Люблю и помню

Бедная твоя жена. Мне её, правда, очень-очень жалко. Я тоже люблю выдавливать прыщики! И когда мне выдавливают – тоже люблю!

Что поделаешь. Мы с тобой давно уже стали родными, а сейчас – ещё родней! Я же это чувствую. Правда, чувствую!!!!!!!!!!!

А жить с тобой нам лучше всё-таки в твоих краях, наверное. Потому что у тебя там работа, знакомые, связи, и главное – дети твои. Им ведь нужна твоя поддержка, а если ты уедешь, они не смогут видеться так часто, как им хотелось бы. У меня же здесь пока нет никакой работы, а институт я скоро закончу. Правда, есть ещё друзья, родители в городе, но и друзья могут разъехаться, да, и я предполагала, что перееду отсюда куда-нибудь. Неудобно только из твоего города ездить к родителям – встречи очень редкие получатся. А им ко мне – ещё труднее. К брату в Москву – тоже труднее от вас, чем от нас добираться. Но всё-таки лучшее место для нашей жизни, если мы решим пожениться, это там, у тебя, я думаю. Целую, любимый.

Ненавидеть? Нет, я думаю, ненавидеть она тебя не будет. Переживать будет. В общем, не знаю, надо мне как-то маму постепенно настраивать, что ли. Я постараюсь.

Миленький, мой! Я с тобой так никогда не поступлю, никогда!

То, о чем ты рассказываешь, очень печально, родной мой. К сожалению, в жизни таких людей много. Им хорошо только тогда, когда кому-нибудь плохо…

Для них главное – выместить своё зло на ком-нибудь, и когда им это удаётся, они только тогда успокаиваются. На какое-то время. Знаешь, про таких поговорка есть: «у меня сегодня радость – я кому-то сделал гадость». По-моему, ими руководит какая-то тёмная неведомая энергия. Никогда не поступлю с тобой так и никому—никому этого не позволю!

Глава девятая

Земля заструилась, вздрогнула и потекла куда-то назад: всё дальше и дальше, медленнее и медленнее. Затем – покачнулась раз, второй и начала стремительно проваливаться в густеющую дымку, словно дремлющий птичий глаз, затягивающийся белесой плёнкой. В последний раз, случайно уже, мелькнуло в разрыве облаков нечто щемяще недостижимое. И исчезло…

Где б ни был я, и где б ты ни была:

Да будет даль меж нами лишь светла,

Да не затмится небо облаками,

А стих звенит, как наша кровь текла,

Когда пространства не было меж нами!

…Родными? Наверное, останемся.

И я люблю… целую… засыпаю рядом…

Много раз мне рассказывали о тебе всякую неправду. И каждый раз я верила всему, и снова думала о тебе. Теперь мне нет в этом никакой нужды. Я смотрю на тебя и понимаю: всё, что было сказано – ерунда, главное – невозможно описать словами. Ты – рядом. Ты – здесь. И мне нет никакой разницы – кто и что скажет мне о тебе или тебе обо мне, я знаю главное: жить без любви – невозможно.

«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая, или кимвал звучащий.

Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так – что могу и горы переставлять, а не имею любви то я ничто.

И если я раздам всё имение моё и отдам тело мое на сожжение а любви не имею, – нет мне в том никакой пользы.

Любовь долготерпит, милосердствует. Любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит.

Любовь никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. Ибо мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем; Когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится…

Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое.

Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадателъно, тогда же – лицом к лицу; теперь я знаю отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан.

А теперь пребывают сии три: вера. надежда. любовь; но любовь из них больше»

Апостол Павел

Эпилог

Миновали многие-многие годы…

Судьбы героев этой истории сложились по-разному.

Родители Нины спустя почти десять лет развелись. У её отца теперь другая семья, а мать осталась одна всё в той же квартире, где были когда-то счастливы Миша и её дочь.

Нина вышла замуж за Диму, но деток у них не было, зато были ссоры на почве ревности и слёзы. Через несколько лет они развелись. У Нины давно уже совсем иная жизнь: она ушла служить в женский монастырь. Нины больше нет, есть монахиня, у которой совсем иное имя и единственный вечный Жених.

Миша создал другую семью.

Кроме тебя…

Я порвал все твои фотографии. Но это не помогло. Я помнил тебя. Я уехал за тридевять земель и больше не возвращался. Но это не помогло. Я помнил тебя. Я встречался с другими, и меня любили. Но это не помогло. Я помнил тебя. Я напивался – вусмерть, как сапожник, как бич, как последняя тварь. Но это не помогло. Я помнил тебя. Я женился, обзавелся детьми, стал домовитым. Но это не помогло. Я помнил тебя.

Я старею. Всё выветривается из памяти. Всё. Кроме тебя.

Заветные слова

Есть в нашем сибирском городе, на левобережье, такие особые «достопримечательности», которые лучше всего видны издалека. А вот если совсем рядом с ними стоять, то наоборот – можно ничего и не заметить. С реки, а тем более, с Коммунального моста, видны эти «достопримечательности» всем проезжающим и проходящим отчётливее всего. Впрочем, возможно, нечто подобное и в других населённых местах есть, не знаю, но у нас-то их не заметить никак невозможно. Ибо глаза от тех надписей девать абсолютно некуда.

Набережная у нас красивая, гранитная, как в Питере. Только весь этот самый гранит возле моста испещрён здоровенными буквами, составляющими слова с примерно одним и тем же смыслом. Где белым, где цветным мелом, а где и масляной краской они прописаны. Да на такой высоте, на какую ещё и не всякий-то заберётся! Вроде как нехорошо на гранитных плитах писать, в конце концов – это ж не какие-нибудь строительные заборы, а лицо города. Городские службы борются с вредной молодёжной привычкой регулярно, да толку до сих пор немного. Место прежних тут же занимают новые надписи того же содержания.

А оно – простое, бесхитростное: «Оля, я тебя люблю» или «Машенька! Ты лучше всех! Жить без тебя не могу», ну, и так далее.

Десятки лет я – невольный очевидец таких надписей. Льют ли осенние дожди, мечутся ли зимние снега по улицам, сияет ли весеннее солнышко, парит ли над изнывающим городом летний зной: заветные слова всё так же виднеются на своих местах. Меняются имена и конкретные фразы, но суть остается той же: признание в любви к чьей-то вполне конкретной персоне, о чём, судя по размещению, непременно должен знать весь город. Настолько велики испытываемые чувства.

И как только ни пытались отвадить городских мальчишек и девчонок (да-да, и девчонок тоже!) от такой привычки – ничего не помогает!

А ведь на самом деле – всё сущее зиждется на любви, той самой любви, о которой они, бесшабашные и в то же время ранимые подростки наши, так отчаянно повествуют всему миру! Громко, открыто, искренне! Вот и подумалось мне однажды: может быть, зря мы, взрослые, боремся с этой неформальной традицией? Что если и город наш до сих пор стоит на великой сибирской реке лишь потому, что Коля любит Олю, а Маша любит Сашу?

«Любовь никогда не перестаёт…», – говорится в послании апостола Павла. И пока жива на свете эта самая – доверчивая, неперестающая любовь – земля наша пребудет вовеки!

Море любви

Самое большое в мире море – это море любви. Берегов у него нет. Но в нём много островов. Некоторые из них ещё не открыты никем и ждут своего часа. А многие – обитаемы. Там живут влюблённые люди и растут глубокие чувства. В их тёмных зарослях, словно гигантские радужные бабочки, порхают ночные поцелуи и светятся влюблённые взгляды. А в тростниках возле самой воды шепчутся самые нежные слова, доступные слуху лишь тех, кто искренне любит.

Тук-тук

«Тук-тук!» – постучалось сердце. «Открыто!» – встрепенулся ветер в голове и влюбился без памяти. Пришло время, прошло и вышло. «Тук-тук!» – постучалось сердце. «Кто ты?» – удивилась память. «Кто ты?» – отозвалось эхо. И всё исчезло. Всё. Кроме любви.

Земляника

Одному мальчику очень, очень-очень-очень-очень-очень-преочень нравилась девочка из параллельного класса. И ему очень хотелось, чтобы она его тоже хотя бы немножечко полюбила. Но девочка его не любила. Совсем. Это была ужасно честная девочка, когда дело касалось таких вопросов, поэтому она сразу сказала мальчику всю правду и тут же сбежала с уроков с другими мальчишками в кино, где в темноте можно гыгыкать, грызть семечки на пол и просто потихоньку баловаться, щипаться и тискаться.

Мальчик грустил. Он всё ждал чего-то, надеялся на что-то. От билетов в кино на следующий раз девочка отказалась. Ответила, что собирается учить уроки и торопится домой. Мальчик поверил. Любящие всегда верят. На самом деле девочка зашла за угол дома и побежала к речке, до самого вечера она то бросала камушки-«блинчики» по воде, то качалась на качелях, то ела мороженое в парке – с теми же прогульщиками-одноклассниками.