Война кончается не сразу

– Ох, как ты поздно! – уставила она руки свои в толстые бока.

– А сколько время-то? – забеспокоилась девочка.

– Да уж ближе к трём. Сколько сейчас? – закричала бабка Зина кому-то в дом. Там, видимо, подтвердили её слова.

Райка растерянно начала лепетать про реку, понимая, что, скорее всего, долго проспала у стога.

– Ладно, ладно! Что с тобой поделаешь?! – Бабка взялась за мешок. – А мал-то как! Последние? – Девочка закивала головой. – Что поделать, – проскрипела женщина, пересыпая себе часть семян, – жрать-то что-то надо! Ох, что же будет, – уже тише причитала она, – война второй год идёт. Скоро начнём траву с одуванчиками есть. – Она покосилась на Райку. – Сама, поди, голодная? Пойди в дом. Шурка! – крикнула она снова куда-то вглубь, – накорми её чем-нибудь, а то до дома не дотянет.

Райка вошла в хату. Здесь было тепло и вкусно пахло опарой. Девочка присела у входа на табурет, сняла платок и расстегнула до конца фуфайку.

Шуркой оказалась взрослая, худая как жердь девушка. Она измерила взглядом гостью и молча поставила перед ней большую кружку кипятка, подкрашенного шиповником, и горячий пирожок. Райка жадно набросилась на угощенье. Пирожок оказался с кислой капустой. Вскоре внутри у неё потеплело, и она задремала, сидя на табуретке.

Когда она проснулась, обнаружила, что кто-то заботливо снял с неё фуфайку и подложил платок под голову.

– Проснулась? – На неё смотрела другая девушка. Она была ниже ростом, чем Шурка, и от этого казалась складнее и мягче. – Какая ты маленькая совсем! Сколько тебе?

– Восемь, – сонно ответила Райка.

– Я провожу тебя, – девушка поправила ей платок и незаметно засунула за пазуху ещё один пирожок. У крыльца стояли санки с ведёрком, сверху повязанные чистой тряпкой.

Девушка довела Райку до края деревни, но не до того, через который она пришла сегодня, а к старой дороге, где они ходили с тёткой раньше.

– Ты больше не плутай, – напутствовала девушка, – иди тропинкой меж стогов до реки, а там ты уже знаешь.

Она вдруг обняла девочку и крепко прижала к себе. Райке показалось, что она вот-вот заплачет, но девушка быстро отвернулась и ушла.

Уже вечерело, хотя ещё было очень светло и хорошо. Райка двинулась в обратный путь, осторожно таща за собой санки с маслом. Небо стало низким. Набежали огромные облака. Птицы притихли. И вот пошёл снег. Он падал редкими снежинками на Райкину фуфайку и не таял, блестел резными звёздами на одежде. Потом он посыпал частыми хлопьями. Задул ветер. Вскоре поднялась метель. Небо совершенно потемнело. Вокруг всё сделалось в белом тумане. Райка шла тропкой, которую быстро засыпало. Не видно нигде ни домов, ни дороги, одни стога вокруг. Замёрзли ручонки без рукавиц. Делать нечего, обратно не пойдёшь, и впереди ничего не разобрать. Решила Райка укрыться в стоге, метель переждать. Закопалась она поглубже, затащила санки внутрь, сняла с них ведёрко, рядом поставила. Заложила вход сеном. Сидит внутри, тихо, только слышно, как ветер завывает. Страшно стало девочке, вдруг непогода не закончится быстро. Собралась она было заплакать. Дышит на озябшие ладошки, холодно ей и тревожно. Вспомнила она про пирожок. Достала его и принялась есть. Медленно жевала каждый кусочек. Пахнет пирожок чужим домом и незнакомой доброй девушкой, будто снова она обняла Райку и заплакала. Чувствует девочка, что это не чужие, а её слёзы. Жалко себя ей стало, свернулась она клубочком на саночках, обняла ведро с маслом и уснула.

Проснулась, оттого что ноги затекли. Вытянула их и выглянула сквозь щёлочку из стога. Ночь стоит тихая, звёздная. Темнота кругом. Снег идёт медленно, степенно ложится всюду. Неслышно качает зима землю, баюкает мир человеческий. Обмакнула девочка палец в масло. Оно на морозе застыло, стало как сметана. Обсосала палец и уснула снова.

За ночь так Райка просыпалась несколько раз. Всё не могла утра дождаться. А как забрезжил рассвет, собралась путница дальше. Отряхнулась от сена. Заложила отверстие в стогу заботливо и пошла вперёд. Тропинки за ночь засыпало, но всё равно их можно было различить. Дошла она до реки, дальше в обход. Далеко. Решила она по льду перейти. Накануне был мороз, снегом реку присыпало. Выглядело надёжно, да и, главное, вот она дорога, раз и дома. Солнце уже выглянуло, но небо хмурилось, не отошло от ночи.

Тихо-тихо перешла девочка реку. Вот уж и берег близко. Намело по краям реки сугробов. Тащит Райка санки вверх – не идут. Перебросила она через сугроб верёвочку. Перебралась сама, и решила перетащить санки.

Вдруг слышит треск. Да такой, что сердце остановилось! Треснул лёд прямо в том месте, где шла девочка. Откуда-то взялись в реке силы, принесла вода большие глыбы льда, и они с грохотом врезались в Райкину дорогу, ломая и кроша её. Тащит льдины река. Разрывает зимний покров. Всё вдруг пришло в движение. Откололась льдина с санками и понеслась вдаль. Кричит девочка, плачет, бежит за ними вдоль берега, а сделать ничего не может.

На детский крик прибежали взрослые ребята. Увидели её саночки, понеслись к изгибу реки. Льдина с Райкиным добром стремительно летела туда. Подхватил паренёк верёвку и потащил медленно на себя. Льдина и застыла на месте. Не может мальчик её притянуть к себе, несёт её дальше за поворот: вода – на себя, а мальчишка – на себя. Так и ведут, кто кого. Уступила стихия. Сжалился Бог. Наскочили ещё льдины и подтолкнули санки к берегу. Подхватил их парень и вытащил на снег. Бежит к нему Райка и плачет.

– Масло! Масло моё!

Отдаёт ей спаситель верёвочку.

– Не реви! – кричат мальчишки. – Вот везучая, и сама не утонула, и санки вытащили. Счастливая ты, Райка!

Девочка схватилась за санки и бежать домой к тётке. А мальчишки стоят и смеются, весело им наблюдать за ледоходом.

По тропинке вдоль реки показалась почтальонша.

– Ребята, вы из Большого?

– Да. Может, помочь надо? Может, отнести письма? – дружно столпились мальчишки вокруг женщины, заглядывая в сумку.

– Да у меня всего одно. – И она достала маленькую бумажку.

Дети притихли. Они точно знали, как выглядит похоронка.

– Сама отнесу, – устало сказала почтальонша, – только дом подскажите.

– Кому? – коротко спросил парень, спасший Райкины санки.

– Спицын Александр Трофимович, – прочитала женщина.

Ребята посмотрели Райке вслед.

– Вот тебе и счастливая, – выдохнул паренёк, – это ж Райкин отец.

3.

Райка пошла в школу в десять лет.

В первый класс брали всех ребят, достигших шестилетнего возраста. Райка стояла среди них, в перешитом платье старшей сестры, с растрёпанными, как её астры, волосами.

Ребятам пошили новые рубашки, девочкам – платьица. Выстроились они первого сентября разношёрстной компанией перед зданием сельской школы с пёстрыми букетами гладиолусов. Вся деревня собралась поглядеть на них. Праздник-то какой! Война закончилась, дети снова учиться идут.

Вернулись с фронта бойцы. Не все, но деревня зажила новым дыханием. В изнурённых трудом бабах загорелся прежний женский особый огонёк. Мужик есть мужик. Даже дети, казалось, стали шумнее и веселее. Куда-то надо было организовать эту детскую свору. За лето отремонтировали школу: побелили, покрасили, отмыли окна, и засияла она, как новогодний шар на ёлке.

Те, что повзрослее, смеялись над переросшими первоклассниками. Старше Райки в классе никого не было. Как самой высокой, ей дали последнюю парту. Садиться с ней никто не захотел. Малыши оглядывались на неё и хихикали. Девочки перешёптывались. Мальчишки откровенно смеялись. Райке было обидно, но делать нечего, учиться надо.

Маленькое здание было рассчитано только на три класса. Дальше учиться ребята ходили в соседнее село.

До войны в деревне работали две учительницы, утром первый и второй класс, вечером – третий. Теперь педагог остался один. Второй учитель уехал со своими детьми, когда немец приблизился к Москве. Поэтому теперь с утра уроки велись для новеньких ребят, а во вторую смену – для тех, кто хоть что-то уже умел. Учительница, весьма пожилая женщина, всю жизнь прожила в деревне. Ребята знали о ней всё, вплоть до имени козы, которую она доила два раза в день. Может, именно поэтому они не особенно её слушались. Она не бранилась: то ли не слышала, то ли уставала, то ли прощала детям их мелкие шалости. С фронта не вернулись ни её муж, ни сыновья. И известий о них не было. Она продолжала их ждать, и её умиротворение невозможно было разрушить ни проказам детей, ни лишениям послевоенной жизни.

Райка старательно выводила крючки, но карандаш не слушался её и писал неведомые хозяйке каракули. Она и пыхтела, и злилась, и плакала – всё без толку!

– Какая большая! А пишешь как курица лапой! – подшучивали над ней одноклассники.

Райка даже не успевала ничего ответить, мальчишки убегали. На переменах она по-прежнему носилась во дворе. Тут она была в своей стихии. Не было ни быстрее её, ни смелее. Но стоило ей войти в класс, как она вновь терялась.

Уроки чтения были ещё большим испытанием для неё, чем письмо. Пишешь – не получается, никто не видит, и ладно. А вот читать вслух по очереди по слогам – совсем другое дело.

– Б – А – Б – А, – говорила Райка.

– Ну, и что получилось? – терпеливо ждала учительница.

Райка молчала, чувствуя, как краснеет и покрывается потом. Хотелось стать маленькой и незаметной, чтобы никто и не увидел её. Но, как назло, она была выше всех, сидела отдельно от всего класса, как каланча на горе.

– Баран! – не выдержал кто-то из ребят. Класс весело загалдел. Девочку будто обдало кипятком, стыдно, хоть провались. Но исчезнуть не получалось, и она беспомощно злилась на себя и окружающих.