говоря, я и сама не знала, какого черта на мою голову свалился этот багаж. Накануне поездки дед попросил навестить его. В гости я заходила с тортом «Прага», а вышла уже с этой странной картиной, которую обязалась доставить по неизвестному мне берлинскому адресу неизвестной немецкой женщине с неизвестной целью. Официальная версия звучала так: друг деда, художник Аркадий Фомич, не на шутку занемог и, имея многочисленных друзей по всему миру, решил разослать им на память о себе некоторые из своих работ. И, поскольку уж Кристина в любом случае едет в Берлин, то почему бы ей не передать презент лично в руки адресату? Ну да, все так и было. Вот вы бы нашли, что возразить любимому деду, который всегда был негласным авторитетом, человеком, с мнением которого вы волей-неволей соизмеряли свои поступки и решения? Я не нашла. Хотя вся история с передачей картины казалась мне чем-то высосанным из пальца, особенно, когда я увидела, что на ней изображено…

В общих словах я поведала об этом Ольге. Она немедленно захотела посмотреть, но я пообещала показать в отеле, после того, как куплю новую упаковочную бумагу.

Официант поставил передо мной бокал кьянти.

– Хорошо, но это же никак не должно помешать нам? Ты знаешь адрес, по которому нужно доставить картину? – сказала Ольга.

– По месту работы, – я потыкала в кнопочки смартфона. – Аксель Шпрингель… Адрес… Это по-немецки, вот, посмотри: Axel-Springer-Stra?e 65.

Ольга посмотрела излишне пристально и уточнила:

– А звать?

– Марта Нойманн.

– Марта Нойманн?

– Да.

– Марта Нойманн?

– Ну да.

– То есть ты хочешь сказать, что немку, которой ты везешь картину, зовут Марта Нойманн и работает она прямо-таки в Аксель-Шпрингель? Чья дочерняя компания до недавнего времени издавала русский Forbes?

– Ммм… видимо, да.

– Марта Нойманн?

– Да, блин, Марта! Нойманн! – вскричала я, подозревая, что это уже пятый бокал шардоне, который выпила Ольга в ожидании меня. – Почему ты постоянно повторяешь это имя?

Ольга отхлебнула еще вина. По правде сказать, это был всего лишь первый бокал, но после услышанной информации он показался ей казался почти пятым. Это она озвучила чуть позже.

– Марта Нойманн… – решилась, наконец, объяснить Ольга.

– Что?! Опять?

– Послушай. Марта Нойманн – это та самая стерва, которая в прошлом году устроила антипиар Российской Федерации. А наш главный редактор получил от руководства по шее за то, что так любезно привечал ее в информагентстве.

Я наморщила лоб и утопила взор в рубиновом кьянти, словно оттуда, со дна бокала, мог всплыть образ загадочной Марты Нойманн. Тут до меня дошло:

– Эмм… Железные дороги… Путешествие из Петербурга в Москву…

– Именно, – хлопнув ладонью по столу, сказала Ольга. – Это она.

Я ошарашенно откинулась на спинку кресла. Ольга достала планшетник.

В ходе дальнейшей беседы, прерываемой поисковыми запросами в Google, удалось пролить немного света на темную личность госпожи Нойманн и восстановить хронологию ее скандальных взаимоотношений с Российской Федерацией.

Журналист и писатель Марта Нойманн родилась в столице Германии в 1961 году, незадолго до возведения стены. Ее детство, отрочество, юность прошли в Западном Берлине «на фоне позорной демаркационной линии, кроваво разрубившей живой организм города надвое», как писала госпожа Нойманн в своих воспоминаниях. Окончив университет, она поступила работать в газету, обнаружив литературные способности и склонность к производству серьезных аналитических материалов. Работала специальным корреспондентом во Франции, Англии, Израиле. Написала несколько книг, посвященных межкультурным коммуникациям и ментальности европейских народов. В последние годы публиковала статусные передовицы в Die Welt и преподавала журналистику в немецких университетах. Пару лет назад одна общественная российская организация, спонсируемая группой бизнесменов-либералов, предложила Марте Нойманн принять участие в большой культурологической программе при поддержке Представительства Евросоюза. Целью программы было разъяснение россиянам европейских ценностей и образа жизни, развитие туризма, повышение интереса к зарубежному образованию. Словом, типичные межкультурные коммуникации, в которых так поднаторела госпожа Нойманн. Целый год она металась на «Сапсане» между Москвой и Санкт-Петербургом, читая лекции в учебных заведениях обеих столиц. Иногда, впрочем, брала билеты в плацкарт на обычный не скоростной поезд. Самолетами практически не пользовалась. Как выяснилось позже, на то был свой резон.

– «Если хотите лучше узнать русских, отправляйтесь вместо аэропорта на железнодорожный вокзал, купите билет на поезд до самой далекой точки на карте, на какую только сможете решиться как путешественник. С каждым преодоленным километром пространства эта поистине необъятная страна будет открываться вам в ракурсе, который вы никогда не увидите из иллюминатора самолета, особенно если летаете бизнес-классом. В моем случае из-за плотного рабочего графика это было всего лишь путешествие из Петербурга в Москву, однако, как заметил еще в 18 веке русский писатель Александр Радищев, и этого вполне достаточно, чтобы сделать выводы о царящих здесь нравах и тяжелой экономической ситуации…» – вслух читала Ольга перевод статьи Марты Нойманн.

– То есть она с улыбкой приходила на лекции. Получала за это огромные гонорары. Жила в лучших отелях. Подсаживалась в поездах к ничего не подозревающим людям, рассказывая о том, как ей здесь нравится, а сама в это время… – комментировала я.

– А сама все это время писала вот этот вот опус, – подтвердила Ольга.

Итак, «с каждым преодоленным километром пространства этой поистине необъятной страны» риторика Марты Нойманн звучала все более неприязненно. «Сапсан», писала она, этот стремительный поезд, названный в честь сокола (а соколиная охота, как известно, любимое развлечение русской аристократии), на самом деле довольно плохо вписывается в российскую действительность. Ведь построен он немецкой компанией Siemens и рассчитан на современную высокотехнологичную инфраструктуру, которую русские до сих пор не в состоянии создать, как и обеспечить безопасность пешеходам. Сегодня «Сапсан» превратился в поезд-призрак, который возникает внезапно и бесшумно, обдавая пространство мощной воздушной волной, которая сбивает людей с ног, затягивая их под колеса. За годы эксплуатации «Сапсана» в России никто так и не озаботился тем, чтобы построить нормальные пешеходные переходы, организовать систему светового и звукового оповещения, предупреждающую о приближении экспресса…

– Дело, видишь ли, в том, что на одной из презентаций Марта Нойманн познакомилась с главным редактором нашего информагентства и смогла втереться к нему в доверие. Он пригласил ее на пресс-конференцию Российских железных дорог и представил одному из топ-менеджеров. Она долго восхищалась тем, как организовано железнодорожное сообщение в нашей стране, топ-менеджер размяк, отвечал ей на все вопросы, наболтал лишнего… – пояснила Ольга.

Этот самый топ-менеджер РЖД был выведен в очерке в самом неприглядном свете: в его ответах немецкой журналистке слышалось лукавство, а глаза он постоянно отводил в сторону.