Коло Жизни. Средина. Том первый

В зале маковки четвертой планеты стало ноне много светлей. Четвертая планета, как и многое иное, что окружало землян, днесь имела величание. И это величание также многажды размножилось (как и все чего касались мысли людей): Красный Гор, Куджа, Мангал, Лахитанга, Нергал, Веретрагной, Вархран, Бахрам, Арес, Марс, Орей, Яр.

Связывая эту планету с Богом Войны, кровожадным, злым, аль вспять могутным, люди вкладывали в данное именование или свой страх, или уважение… почтение… у кого как. Одначе, как и сама планета, так и находящаяся на ней маковка с обитающими там живыми созданиями и Богами, совсем теми мыслями и названиями не интересовалась. Их если, что и занимало, так столь долгий, протяжный срок, меж жизнью Есиславы и нынешним временем, в котором Крушец так и не вселился в плоть… то ли испытывая, таким образом, терпение Родителя, то ли ища что-то надобное токмо ему одному.

Меж тем в большой четырехугольной зале с зеркальными стенами, и ровным сводом нынче не зрелось фиолетовой его поверхности. Долгие полотнища ярко желтых пузырчатых облаков плотно затянули потолок по всему полотну и насыщенно освещали поигрывающей зябью мерцания само помещение. Своим легчайшим покачивание, пучащихся по всей глади объемных пузырей, они придавали и черному полу густое волнение, словно по той глади перемещались крупные пежины света, изменяя собственный цвет на нем в серые полутона. Облака с особой лучистостью отражались от зеркальных стен и колыхались в поверхности тахты поместившейся посередь залы.

Все это зябкое шевеление и насыщенность, вроде дневного света, располагала к покою. Не то, чтобы к сонливости, но, однозначно, к умиротворению… К состоянию, когда наслаждаясь степенно льющимся теплом и сиянием, можно, задумавшись, отвлечься от своих обязанностей, огорчений, а может и горестей. Эта несколько необычная для мрачных помещений Димургов обстановка была создана Вежды нарочно для Седми… Седми, первой лучице, за которую он соперничал и Зиждителя которого любил, может даже сильнее младших Димургов.

На широкой, низкой тахте без спинки и подлокотников, напоминающей слегка вдавленное в центре дно озера, покрытой сверху глянцевитой, рыже-огнистой тканной полстиной, подстраивающейся под изгибы фигуры возлежащего на ней, поместился Седми. Он, как и положено, лежал на тахте на боку, чуть-чуть прикрыв очи, впрочем, оставив тонкие щели, сквозь кои просачивался сероватый туман его мышастых очей.

Бог был высоким, сравнительно худощав, узок в плечах и талии. Однако, вместе с тем Седми имел идеально правильной формы тело, руки, ноги и голову. Сквозь тонкую-претонкую, молочно-белую кожу заметно проступали оранжевые паутинные кровеносные сосуды, ажурные нити кумачовых мышц и жилок. А сама кожа подсвечивалась золотыми переливами света. На красивом, с прямыми границами и вроде квадратной челюстью, лице, находился вздернутый с выпяченными ноздрями нос (сказывающей о порывистости и своеволии его носителя), кораллово-красные с полной верхней и тонкой нижней губы, едва прикрытые прямыми, пшеничными волосками усов. Такими же пшеничными, короткими, прямыми были волосы Бога и борода. Замечательными смотрелись глаза Раса, со слегка приспущенными веками, по форме напоминающими треугольник, где радужки также имели вид треугольника, цвет каковых менялся от блекло-серого до мышастого. Порой радужная оболочка и вовсе становилась темно-мышастой, аль почти голубо-серой с синими брызгами по окоему, смотря по настроению Седми. В мочке левого уха Раса мерцали махие капельки бледно-синего сапфира усыпающие ее по всему окоему. Обряженный в долгое серебристое сакхи, весьма просторное и словно снятое с чужого плеча, по подолу и окоему рукава усыпанное крупными сине-марными сапфирами, Седми ноне выглядел вельми бодрым. Несомненно, так сказывалась забота Вежды и всех тех существ, что наполняли маковку и были призваны исполнять повеления, некогда выданные сынам Господом Першим.

Зеркальная стена внезапно пошла подвижной малой рябью и из нее выступил, войдя в залу Вежды. В отличие от Раса Димург казался не только высоким, но и крепким в стане и плечах, про которого можно было сказать «статный Зиждитель». Его черная кожа, как и у иных Богов, отливала золотом, и сквозь ее тонкую поверхность инолды проглядывали оранжевые паутинные кровеносные сосуды, еще более ажурные нити кумачовых мышц и жилок. Покато-уплощенной смотрелась голова Бога, поросшая мельчайшими, точно пушок завитками курчавых черных волос. Прямоугольной формы лицо Димурга с четкими линиями, где в целом высота превосходила ширину, завершалось угловатым острием подбородка. Тонкими, дугообразными были брови Господа, крупными с приподнятыми вверх уголками темные глаза, широким и с тем несколько плоским нос, а толстые губы изредка озарялись почти рдяно-смаглыми переливами света. У Вежды, как почти и у всех других Димургов, не имелось волосяного покрова на лице.

Старший сын Господа Першего был одет в красную рубаху и укороченные белые шаровары, на бедрах и щиколотке собранные, точно под резинку. Стан Бога стягивала золотая бечевка в тон тонкой кайме украшающей подол, проемы рукавов до локтя и горловину рубахи. Золотыми казались и сандалии обутые на ноги, сомкнутые по всей подошве, с загнутыми носами, и укрепленные на лодыжках златыми тонкими ремешками. Удивительным смотрелся венец Зиждителя, где по коло головы пролегал широкий белый обод твореный из серебра и напоминающий мельчайшие переплетения тончайших волосков шерсти. От того обода вверх поднимались три широкие платиновые полосы, основу коих составляли нити один-в-один, как паутинные волоконца сходящиеся на макушке и единожды окутывающие всю голову. Из навершия тех полос ввысь устремлялся узкий, невысокий столбик на коем располагался схожий с человеческим, глаз. Окутанный багряными сосудами и белыми жилками с обратной стороны, впереди он живописал белую склеру, коричневую радужную оболочку и черный ромбически-вытянутый зрачок. Глаз представлял собой сплюснутый сфероид, каковой иногда смыкался тонкой золотой оболочкой, вроде кожицы, подобием двух век сходящихся в центре едва зримой полосой.

Как и иные Димурги любившие украшения, Вежды был роскошно ими увенчан. Серебряные, платиновые и золотые браслеты поместились на его руках от запястья вплоть до локтя, крупные перстни на перстах, широкая плетеная в несколько рядьев серебряная цепь на шее. Серьги и проколы усыпали мочки и ушные раковины Господа, где мерцали крупные камни василько-синего сапфира и фиолетового аметиста. Не менее крупные почти черные сапфиры по уголкам прихватывали очи Вежды, самую малость делая их раскосыми.

Зиждитель, войдя в залу, недовольно оглядел ее, и, остановившись взором на лице Седми, слышимо вздохнул. Еще толика того негодования и черты лица его также резко сменили досаду на благодушие. Димург с теплотой прошелся взглядом по всей покоящейся фигуре брата, и, двинувшись к тахте, негромко молвил своим бархатистым баритоном:

– Крушец вселился.

– Вселился!? Когда? Кто? – несмотря на присущую Богам медлительность торопко выдохнул Седми и широко раскрыл очи, где треугольной формы радужки мгновенно приобрели голубо-серый с синими брызгами по окоему цвет.

Он также резво приподнялся с тахты, и, облокотившись о ее поверхность локтем, подпер ладонью голову.

Вежды между тем рывком очертил правой рукой вкруг себя коло, и этим мановением придал движения раскиданным по полу залы небольшим пухлым комам желтоватых облаков. Комы срыву дернувшись, в доли мига свились позади Господа в единое, мощное месиво с устремлено-усеченным навершием. Димург медлительно опустился на тот огромный клуб облаков, махом вогнувшийся и принявший облик кресла, с удлиненным ослоном, ровным сидалищем и пологими облокотницами.

– Давеча, – нескрываемо расстроено произнес Вежды, пристраивая руки на локотники. – Родитель сообщил, что малецыку, наконец, удалось скинуть с себя нимб, а после он вселился. Ну, надо же какой упрямец… Все это время в мироколице настойчиво с себя пытался скинуть нимб. Да и вселился, уже в ребенка… По-видимому, это все же его способности, потому как Родитель из кодировки сие убрал. Такая неприятность, такая…

– Что неприятность Вежды? – не менее беспокойно вопросил Седми и на лице его заплясали огнями рдяные искры, точно жаждущие вспламенить саму кожу.

– Вселился даже не в младенца, – хрипло продышал Димург и сызнова вздохнул так, что тотчас затрепетала материя его одежи, и качнулся глаз в навершие венца, враз сомкнув и разомкнув веками. – А в ребенка. Помнишь, я повелел оставить чадо в живых. Бесицы-трясавицы еще сказывали, что у него вельми плохое здоровье? – Седми легохонько пожал плечом, будто двинув его вперед, тем выражая, что не припоминает. – Ну, не важно, – продолжил толкование Вежды, и, подняв руку с облокотницы, огладил перстами грань подбородка. – Я, зато, помню. Все никак не мог решить, как поступить. И надо же именно в него… Тогда Трясца-не-всипуха еще докладывала, что объем мозга у рожденного ребенка достаточно большой, а в целом все органы слабые, по кодовое развитие дало и вовсе не благоприятный исход. А я пожалел. Подумал, скольких уже отбраковали, этот пусть живет. А малецык точно того ждал… Неприятность какая… Родитель потребовал прислать отображение и обозрение по ребенку, представляю, как теперь будет на меня негодовать. Одно радует, что мальчик.

– Мальчик, – много бодрее отозвался Седми, дотоль явно сопереживая волнению Димурга, и благодушно улыбнулся. – Хоть, это благо, что мальчик. Жаль, конечно, что в слабой плоти, но может поколь следует изъять, и бесицы-трясавицы поправят плоть?

– Нет, – ответил Вежды и с особым волнением провел перстами по подбородку, вспенивая на нем прямо-таки всполохи золотого сияния, поедающего всю черноту кожи. – Родитель запретил. Сказал, что Крушец был в мироколице достаточно бодр, любопытен и скор. Сбоев за время движения не выявлено, даже не наблюдалось нечастых скачков, только желание сбросить нимб. Малецыку удалось разумно распределить накопленное за жизнь Есиславы, и посему ноне зримы формирования конечностей, и началось построение самого естества, покуда только начальный этап. Поэтому сейчас действуем, как замыслил Родитель, проявляем не вмешательство, только незримую заботу и поддержку. Не знаю, как на это не вмешательство отреагирует Крушец, ведь не зря так долго не вселялся, тянул до последнего.

Вежды замолчал и пронзительно воззрился на лежащего несколько диагонально Седми. И тотчас темно-бурая радужная оболочка с вкраплениями черных мельчайших пежин, не имеющая зрачков, в обоих глазах Господа, на доли мига точно сошлась в единую точку и погасла. И на Раса глянула желтовато-белая склера, сделавшая и само лицо Вежды на те мгновения безжизненно-потухшим. Димург явно прощупывал Седми, ибо как старший мог сие мягко и незаметно проделывать, особенно, коль младший находился без венца.

– Сейчас придет Кукер и все обстоятельно нам расскажет, – пояснил Вежды, возвращая своим глазам положенный вид. – Уж я не стал вызывать Трясцу-не-всипуху, повелел мальчику все выяснить и прийти обсказать. Да послал Отцу сообщение, чтобы прислали сюда марух Мора и иные надобные существа по общему догляду за Крушецом.

– Ты Отцу сообщил о Крушеце? – поспрашал Седми и просиял улыбкой, со зримой теплотой припоминая Першего.

Димург мотнул головой, его рука, дотоль оглаживающая подбородок, резко дернувшись, соскользнув вниз, перстами проехалась по цепи огибающей шею. Большой палец Бога, словно запав, зацепился своим кончиком за кольцо цепи и сдержал в том покачивающемся состоянии всю руку.

– Нет. Сообщил Родитель. Остальное передадут Трясца-не-всипуха и Кукер, – чуть слышно продышал Вежды, и плотно сомкнул очи. – Представляю, как Отец расстроится, что я не исполнил положенного им… – Бог резко смолк так, похоже, и не договорив, не в силах вымолвить, что по его жалости столь долгожданный Крушец наново выбрал слабую плоть.

И в зале повисла глухая тишина, чудилось не только Зиждители окаменели занятые своими мыслями, окаменели и полотнища облаков в своде, перестав пучить по своему полотну пузыри. Видимо, прошло достаточное время, али это пролетел токмо вздох живого создания, когда Вежды качнул головой и тотчас поместившийся на невысоком столбике в венце глаз вздрогнул. Уловимый трепет пробежал по багряным сосудам, белым жилкам, купно опутавшим его с обратной стороны, а в передней части глаз сжал до вытянутой полосы черный ромбической формы зрачок, единожды сузив и окружающую его коричневую радужку… тем движением точно, что-то передавая Богу.

А считай минуту спустя в залу, сквозь зеркальную стену, пустившую и вовсе тончайшую круговую рябь, вошел Кукер, представитель рода кострубунек и споспешник Зиждителя Седми.

Кукер был малого роста, едва превышая человеческого ребятенка десяти-одиннадцати лет, хотя с тем крепкого сложения. Все тело, руки, ноги, как и сама голова, по форме напоминающая колпак, сужающийся к навершию, густо поросли короткой, курчавой черно-белой шерстью. На плотно укрытом шерстью лице просматривались два больших ярко-желтых глаза да круглая дырка вместо рта, края которой огибали сине-сизые долгие усы. На самом лице не имелось лба, скул, аль подбородка, понеже оно казалось вельми плавно-закругленной формы. Мышцастыми были четыре руки кострубуньки, и широкими грудь, спина да плечи из которых зараз по две они и выходили, не менее крепкими, плотными ноги. Обряженный в укороченную красную тунику, едва прикрывающую стан, и без рукавов да такого же цвета шаровары, Кукер был обут в короткие желтые сапожки с загнутыми кверху носами, украшенными по подошве мелкими рубинами. На серебряной, широкой цепи, огибающей шею, поместился почти с кулак, овальный бело-черный самоцвет. Он, удивительным образом, вобрав в себя два эти цвета, перемешал их на своей гладкой, ровной поверхности единожды выказывая каждый в отдельности.

Кукер торопливо вступив в залу, преодолел расстояние меж зеркальной стеной и Богами, и, остановился, как раз напротив кресла и тахты, таким образом, чтобы его было хорошо видно, да склонив голову, недвижно застыл.

– Итак, милый мальчик, – протянул Вежды, и, отворив правый взгляд, его мощью словно поднял похожую на колпак голову кострубуньки, воззрившись в покрытое шерстью лицо создания. – Сказывай, что и как, да по точнее… как я люблю.

– Слушаюсь, Господь Вежды, – бойким и единождым насыщенно грудным голосом отозвался Кукер, испрямляя свою спину и зыркая своими ярко-желтыми очами единожды на обоих Богов. – Ежели позволите Зиждитель Седми. – Рас легонько кивнул. – Распоряжения ваши, – также живо продолжил Кукер. – Господь Вежды выполнены. Отосланы отображения и обозрения Родителю, Господу Першему, Зиждителю Небо, Зиждителю Дивному, Богу Асилу. По поводу вселения лучицы и состояния здоровья господина, из пояснений Трясцы-не-всипухи следует. Мальчику семь с половиной месяцев по земным меркам, достаточно слаб здоровьем, наблюдается хрупкость таких органов как легкие, сердце, почки. Хотя на это раз достаточно здоровый мозг, с большим объемом. Вселение произошло вельми грубо так, что плоть зримо пострадала, наблюдается ожог слизистой носа и обобщенно кожи в подносовой выемке. По-видимому, лучица была чем-то взволнована, аль может огорчена. Господин назван родителями Яробор, что значит яростный борец. – Голова Кукера каждый миг тряслась, вторя словам, точно желая своей исполнительностью их подтвердить, а вместе с ней колыхалась шерсть на всем теле. – Однако, это имя не полное. По традициям народа, в котором родился господин к тринадцати годам, ибо он принадлежит к касте воинов, пройдет второй обряд имянаречения. И к величанию Яробор добавится имя, оное будет отражать внутреннюю или внешнюю сущность человека. Семья, в которой родился господин довольно-таки большая. У родителей господина еще пять сыновей и четыре дочери, все взрослые. И в отличие от господина крепкие, здоровые. Господин родился последним, так как родители его в годах. Они уже и не ждали появления ребенка, хотя вельми были рады его рождения, очень трепетно и заботливо относятся к сыну. Семья живет в общине, далеко от поселений, градов людей, потому что верует не так как большая часть белого населения, живущая вкруг их пределов, сохраняя своих Богов, верования, традиции.

– Не понимаю, почему в такую худую плоть? – теперь разочарованно вопросил Седми, и, шевельнувшись на тахте, улегся на спину, таким побытом, чтобы не видеть своего споспешника.

Бог сомкнул губы, и на лице его изобразилось огорчение. Днесь он был младшим и мог позволить себе слабость не только в словах, но и действах.

– Несомненно, не просто так, – не менее бойко отозвался Вежды, да отворив и второй глаз, подался с ослона вперед, пронзительно и беспокойно вонзившись взором в изменяющееся лицо Раса. – Крушец ноне связан с землянами лишь плотской общностью Владелины и Есиславы, а следовательно может вселяться только в их физических отпрысков. Однако, будучи божеством сам выбирает родителей, перед вселением прощупывая их. Вроде болида он проносится над теми, кто есть генетическое производное его естества, мгновенно оценивая их мысли, чувства, поступки. В данном же случае он не только прощупывает родителей, но, похоже, и естество мальчика. Вероятно, сейчас все совпало и приоритеты плоти, и суть его родителей, раз Крушец вселился. Наверно Кукер родители нашего мальчика необычные люди?

– Отец – старшак общины, мать- знахарка, – незамедлительно принялся пояснять Кукер, его глаза доколь смотрящие на обоих Богов (правый на Вежды, а левый на Седми) резко дернувшись уставились на Димурга. – Это одна из тех немногочисленных общин, которая еще называет Богов правильно. Славит имя Зиждителя Небо и помнит Господа Першего. Помнит, право молвить, несколько по-иному. Впрочем, упоминает имена истинных Творцов. Большая же часть населения проживающего в пределах этой местности и вовсе имеет какого-то выдуманного божка.

Глава вторая

Многочисленно живущие днесь, когда дорогой Богам Крушец вселился в человеческую плоть, люди, не важно отпрыски Есиславы, Владелины, не ведомо къметинцы али ирайцы (оных, как и было указано Господом Першим, позднее вывели соответственно из Африкии и Дравидии, Южной области Асии, и переселили в часть света ноне величаемую лишь как Старый Мир) составляли раздробленные куски некогда единого белого народа, дарийцев. К данному промежутку времени все эти обломки народов сформировали свои национальности, верования, традиции, языки. И теперь на огромном пространстве континента, что раньше назывался Асия, а нынче только Старый Мир, жили разнообразные национальные меньшинства, крупные народы, малочисленные племена, некогда единых не только белых, но и желтых, черных людей. Также неспешно, под влиянием гибели Дари, разобщенности и возвращения белых из Африкии и Дравидии к северным территориям, некогда соседствующим с исчезнувшим континентом, не только мирным, но и насильственным путем изменялись верования и уклад жизни белых. Как-то и вовсе возникло новое течение, позднее названное религиозным учением.

Сначала в виде отдельных фрагментов исповеданий, вылившееся со временем в мощную секту… Секту имеющую свои традиции, постулаты религиозного учения, разнящиеся с общепринятыми, чаще всего образованную определенным человеком или группой людей. Не ошибемся, если скажем, что искусственно созданная, таким побытом, религия будет нести в себе определенные взгляды на сотворение самого мира, человека и всего живого в нем, а осуществлять только единственную цель, предоставлять власть одним людям над другими. Потому чаще всего религии возникают в правящих кругах, и степенно, так называемо мирным путем, или вспять рывками, мечом и плетью, спускаются… навязываются простым людям.

В начатках любого вероисповедания лежат духовные убеждения древних праотцев, прадедов, пращуров, тех самых которым вера даровалась истинными Творцами: Дажбой, Темряем, Усачом. Однако со временем изменению подлежали не только мысли, традиции, но и имена Богов. Религия… любая религия, созданная человеком, стремилась всего-навсе к одному подчинить, покорить низшую прослойку людей, абы ими, как более многочисленными, стало проще управлять. Вытягивая при помощи оброков, дани, барщины, сборов, налогов больше усилий, денег для тех, кто находился на значимо высшей ступени, и с тем создавая для себя материальное… лишь материальное благополучие.

В основе нового течения, которое теперь называли ашерская религия, по имени главного божества Ашера, легла вера в его искупительную роль. Считалось Бог, вернее Господь Ашер, своими святыми поступками возместил грехи людей и даровал им после смерти духовную, счастливую жизнь в Чистых Чертогах. То есть верующий в Ашеру избирал путь служения Господу, самолично отрекаясь от всего падшего, греховного, отрицательного как внутри себя, так и в царящем вокруг него мире. Отказываясь от плотского удовольствия, гордыни, тщеславия, борьбы, избирая путь смирения и безропотности перед посланными испытаниями. Ашера следил за движением каждого поступка, мысли, слова отдельно взятого человека, абы после смерти послать человеку либо Чистые Чертоги, либо очищение в горящей преисподней. Вне всяких сомнений Ашере помогало в том множество разнообразных его подручников светлых и чистых людей достигших Чистых Чертогов, а также приставленных к каждому человеку божественных вестников.

В данной религии, постепенно завоевавшей большую часть Старого Мира, ибо она несла в себе неисчерпаемые блага, как самим ее служителям, так и прикармливающимся при нем правителям: императорам, царям, королям, кесарям, князьям, существовал и тот, кто был порождением отрицательной силы, точнее являлся злом. Ответственность эту возложили на Лукавого, который все время мешал Ашере в борьбе за души людей. Лукавый толкал людей на неправедный, творящий злобу, греховный путь, уводящий от добра и Бога. Имена истинных Творцов в данной религии были напрочь забыты, а если где и употреблялись только в обозначении демонических существ Лукавого. И не всегда там прилагались имена Димургов, к удивлению чаще Расов. Поелику именно с этой верой вела свою войну ашерская религия.

Лесики. Одно из течений старой веры которое все еще помнило имена своих истинных создателей. И пусть их знания в процессе той борьбы стали слегка исковерканными, все же они ведали, что Небо – Бог Творец Солнечной системы, а Дажба – их Дед Создатель. Хотя и здесь Перший сызнова выступал как Бог иной, противной стороны, ноне ведущий под своим стягом ашерскую религию, разрушая их основы и традиции. Вера лесиков была напоена красотой леса в глубинах каковых они и проживали, где ощущалась собственная хрупкость в сравнении с могутными дубравами, безбрежными рощами и гулким колыханием листвы, вызывающей легкие мотивы песнопений. У лесиков значилось многобожие, однако, каждая из сохранившихся общин почитала определенного Бога, неся его имя в своей груди и на устах.

Лесики никогда не имели служителей, так как сами, общим своим числом людей, возносили дары Богам, воспевая им славу. Старшим из Богов у них чтился Родитель, Отец Небо и, как ни удивительно, Першего. Хотя воочию не было и намека в верованиях, что эти Боги есть братья-близнецы, и что старший из них Перший.

У Бога Небо имелись сыновья. Старший из них Седми, покровитель животворенного огня, посредник меж Богами и людьми, выступающий в виде небесного посланца семиглавого крылатого, огненного пса. Воитель, Бог всех воинов, защитник родов от темных сил, Громовержец управляющий молниями. Дедом лесиков считался Бог-солнце Дажба, оный ежелетно возрождаясь после сна, оживлял землю, даровал новую жизнь растениям, деревьям, цветам, ибо сместившиеся много севернее потомки Есиславы теперь имели четыре времени года: весну, лето, осень и зиму… Зиму, где в морозные, снежные месяца грудень, просинец, лютень раскидывая сугробы, снега заметая метелями правил Стынь… Стынь то ли Бог, то ли дух, то ли сын Першего, то ли Асила… Асила и вообще теперь именовали как Волопас, и значился он Богом скота, земледелия и мудрости. А все потому как Волопас каждую ночь выгонял стада звездные в небеса. В честь этого Бога кликали и созвездие Волосожары. Жили Боги в Небесных Чертогах, там правили и приглядывали за людьми, хотя не следили за каждым шагом человека, давая возможность жить и избирать токмо ему желанный путь.

Средь Богов были почитаемы и Богини, а как же без них… матерей, жен, каковые продлевают божественный род. Почитаемой Богиней у лесиков считалась Удельница та, что ткала удел человека, и являлась Богородицей, справедливой Богиней счастливого жребия судьбы. Удельница также была покровительницей ткачества, рукоделия, потому особо почиталась женщинами. Богиня Любовь, Мати Земля, Богиня Весны и Лета, считались помощницами своих мужей и одаривали людей положенными только им дарами. У лесиков также слыл почитаемым Бог Ярило покровитель весны, любви и всех земных духов, божков. Созданий менее значимых в божественности и помогающих людям: мавок, берегинь, лебединых дев, щуров.

После смерти лесики уходили в Луга Дедов, что лежали обок Небесных Чертогов, ожидая будущего возрождения. Те же, кто не жил древними традициями отправлялись в Пекол, мир, где правил Перший… Бог именно Бог Перший, с супругой своей кою именовали Смерть, Мара, Мора. Помощниками Першего значился Бог Вежды тюремщик злобных душ в Пеколе и множества демонов, бесов, нечисти, чертей. Нежить и злые духи, жившие на Земле подле людей также изводили, вредили и наставляли на дурные пути, к ним относили лесики: бесиц-трясавиц, злыдней, керечунов, караконджол. Почему-то совсем истерлось имя Господа Темряя, точно его и не было в летописи традиций. И вообще, коль приглядеться, становилось понятным, что в свой срок изменено-ущербные верования лесиков, впоследствии трансформировавшись, и явили миру ту самую противную им религию ашеров.

Кстати Бог Дивный и сын его Словута в поверьях лесиков отошли на второй план, и упоминались туманно связанные с каким-то лунным путем, по которому после потопа пошли къметинцы и ирайцы, одни пришедшие из земель Африкии, другие из южных земель Асии, Дравидии. Эти народы, вмале принявшие новые величания лутичи и тивирцы, долгие столетия мирно соседствовали бок о бок на землях Старого Мира, пока не стали принимать ашерскую веру и вести меж своих родов кровопролитные войны. Хотя если говорить о Дивном и Словуте порой их имена упоминались как ассоциация с Богом ночного неба и Богом воинов, степенно и вовсе растерявших собственную суть. А Огнь теперь стал не Богом, а лишь символом начального огня зародившего любовь меж мужем и женой, то есть новую жизнь.

Почти истерлись даже у лесиков знания о переселении землян с планеты Зекрой, о гибели Дари, о гипоцентаврах когда-то подарившим къметинцам и ирайцам новый календарь, письмена, знания о планетах и знахарстве. И такие народы как гомозули, белоглазые альвы, энжеи стали только волшебными племенами, детьми Богов, кои в стародавние времена жили подле, а посем, вследствие Великого Потопа на Земле ушли в горы, подземный или иные миры. Что и говорить, если даже духи, которые выпестовали предков землян, теперь значились волшебными существами управляющими стихиями, природными островками. Живущими подле, помогающими, но коренным образом изменившими и свой внешний облик, и в целом функции.

А ашеры пошли еще дальше приравняв духов к злобной нечисти служащей Лукавому.

– Да, – глубокомысленно протянул Вежды, во время долгого сказа Кукера облокотив об ослон не только спину, но и голову, и дотоль ни проронивший, ни слова. – Не мудрено, что бесценный наш Крушец вселился в эту плоть. По-видимому, не смог найти лучшего, коль у них там такой сумбур в верованиях. Чья эта ветвь? – вопросил он кострубуньку.

Кукер резко дернул всеми четырьмя руками дотоль повислыми повдоль тела и наново склонил свою колпаком голову. Он медлил совсем немного, точно припоминая, что-то аль ища ответа в своих многочисленных знаниях. Нежданно порывчато колыхнулись в овальном бело-черном камне, вставленном в серебряной, широкой цепи огибающей шею, цвета и вроде как принялись перемешиваться. Зримо стали проступать яркие белые, или ядрено черные пежины на почти сером его полотне. Легкий сизый дымок легохонько закурился обок камня, мощнее и быстрее вспенивая на нем цвета, выбрасывая в разные стороны тончайшие, сквозные, синие всполохи на коих поблескивали белые крупинки. Еще миг того цветового пляса и камень дрогнув замер и тотчас застыли и цвета в нем, четко и ясно разграничив справа черный, а слева белый. Споспешник Седми днесь вскинул голову, и, уставившись своими схожими со звериными очами на Димурга, торопливо молвил: