Мой адрес Советский Союз

– Ну, я же не сама придумала, нам в школе рассказали. А давай попробуем Снайпера запряжём, покатаемся.

– Не, он санки и с места не сдвинет.

– Ну давай попробуем!

– Ну давай…

Мы взяли санки, вынесли длинную верёвку и отвязали от цепи Снайпера. Снайпер, обрадованный неожиданной свободой, рванул было побегать, да не тут-то было. Мы с Людкой держали его и одновременно опутывали верёвкой, чтобы привязать к санкам. Снайпер, не понимая, что происходит, нетерпеливо перетаптывался, вертел задом и норовил пуститься с места в карьер. Привязав санки к Снайперу, мы с Людкой вывели всю эту галиматью за ворота. Людка уселась в санки и велела Снайперу бежать. Снайпер, почувствовав, что руками его уже не держат, пустился бегом под горку. Санки летели за ним, Людка радостно визжала. Потом она завела его снова на горку, а в санки уселась я. Снайпер, видимо, уже смекнул, что к чему. Ему такие игры пришлись не по вкусу. Поэтому меня он на полпути вытряхнул в снег, ловко уронив санки на бок. Без труда выпутался из наших верёвок, задрал хвост колечком и убежал по своим делам. Зато теперь я знала, что собак можно запрягать.

* * *

– Пошли в пан-город играть!

– Пошли!

– Пошли!

– А где гору-то найдём?

– А у нас в огороде куча навоза замёрзла, её снегом всю занесло. Самое то!

Мы пошли к Дьячковым в огород. Куча и правда оказалась самой подходящей для такой игры. Каждый был сам за себя. Нижние стаскивали верхних, верхние отпинывались мягкими валенками, все визжали и разрумянились Паном горы побывал каждый поочерёдно. Остановились, когда от каждого валил пар. Из окна конюшни на нас смотрела свинья. Один глаз у неё был серый, другой – ярко-зелёный.

Весной, когда огородные работы ещё не начались, а солнышко было уже яркое, мама достала с чердака ткацкий станок, сама его собрала, настроила и начала ткать половики. Продольными нитками были льняные, которые мама сама напряла зимой, а поперечными – тесёмки из старых вещей, которые мы с Людкой резали. Наблюдать было очень интересно. Приходили даже соседки, смотрели, как всё устроено. Уже далеко не каждая женщина, даже в деревне, владела этим ремеслом в те годы. Половики получились в клеточку. Потом, когда мы их расстилали на свежевымытый пол, было интересно узнавать в них свои старые вещи.

За весной быстро пришло лето. Я нынче закончила четыре класса болгуринской школы, дальше надо было идти в Гришанки. Я ждала этого с нетерпением, потому что все старшие болгуринские ученики уходили туда. Они рассказывали про себя такие невероятные истории, которые мы, учащиеся болгуринской школы, просто не могли себе представить.

А пока лето. Я поехала в гости к старшей сестре Зое. Сейчас она работала на воткинском машзаводе и жила в общежитии. Зоя была старше меня на пятнадцать лет, и с тех пор, как я себя помню, она уже жила не дома, поэтому казалась мне не совсем моей сестрой. А общежитие, в котором она жила, было просто дворцом. Это было двухэтажное здание сталинской, послевоенной постройки с огромными верандами на втором этаже и массивными квадратными колоннами. Меня поражало всё: и огромные пустые коридоры, и лепнина на потолке, и тишина, царившая в таком большом здании, и чистота просто неимоверная по сравнению с домами в нашей деревне. Однажды вечером Зоя сходила в буфет на первом этаже и принесла литровую банку горячего какао на молоке. В те годы молоко было абсолютно натуральным, и его почти не разбавляли. Какао было горячим, сладким и необыкновенно вкусным. Я попробовала его первый раз в жизни. Просто не жизнь, а рай. Когда вырасту, тоже буду жить в общежитии.

* * *

– Люд, скоро Колька приезжает. Давай ему яблоков натырим.

– У Васи Пьянкова?

– Ага.

– Давай.

– А если мама узнает?

– А мы Кольке скажем, чтобы он нас не выдавал.

Сказано – сделано. Мы с большим мандражом ночью залезли в сад к Васе. Для меня это была вообще первая боевая вылазка. Набрали яблок, дома зарыли их в сундук, чтобы мама не нашла. Николай приехал с другом. Мама радостно суетилась. Мы, улучив минутку, отозвали его в сторонку:

– Коль! Мы тебе яблоков нарвали, только ты маме не говори.

– Вы чё это, уже по яблоки лазите?!

– Ну так, иногда…

– Ранняя нынче молодёжь, однако. Ладно, не скажу, не бойтесь.

Мы выложили яблоки на самую красивую тарелку и поставили на стол.

– Батюшки! А это чё такое?

Николай быстро пошёл мыть руки. Маме пришлось разговаривать с его спиной:

– Это ты когда успел?! Я уж думала, ты поумнел, а ты не успел приехать, сразу за старое! Говори, где взял!

– На дороге нашёл… – по голосу было понятно, что он улыбается.

– Конечно, на дороге! Приготовил кто-то для тебя!

У нас с Людкой отлегло от сердца – не выдал!

На следующий день Николай с другом чинили велосипеды за воротами. Мы с Людкой вертелись возле них. По дороге шла Шурка Васильева, рыжеволосая женщина лет тридцати с небольшим. Это была наша местная ночная бабочка. К ней ходили все мужики. Бабы даже за измену не считали, если узнавали вдруг, что муж побывал у Шурки. Шум, конечно, поднимали для приличия. Шурка увидела двух студентов и, не раздумывая, свернула на лужайку. Она, как обычно, была навеселе, а значит, в форме:

– Здорово, парни!

– Здорово, здорово.

Шурка уселась на траву:

– Прокатите меня на велике-то?

– Дак не работают, ты же видишь.

– У таких молодых – и не работают?

Николай с другом с опаской покосились на нас с Людкой. Тема им явно не нравилась, да ещё в присутствии детей. И тут Шура сделала жест, который много позже повторила на экране Шерон Стоун. Она раздвинула и снова сомкнула коленки. Белья, как полагается, не было. Друзья так заорали на нас с Людкой, чтобы мы отправлялись домой, как будто это мы сделали что-то неприличное.

Мы, конечно, ушли, и что было дальше, неизвестно.

* * *

Мама готовит ужин, папа сидит в зале с большой стеклянной бутылью на коленях и энергично катает её туда-сюда. В бутыли сметана с простоквашей напополам. Примерно через час после такого взбалтывания в бутыли появляется большой комок масла. После этого всё содержимое бутыли выливается в тазик, комок масла вылавливается, перекладывается в миску и несколько раз промывается чистой холодной водой. При этом запах кислого молока исчезает. Свежее масло мягкое, вкусное, его можно есть просто так, ложкой, даже без хлеба. Но с хлебом тоже вкусно.

Папа в армии служил на иранской границе. Он рассказывал, что армейский повар однажды ночью полез в виноградник, и его укусила змея. Повар умер, а вместо него назначили папу. Поэтому иногда папа вспоминал молодость и начинал готовить. Особенно ему удавалась уха. Рыбу он чистил скальпелем. Получалось очень аккуратно и было удобно. Уха выходила прозрачная, наваристая, душистая.

В этом году мама всё-таки добилась своего, папа купил пчёл. Он сам ездил в соседнюю деревню их выбирать и привёз на тракторной тележке три улья и какой-то инвентарь. Суеты было много: куда поставить, как укрепить. Наконец, когда всё утряслось, открыли летки и пчёлы полетели. Все смотрели и улыбались. Мама не зря заставляла заниматься пчёлами именно папу. У него был дар обращаться с животными. Пчёлы, например, его не кусали, даже если он приходил к ним выпивши. Он никогда не надевал сетку, направляясь к пчёлам. Потом мама стала и меня подталкивать к этому занятию. Я канючила:

– Чё опять Катька-то? Я в прошлый раз с папой ходила, пусть теперь Людка идёт.

– Давай-давай иди, у тебя лучше получается, Людка другим делом займётся.

Потом начались грядки, угоры, ягоды, пруд. Лето шло своим чередом. И вот сентябрь. В этом году я иду в Гришанки. У меня начиналась новая жизнь.