Рыцарь умер дважды

– Что?.. ? Андерсен с опаской приглаживает свои довольно пышные волосы.

Редфолл отвечает джентльменской улыбкой и допивает пунш.

– Мы метки в стрельбе. Чтобы убить человека, нам не нужно обдирать его, по крайней мере, я такого не припомню. Впрочем, я забыл многое.

…Но не все. Глаза прирученного хищника, научившегося вести себя и под сводами церкви, и в бальной зале, и в салуне, выдают это тяжелым блеском. Блеск, подобный плещущейся бездне, устрашает многих в Оровилле, страшил даже в день, когда полуголого ребенка ? последнего в племени ? выманивали из леса. Бездны тогда не испугался один-единственный человек. Позже бездна ответила ему любовью, горечь которой до сих пор не может смягчиться.

…Я помню Дональда Редфолла ? Старика. Стариком его прозвали задолго до того, как ему минуло пятьдесят, и вовсе не из-за ранней седины или привычки сутулить могучие плечи. Шериф Редфолл не просто поддерживал порядок. Он обладал разительным чутьем, что помогало ему отбирать рейнджеров себе под стать, и живым умом: если вмешивался в перестрелку и бросал распаленным горожанам пару фраз, конфликт нередко разрешался бескровно. Старика боялись за крутой нрав, но уважали за доброту и твердость. Отец гордился дружбой с шерифом, даже пытался просватать за него кузину, нашу с Джейн тетку из Сакраменто. Безуспешно: семью Старик не заводил, отговариваясь нежеланием подвергать кого-либо риску, ведь, как известно, за честность законника платит не он, а те, кто ему дорог. А потом пропали краснокожие Двух Озер и появился Винсент ? еще не Винсент.

Даже выйдя с Дональдом Редфоллом из леса, маленький индеец шарахался от каждой тени и скалился на рейнджеров. Шериф забрал его в участок, а напарников отрядил искать следы нападения на племя: он еще придерживался версии о расправе. Когда под вечер мужчины вернулись, мальчик не проявил прежнего беспокойства. Он уже бормотал на своем языке, ел и с интересом изучал окружающие предметы ? книги, чернильницы, патроны. Вопреки советам Старик не отправил мальчика в ближайший миссионерский приют, а временно оставил у себя.

Через пару дней краснокожий согласился надеть рубашку и штаны, в каких ходили белые дети, еще через день ? впервые сам заговорил с шерифом. Это не был разговор в полном смысле: мальчик рисовал палкой на земле, жестикулировал и сбивался с родного наречия на обрывки услышанных и смутно понятых английских фраз. Тем не менее Редфолл догадался: это попытка что-то объяснить про сородичей. Постепенно у Старика сложилась некая картинка ? туманная, подбавляющая страху, но все же.

Выживший мальчик был, на языке яна, «сидящим у подножья»[7 - Сидящий у подножья (инд. ? wa‘t‘a’urisi, англ. sitting at the foot of the ladder) ? выражение, означающее незаконнорожденного.]. Отец, не найдя в младенце сходства с собой, взял другую жену, а прежнюю выгнал. И хотя не все соплеменники разделили подозрения, женщина вынуждена была подчиниться и принять позор. Подрастающего ребенка сторонились; может, в конечном счете это его и спасло. Спасло от… чего?

Мальчик сказал Редфоллу, что в день перед той ночью ? ночью исчезновения, ? соплеменники волновались, ссорились. Необычно: большинство отличалось нравом, сходным с водами Двух Озер, даже конфликты вроде того, где мать обвинили в блуде, решали бескровно, в то время как у иных соседей незаконнорожденных душили в колыбелях. Так или иначе, мальчик заметил: что-то происходит. Мать подтвердила опасения, неожиданно велев провести ночь вне селения. Она отправила его к Сросшимся соснам, тем самым, куда Джейн водила Андерсена. Там мальчик и ночевал, дрожа от страха, не связан ли приказ матери с опасением, что его все же лишат жизни? Но никто не пришел за его кровью. Ночь была теплая, ласковая, мирная.

Сросшиеся сосны далеко, выше и восточнее селения, но мальчику казалось, он слышал голоса и видел пламя. Пару раз, просыпаясь, он замечал, как деревья в низине окутываются цветным дымом: шаман, наверное, жег травы, просил у духов какие-то ответы. Закралась даже обида: может, у племени праздник, куда не дозволено являться wa‘t‘a’urisi? Но мальчик послушался матери: остался в убежище до рассвета.

Когда утром он вернулся, все выглядело заброшенным: поросло мхом и кустарником, покрылось прелой листвой. Будто тут никто не был давно, будто одна ночевка обернулась многолетним странствием неизвестно где. Жилища не сожгли, камни не обагрились, исчезли некоторые вещи. Племя ушло? Как бы оно сделало это незаметно? Ведь сон маленького изгоя был чутким. И мальчик нашел объяснение: духи, за что-то прогневавшись, стерли племя с лица земли, пощадили его одного. Охваченный тоскливым ужасом, он спрятался в руинах, пока его не нашли.

Ко времени, как Дональд Редфолл узнал все это, окончательные подтвердилось: белые не устраивали расправ, не могли и увести людей силой, по крайней мере, без шума. Слухи по городу поползли совсем безумные. Любопытные толпами начали ходить к Озерам, хотя особо и не прикасались к заросшим останкам жилищ. Это длилось недолго: вскоре кто-то там случайно, вероятно, выпив, сломал шею, и брошенное селение обрело дурную славу. Индейцев объявили погибшими, священники разных городских церквей отслужили за упокой их дикарских душ, и исчезновение перестали расследовать. Вопрос остался один ? мальчик.

У него не было дома: лесная стоянка осталась последней в наших краях, родственные племена ушли в горы. У него не было имени: по законам яна, он не имел права назваться чужакам, представить его мог только родственник, друг или вождь. У него не было ответа, что делать дальше, да и мог ли такой ответ найтись в шесть лет? Все решилось просто: услышав вопрос заезжего миссионера: «Хочешь жить в церковном приюте?», мальчик прижался к шерифу и впился в край его перекроенного из старого мундира плаща. Не отпустил, пока миссионер не ушел. Так Дональд Редфолл ? может, впервые в жизни, ? поступился принципами. Отец говорит: «Старик сразу, накрепко привязался к чертенку. Учуял родную душу». И он прав.

Люди, знающие законодательство Штатов, любят посмеяться над парадоксом: недавние рабы у нас уже близки к «полноценным американцам» (по крайней мере, на бумаге[8 - В 1866 г. конгресс США принял закон, наделяющий гражданскими правами всех урожденных жителей страны. Закон распространялся как на белых, так и на цветных, но не касался индейцев. Индейцы получили равные права лишь в 1924 г.]), в то время как свободы индейцев заканчиваются на территории резервации. Случаев, чтобы белые усыновляли краснокожих детей, ? единицы, и Редфоллу пришлось пустить в ход все старые связи, добиваясь разрешения. Способствовали этому и мой отец, и мэр. Они добились: мальчик получил все права белого, а с ними имя ? «Винсент». Так звали кого-то из европейских предков Старика, и это, видимо, было созвучно с чем-то из языка яна: по крайней мере, приросло с легкостью.

Поначалу Редфолл не отдавал мальчика в школу и учил дома, но спустя полгода, когда речь Винсента стала непринужденно беглой, а манеры окультурились, перестал за него опасаться. Винсент прижился, был на хорошем счету, проникся неожиданным интересом к Закону Божьему, а вскоре принял крещение. Поладил он и с другими детьми: наслышанные о «страшных ужасах» Двух Озер, они видели в нем скорее героя, с которым надо считаться, чем чужака. Цвет кожи и длина волос не были им важны, что, впрочем, неудивительно для наших краев: в школах Оровилла встречаются и метисы, и китайцы, и русские ? дети искателей счастья со всего мира. И большинство их умеет за себя постоять.

Винсент взрослел, и таяли сомнения, чем он будет заниматься: ему нравилась работа законника. Все свободное время он искал общества Старика и рейнджеров, рано освоил стрельбу и езду верхом, обладал быстрой реакцией. Он, как оказалось, не потерял и навыка читать следы. Его не допускали к серьезным делам, но и не гнали, иногда прислушивались к его рассуждениям.

На войну Дональд Редфолл ? ярый сторонник Линкольна ? ушел сразу после «Призыва 75 000»[9 - «75 000 добровольцев Линкольна» – прокламация президента, опубликованная 15 апреля 1861 г. И призывающая добровольцев в армию США. Была издана на следующий день после падения форта Самтер и стала формальным объявлением войны Югу.]. Он оставил нашим родителям наказ присматривать за пятнадцатилетним Винсентом, а законникам ? вводить его в курс дел. К возвращению Старика в конце 1864, ? с легким ранением, после того как грядущее поражение Юга стало очевидным, ? Винсенту было уже девятнадцать, он влился в разношерстную компанию рейнджеров и снискал в городе уважение. Его звали достойным красным сыном белого отца. Именно тогда, чрезвычайно гордясь, Дональд Редфолл подарил ему свой «вессон». В Оровилле, в Калифорнии, на Севере многие были опьянены победой, предчувствовали славные перемены. В дни возвращения горожан с фронТамы с Джейн в числе других девочек плели им венки.

Как мы ошибались. Все ошибались, веря: впереди мир и счастье.

Лето Беззакония ? под таким названием оно осталось у нас в памяти ? пришлось на 1868 год. Лето Беззакония ? лето, когда низкую ограду нашего особняка заменили той, что выше многих деревьев, а стрелять научили уже всех, даже прислугу. Лето Беззакония ? единственное лето, когда отец запретил Джейн «ее четверги».

Дикие Псы Счастливчика Бэна Бинкотта объявились близ Фетер в начале июня; тогда никто не связал разрозненные нападения на суда с какой-то бандой. Грабежи были жестокими: забирали все, не оставляя живых, особо зверски расправлялись с неграми. Пароход потерял и отец, он подгонял Редфолла рыть носом землю. Но шериф не успел сделать ничего.

Смерть Старика не была геройской, хотя наверняка стала бы, выдайся ему шанс побороться за жизнь. Шанса не дали: трое головорезов, выйдя из переулка, просто всадили в шерифа по пуле; вместе выстрелы разворотили его грудь и убили наповал. Дикие Псы все были меткими стрелками; банда состояла, как потом выяснилось, большей частью из озлобленных конфедератов. Под личиной Счастливчика Бинкотта, по слухам, вовсе скрывался кто-то из генералов Юга. Калифорнии они словно мстили ? за приверженность Северу, за то, что война обошла нас.

На несколько дней, ? пока тщетно искали убийц, пока готовили похороны, ? банда притихла. Псы выжидали намеренно, чтобы объявиться прямо во время погребения шерифа. Их было уже не трое, а больше полудюжины; Счастливчик Бинкотт ? белокурый, кудрявый, с голубыми глазами и джентльменской улыбкой ? возглавлял их. Какое-то время бандиты ? в Оровилле еще не знали их лиц ? скромно стояли в стороне от скорбной процессии, их приняли за любопытствующих проезжих и не спросили ни о чем. А потом они открыли по толпе стрельбу.

В той перестрелке погибли трое лучших законников Старика и несколько горожан. Рассказ о Кладбищенской бойне я знаю от отца: он, конечно, провожал друга, стоял у гроба, был ранен в плечо. Псы не ставили цель убить всех сразу, хотели другого. Они своего добились: город обмер. Здесь уже не ходили по улицам просто так, не засиживались в салунах и не заговаривали с незнакомцами. Ведь, уходя с кладбища, Счастливчик Бинкотт плюнул в разверстую могилу шерифа, бросил остолбеневшим людям: «Глядите в оба. Псы всюду» и клацнул зубами.

Уцелевшие рейнджеры пытались дать отпор, но наглые нападения ? в городе, на реке и в окрестностях ? сводили их усилия на нет. Законников оставалось все меньше: их убивали, они сбегали, один наложил на себя руки, оставив послание, где каялся перед всем Оровиллом за то, что не сберег его. Помощь не шла; власти штата не спешили даже присылать шерифа. В Сакраменто и дальше уже знали зверства Псов: они промчались по многим городам, прежде чем почему-то обосновались у нас. Почему? Возможно, из-за военного прошлого шерифа. Возможно, из-за угасающей, но еще не угасшей славы «золотого города». Возможно ? как Божья кара.

К июлю рейнджеров осталось трое, а речная вода все чаще мутилась багрянцем, как раньше бывало лишь в войны с индейцами. Лето Беззакония подвигло отца на безумство: вспомнить прошлое, взять «винчестер». Он был готов сам выйти на улицы Оровилла ? Города Без Шерифа. Был готов, но последний, кто еще держал закон на своих плечах, именно тогда пропал.

Шептались, будто Винсент Редфолл предал покойного отца, сбежал. Другие говорили, Псы поймали его и утопили. Третьи ? что он сам сиганул в реку. Но вскоре эти слухи вдруг затмил другой, уже не об индейце. О золоте, о двух груженных им теплоходах, что движутся по Фетер к Сакраменто и скоро зайдут в наш порт. Новое месторождение ? впервые за пять лет! Жила в самом сердце гор! И жила, и грядущая переправа должны были остаться в строжайшем секрете, но тайна просочилась… и расползлась шире, чем река в половодье. О золоте говорили все.

…В Ночь Пуль и Стрел отец запер нас и велел не зажигать свет, не подходить к окнам, ? но мы все равно слышали пальбу и видели всполохи, обагрявшие небо. В Ночь Пуль и Стрел «золотые» пароходы действительно двигались по реке, а банда поджидала их на узком участке русла. В Ночь Пуль и Стрел Диких Псов не стало. Потому что в вечер перед нею Винсент Редфолл, краснокожий сын белого шерифа, вернулся и нанес боевую раскраску.

Отец говорит, он напоминал дьявола ? с кровавыми полосами через лицо, с пылающим взглядом. На нем по-прежнему была одежда белого, на шее ? крест, на груди ? звезда, но все это казалось как никогда чужим. Винсент пришел из леса: отец, даже не будучи следопытом, понял это по листве и мху, налипшим к сапогам. Это же подсказал лук у Редфолла за плечами. Лук с каменными стрелами. Белые ничего не тронули в брошенном селении, значит, Винсент нашел оружие именно там. Нашел и зачем-то взял, хотя револьвер тоже был при нем.

Винсент провел в лесу немало времени и там, как сам объяснил, «искал свою душу». Мне до сих пор не совсем ясно, что индейцы вкладывают в это понятие, но мужество преодолеть горе Редфолл нашел. План был злым и смелым, я бы назвала его самоубийственным. Так считает и отец, одобривший это самоубийство и сыгравший там немалую роль.

…В тот вечер Винсент, уподобившись Полу Ревиру[10 - Пол Ревир (1734—1818) – герой Американской революции. В ночь с 18 на 19 апреля 1775 года, накануне сражений при Лексингтоне и Конкорде, Ревир верхом проскакал к позициям повстанцев, чтобы предупредить их о приближении британцев. Благодаря Ревиру патриоты успели подготовиться к встрече с королевскими войсками. Его подвиг воспет поэтом Генри Лонгфелло в стихотворении «Скачка Пола Ревира».], стучал в двери прежних друзей и искал отчаявшихся рейнджеров. Звал вступить с Псами в бой в последний раз. Винсент сказал, что скоро, после полуночи, все или почти все бандиты соберутся в одном месте, и нужно всего-то побольше патронов да метких глаз. Ведь «золотые» пароходы, хоть и существовали, на деле были списанными посудинами моего отца и должны были везти не самородки, а стрелков, тех, кто не устанет раз за разом перезаряжать стволы. Редфолл перешагнул через индейское благородство, вернул Счастливчику подлость: запланировал атаку и второго отряда. Эти всадники должны были подойти к Псам со спины. Винсенту поверили. Фронтовой отряд, возглавленный им, состоял из восьми человек, замыкающий ? из целой дюжины.

Все прошло так, как было задумано: на «золотые» пароходы Бинкотт бросил большую часть людей и явился сам. Стрелки Винсента пострадали в первые минуты столкновения, потому что второй отряд, тот, где был отец, чуть запоздал. Тем не менее в бою уложили большинство бандитов; краснокожий с «новыми рейнджерами» прорвал остатки разрозненной своры, соединился с замыкающими и подорвал «Марию» и «Луизу» ? отцовы развалюхи. Взрывом уложило почти всех Псов, кто к тому времени еще стоял. Отец любит ввернуть, что его тогда контузило, но следов что-то не заметно.

Самое яркое впечатление отца от Ночи Пуль и Стрел ? что, когда у Винсента кончились пули, многих он уложил из лука. Стрелу точно в лоб получил и Счастливчик Бинкотт. В дополнение к кровавому раскрасу и дьявольскому виду это, наверное, смотрелось эффектно, раз стало популярной городской легендой. Так или иначе, банду уничтожили. Ее остатки не задержались в городе. Настал мир, а почти все герои, поддержавшие Редфолла, были торжественно приняты им в рейнджеры, правда, с поправкой «временно». Временным Редфолл считал и свое пребывание на должности. Оказалось, многие думали иначе, и большинство, как и часто в нашей демократичной стране, победило.

Шериф ? выборная должность. Если «своих» кандидатов нет, власти присылают ставленника, но и его полномочия спустя какое-то время должны одобрить горожане. Именно с просьбой составить прошение в округ Винсент обратился к мэру, когда тот несолидно округлил глаза и сообщил: «У меня есть кандидат, и не я один голосую за этого парня. Это ты, сынок». Вскоре Редфолл надел звезду уже законно. На улицах с тех пор тихо, насколько может быть тихо там, где правит золото. Конечно, окружные чиновники не слишком довольны происходящим, но пока мэру удается держать их подальше от наших дел и, прежде всего, наших законников.

Забавно… горожане видели Редфолла с кровавым боевым раскрасом. Видели его с луком, ? а ведь из таких здесь не стреляли много лет. Видели его со скальпом Счастливчика Бинкотта, болтающимся на луке седла; поговаривали, индеец содрал с трупа вожака «Псов» не только волосы, но и часть лица (хотя упорно отрицает существование такого обычая у яна). Горожане видели суть Винсента Редфолла ? законника и доброго христианина, но краснокожего. Дикаря. И все равно абсолютное большинство выбрало его шерифом. Сейчас ? третий год срока.

…Винсент рассказывает все короче и суше, не в тех красках, в каких помню я. Но миссис Андерсен бледна и прижимает ко рту ладони; мистер Андерсен мрачно-взбудоражен и уважительно похмыкивает в усы; Сэм тоже жадно слушает, задавая иногда вопросы и, кажется, не веря ушам. Я бы тоже не верила: ни одна желтая газета, ни один роман не вместит столько событий ? страшных и невероятных. Редфолл завершает историю:

– Я отомстил за отца; это все, чего я желал, и теперь я в мире с собой.

Повисает тишина, нарушаемая только музыкой: квартет снова принялся за вальсы, уже не европейские, а американские. Я выискиваю Джейн, но то ли она упорхнула танцевать, то ли вышла на воздух… не спешит на помощь. Когда я смотрю на мистера Андерсена, тот тянется хлопнуть шерифа по плечу, но не решается.

– Что ж, ? звучит преувеличенно бодро, ? справедливый поступок, диковатый, но… справедливый. Вы славный малый, Винсент, и невероятный смельчак.

Флора Андерсен учтиво прибавляет:

– Вы молоды, но видитесь мне человеком, умеющим добиваться целей. Ваша история станет поучительным примером для нашего сына.

Сэма, силясь скрыть досаду, жмет плечами. «Я не мальчишка», ? вот что выражает лицо, а я с невольной улыбкой вспоминаю, что Андерсен младше меня на год, хоть это и незаметно. Винсент тихо фыркает: его вряд ли впечатлила лесть белых, да и едва ли ему приятна ? и вообще нужна ? сторонняя оценка того, что сломало его жизнь.

– Чужие истории ? не лучшие учителя, мэм, ? наконец размеренно изрекает он. ? Учиться следует на собственных. Вы не…

Жалкое подражание Штраусу перерастает в бодрые аккорды ? столь громкие, что Винсент осекается. Оживление катится по зале, молодежь смеется, и я узнаю настырный мотив. Время кончается, и музыканты знают, чем завершить вечер. Под нашими сводами разливается…

– Кейкуок, господа! ? звенит рядом. ? Кейкуок!

Идемте со мной, о Черная Пантера!

Мгновенно появившись, Джейн выскакивает перед шерифом и отвешивает ему шутливый книксен. Винсент изумленно поднимает брови.

– Мисс Джейн? Я…

Она, посмеиваясь, хватает его под руку и волочет прочь, туда, где уже строятся пары. Обернувшись, поведя оголенным плечом, сообщает Сэму:

– Простите, мистер Андерсен, этот индеец сегодня крайне неучтиво опоздал. А ведь я обещала ему танец!

Скоро я снова буду с вами!