Искусство в контексте пандемии: медиатизация и дискурс катастрофизма. Коллективная монография

[1] Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. М.: Прогресс, 1996. С. 202—344.

[2] Хренов Н. А. Театр и кино как объекты социальных наук // Театр как социологический феномен / Отв. ред. Н. А. Хренов. СПб.: Алетейя. 2009. С. 95—119.

[3] Филиппов А. Театровед Алексей Бартошевич: «Что-то радикально меняется в самой сути театра, и это кажется мне ужасно грустным» // Газета «Культура». 2020. 8 июня. Режим доступа: https://portal-kultura.ru/articles/theater/326886-teatroved-aleksey-bartoshevich-chto-to-radikalno-menyaetsya-v-samoy-suri-teatra-i-eto-kazhetsya-mne/ (дата обращения 15.06.2020).

[4] Хейзинга Й. Тени завтрашнего дня; Человек и культуры; Затемненный мир. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2010. С. 340.

[5] Лоренц К. Так называемое зло. М.: Культурная революция, 2008. С. 282.

[6] Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М.: Республика, 1994.

[7] Там же. С. 298.

[8] Там же. С. 285.

[9] Там же. С. 296.

[10] Камю А. Бунтующий человек; Философия; Политика; Искусство. М.: Политиздат, 1990. С. 190.

[11] Сорель Ж. Размышления о насилии. М.: Фаланстер, 2013.

[12] Фромм Э. Указ. соч. С. 294.

[13] Маркин Ю. Искусство третьего Рейха // Декоративное искусство СССР. 1989. №3. C. 36.

[14] Солженицын А. Архипелаг Гулаг // Новый мир. 1989. №10. C. 112.

[15] Лоренц К. Указ. соч. C. 515.

[16] Там же. C. 129.

[17] Поршнев Б. Социальная психология и история. М.: Наука, 1966. C. 103.

[18] Лоренц К. Указ. соч. С. 296.

[19] Абрамян Л. Первобытный праздник и мифология. Ереван: Изд. АН АрмССР, 1983. С. 111.

[20] Кайюа А. Миф и человек; Человек и сакральное. М.: ОГИ, 2003. С. 218.

[21] Лоренц К. Указ. соч. С. 300.

[22] Жирар Р. Насилие и священное. М.: Новое литературное обозрение, 2000. С. 292.

[23] Пастернак Б. Лейтенант Шмидт // Стихотворения и поэмы: В 2 т. Т. 1. Л.: Советский писатель, Ленинградское отделение, 1990. С. 277.

[24] Жирар Р. Указ. соч. С. 17.

[25] Он же. Козел отпущения. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2010. С. 96.

[26] Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. М.: Издательская группа «Прогресс» – «Прогресс – Академия», 1992. С. 330.

[27] Мережковский Д. Грядущий хам. М.: Республика. 2004. С. 25.

Людмила Сараскина

Доктор филологических наук, Государственный институт искусствознания

Эпидемии в истории – образы эпидемий в искусстве

Аннотация: В статье анализируется история возникновения и распространения особо опасных пандемий – оспы, чумы, холеры – и их влияния на развитие человеческих обществ. Рассмотрены социальные, медицинские, религиозные аспекты поведения людей в период эпидемических вспышек; особое внимание уделено поведенческим тенденциям после окончания эпидемий и их качественной повторяемости. Административные меры властей стран и городов, подвергшихся вспышкам эпидемий, проанализированы на примере Венеции XIV века (дож Андреа Дандоло), Москвы XIX века (император Николай I) и Москвы XX века (КГБ, МВД, Минздрав). Случай со вспышкой оспы в Москве в 1960 году рассмотрен также и в зеркале художественного и документального кинематографа).

Отражение эпидемий и связанных с ними поведенческих стандартов в искусстве – важнейшая составляющая статьи. «Декамерон» Боккаччо, самая значительная книга раннего Возрождения, вдохновила европейский, в частности, итальянский кинематограф, попытавшегося понять, что есть «дух Декамерона». Подобная попытка была предпринята и Пушкиным в маленькой трагедии «Пир во время чумы», созданной как вольный перевод драматической поэмы Вильсона «Город Чумы». Прослежено многоголосое пушкинское «эхо» в произведениях Тургенева, Чехова, Достоевского.

Ключевые слова: эпидемия, пандемия, Античность, Фукидид, Средневековье, Ренессанс, «Декамерон», кинематограф Италии, Вильсон, Пушкин, «Пир во время чумы», Николай I, Тургенев, Базаров, Чехов, Дымов, Достоевский, Раскольников.

В мире всегда была чума, всегда была война. И однако ж, и чума, и война, как правило, заставали людей врасплох… Они по-прежнему делали дела, готовились к путешествиям и имели свои собственные мнения. Как же они могли поверить в чуму, которая разом отменяет будущее, все поездки и споры? Они считали себя свободными, но никто никогда не будет свободен, пока существуют стихийные бедствия.

Альбер Камю. Чума

Всю историю человечества, засвидетельствованную письменно, люди сталкивались с пандемиями, эпидемиями и убийственными заразными болезнями – чумой, черной и пурпурной оспой, холерой, проказой, сифилисом, английской потливой горячкой, малярией, лихорадками различной этиологии, пляской Святого Витта (танцами до смертельного изнеможения напуганных людей, «пир во время чумы»), туберкулезом, сыпным и брюшным тифом, полиомиелитом, дифтерией, испанским, гонконгским, азиатским, свиным, птичьим гриппами, сибирской язвой, корью, свинкой, спидом (ВИЧ-инфекцией), вирусными пневмониями, вирусом Зика, лихорадкой Эбола и новым коронавирусом Covid-19 (ему предшествовали SARS-CoV и MERS-CoV).

Объяснения причин масштабных проявлений заразы («за что?», «почему это мне?», «почему сейчас?») не менялись с древних времен; назывались: либо божья кара за грехи, либо мерзости дьявола (они же проделки бесов), либо негодяйские пакости самих людей – отравленная вода в колодцах, отравленные стрелы, еда, одежда, домашние животные. В общем, яды и еще раз яды – их разнообразие, а главное, их заражающая способность – удостоились обширной литературы, как научной, так и научно-фантастической. Подозрения в специфически искусственном происхождении заразы, то есть предположения о секретных лабораториях, где некие злодеи тайно выращивают нечто смертоносное, в умах древних народов, кажется, не возникали: это стало прерогативой развитых обществ, познакомившихся с научно-техническим прогрессом.

Каждая пандемия, каждая вспышка эпидемии приносили человечеству тяжкие страдания, оставляли после себя тысячи, а то и миллионы жертв. Вместе с тем они давали людям шанс проявить себя в борьбе со смертью, познать опыт мужества, самопожертвования, сострадания и взаимопомощи. Это относилось ко всем без исключения – к врачам, пациентам, заболевшим, выздоровевшим. Люди учились, как следует вести себя в условиях войны с невидимым врагом, как не терять самообладание при встрече со смертельной опасностью, как оставаться человеком достойным, а при удаче и таланте – и человеком творческим.

Болезни, управляющие историей. Эпидемии как смертельное оружие

Библейская книга «Исход», описывающая десять казней египетских, упоминает одну из самых страшных по своему коварству: «И поднимется пыль по всей земле Египетской, и будет на людях и на скоте воспаление с нарывами… И сделалось воспаление с нарывами на людях и на скоте… Воспаление было на волхвах и на всех Египтянах» (гл. IX, стих 9—10).

Исследователи предполагают, что речь скорее всего идет об оспе (лат. variola, variola vera, слав. о-sър-а – сыпь) – высокозаразной, смертельно опасной вирусной инфекции. Вирус передается воздушно-капельным путем, вызывает лихорадку, тошноту и сыпь, покрывает тело пузырьками с жидкостью (кровью или гноем), после которых на теле остаются рубцы и шрамы – оспины. В древние времена от оспы, мучивший человечество тысячелетия, умирал каждый третий заболевший, выжившие часто теряли зрение. Крестоносцы Европы, колонизовавшие страны Востока, приносили оспу из Египта, Индии, Китая.

В феврале 1519 года идальго Фернандо Кортес де Монрой, испанский конкистадор, отправился на корабле из Кубы в сторону Мексики, с намерением покорить цивилизацию ацтеков. Уже через два года правитель Ацтекской империи Монтесума был мертв, а ее столица Теночтитлан захвачена испанцами. Могучим союзником Кортеса стала эпидемия оспы, охватившая столицу, – число ее жителей за год сократилось на 40%; Кортес провозгласил Ацтекскую империю территорией Испании.

Илл. 1. Сопроводительные рисунки к тексту из Флорентийского кодекса (1540—1585 гг.): индеец науа страдает от оспы (эпоха завоеваний испанцами центральной Мексики)

Историки называли оспу секретным оружием Кортеса, приплывшим вместе с ним на тех же каравеллах и галеонах: коренные народы обеих Америк никогда не контактировали с вирусом и не имели к нему ни естественного иммунитета, ни способов борьбы. Францисканский монах, сопровождавший Кортеса в экспедиции, рассказывал: «Так как индейцы не знали лекарства от болезни, они умирали кучами, как клопы. Во многих местах случалось так, что в доме умирали все, и так как невозможно было похоронить большое количество умерших, то они сносили их дома, так что эти дома становились могилами» [1].

Ацтеки были не единственным коренным народом Америки, который пострадал от эпидемии оспы. Цивилизации майя и инков также были почти полностью уничтожены variola vera. Но еще прежде Америки эпидемия черной оспы в IV веке прокатилась по Китаю, в середине VI века поразила Корею. В VIII веке от оспы вымерло более 30% населения Японии, а в густонаселенных районах уровень смертности доходил до 70% [2]. В Индии существовал культ богини оспы; Мариатале (так ее звали) изображалась в виде женщины в красном одеянии; по легенде, богиня однажды рассердилась на своего отца и бросила ему в лицо золотое ожерелье, и там, где бусины коснулись кожи, появлялись пустулы (гнойные нарывы). Верующие старались задобрить богиню, приносили ей жертвы. В Корее вспышки оспы объясняли вторжением духа, к которому следовало обращаться «уважаемый гость оспа»; к его алтарю приносили лучшие кушанья и вина [3]. К олицетворенному образу оспы – Оспа-матушка – обращались с молитвами и славянские народы во время эпидемий [4]. Однако заклинания, молитвы и талисманы никак не ослабляли жестокость заболевания; способ лечения, когда на больного надевали красную одежду, чтобы «выманить оспу наружу», никогда никому не помогал.

В Старом и Новом Свете не было страны, где бы не свирепствовала оспа; мир людей представлял собою кладбище для обезображенного человечества. Во Франции XVIII века при розыске преступника полицейские использовали особую примету: «Знаков оспы не имеет». Оспа не знала границ, не ведала преград. С начала XVII века зараза достигла Сибири, в XVIII – истребила половину населения Камчатки. В 1730 году от оспы умер Петр II, позже тяжело пострадал от нее и Петр III. Когда опыты вакцинаций достигли России, первую прививку от оспы сделали, по ее приказу, Екатерине II – это был пример отваги для всех подданных империи. Затем привиты были великий князь Павел Петрович и его супруга великая княгиня Мария Федоровна, а через несколько лет и внуки Екатерины – Александр и Константин Павловичи.

ХХ век: Variola vera в Москве

Всякая эпидемия, в том числе и эпидемия черной оспы, – это история не только о прошедших веках, но и о современности. Болезни имеют обыкновение видоизменяться (мутировать) и возвращаться, а старые прививки перестают действовать: так случилось с туберкулезом, корью, Эболой и другими инфекциями. Variola vera, победу над которой в границах СССР была достигнута путем всеобщей вакцинации в 1936 году, внезапно посетила Москву в 1959-м. Об экстраординарном случае вспышки писали позднее как о беспрецедентной операции по локализации вируса, завезенного из Индии в СССР 53-летним московским художником-плакатистом, дважды лауреатом Сталинской премией А. А. Кокорекиным.

Вряд ли художник был сильно виноват: за год до поездки он был привит от оспы и потому не боялся заразиться, когда решил присутствовать в священном городе Варанаси (Бенаресе) на ритуальном сожжении умершего брахмана (никто не знал и, кажется, не хотел знать, от чего тот умер), а затем поучаствовал в распродаже вещей покойного, где и приобрел экзотические сувениры для подарков, которые по приезде успел раздарить родным и знакомым. Уже к вечеру он почувствовал недомогание, которое и сам, и врачи поликлиники приняли за грипп, а сыпь на его теле – за аллергию от антибиотиков. В Боткинской больнице, куда художник был госпитализирован и помещен в общую палату, его лечили от гриппа, но через несколько дней он скончался. Только на вскрытии один из докторов, ветеран медицины, едва взглянув в микроскоп на ткани покойного, произнес фразу, которая вошла в историю оспенной эпидемии: «Да это, батенька, variola vera – черная оспа» [5]. Спустя несколько дней от тех же симптомов умерли и другие пациенты. Как установили патологоанатомы, художник Кокорекин и те, кто заразился от него, умерли от самой тяжелой и заразной формы оспы.

То, что случилось дальше, иначе как коллективным подвигом назвать нельзя. 15 января 1960 года состоялось совещание у Первого секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущёва. Ответственным сотрудникам КГБ, МВД и Минздрава было поручено выявить и поместить на карантин всех, кто контактировал с художником (пассажиров рейса Дели-Москва, таксистов, соседей, всех, кто посетил в означенные числа «те самые» комиссионные магазины, рассматривал индийские сувениры, и тех, кто купил их: всех нашли, поместили на карантин, сувениры сожгли. Боткинскую больницу перевели на казарменное положение, больных и персонал перестали выпускать с ее территории. Москву закрыли для въезда и выезда. Были отменены многие авиарейсы, прервано железнодорожное сообщение, перекрыты автодороги. Под карантин в больницу на Соколиной горе поместили студентов, с кем контактировала дочь художника и ее будущий муж. Всего было выявлено и помещено в карантин 9342 человека. Одновременно началась операция тотального оспопрививания. По тревоге подняли 26963 медработника, открыли 3391 прививочный пункт, где обслуживали поголовно всех. К 25 января в Москве было привито 5559670 человек. В Московской области – 4000000. Между 22 декабря, моментом посадки Кокорекина на рейс Дели-Москва, и 3-м февраля, моментом ликвидации вспышки оспы, прошло 44 дня: всего заболело 46 человек, скончались трое [6].