Заплати за любовь

Сносно, если не брать в расчет эти, сука, ее жуткие синяки на белоснежной молочной коже. И, видать, больно ей, потому что то и дело правую руку обхватывает, прижимает к себе локоть.

– Покажи, что там.

Беру ее за запястье, задирая свитер, и, блядь, лучше бы я этого не делал. Из только что спокойной девочка вмиг становится взбудораженной и вскрикивает, а точнее, истошно пищит:

– Нет! Нет, НЕ НАДО!

– Спокойно, девочка, я просто посмотрю!

Я хотел глянуть на синяки, но сработало точно взрывчатка, так как девочка начинает отбиваться от меня и пищит, почему-то резко опускается на колени, и, когда я хочу поднять ее и хоть как-то успокоить, это работает в точности наоборот.

– Тихо, Нюта!

– Нет, а-а-а, ПОМОГИТЕ!

Глава 5

Я не знаю, что случается, но, как только коснулся ее, девочка в один миг падает и начинает пищать, точно я ее тут убиваю.

– Вадим, ты че творишь, с дуба рухнул совсем?

Пашка влетает в дом, подходит к нам, тогда как я смотрю на эти синяки на ее правой руке и не могу расцепить ладони. Гематома там, отек со следами захвата, блядство.

– Отпусти ее, вообще уже попутал?!

Убираю руки, Нюта тут же спохватывается и, опустив рукава свитера, подходит к Пашке. Прячется у него за спиной. От меня.

– Суворов, пойди похмелись, что ли, – Грач отчитывает меня, как пацана, тогда как я уже с трудом сдерживаюсь.

– Я ничего не сделал! Хотел помочь ей, а она…

Машинально достаю сигареты, закуриваю. Пашку, значит, Фиалка не боится, хотя он тоже шкаф еще тот. Ну-ну.

– Анютка, ну ты чего, испугалась? Да нормально все, не боись! Мы мелких не обижаем. Иди лучше падай за стол. Завтракать будем, – успокаивает Грач, и девчонка его слушается, но все так же косится на дверь. Думаю, если бы нас тут не было, она бы без куртки, босиком и с мокрыми волосами отсюда слиняла, но я не хочу ее отпускать. Пока не хочу, да и не уйдет она, пока все тут не расчистят.

– Ну что, узнал? Долго еще?

– Нет, там почти все. Разгребают уже, дерево убрали, минут двадцать – и можно ехать. Как раз пожрем и в путь-дорогу.

– Хорошо. Чудно.

Садимся за стол. Девчонка опускается на самый край, Пашка рядом с ней, а я напротив. В чашках парует горячий кофе, и это то, что надо, потому что голова просто раскалывается, и мне нужно быстро разрулить это дерьмо.

– Ешь бери!

Получается не очень, девочка вздрагивает, быстро хватается за вилку. Начинаем есть. С горем пополам, хотя мне кусок в горло не лезет, и один только Пашка, любитель сладкого, с удовольствием топчет торт.

Завтракаем в тишине, за все это время девочка не роняет ни слова. Смотрит на руки свои и катает одну горошину по тарелке уже минуты три.

Отпиваю кофе, настроение как на кладбище, веселуха, блядь. Заебись у меня день рождения вышел, просто, мать его, заебись.

Переглядываемся с Грачом, он неодобрительно качает головой.

– Манюня, не грузись! Бери вот лучше салатик, кофе я сам варил. И торт этот вообще отпад! Вишневый. На, попробуй, вкусно – капец!

Кладет ей кусок торта в тарелку, а девочка только моргает. В глазах слезы. И она молчит, еду не трогает, тогда как я не знаю, что сказать. Одни маты на уме – и те матерят друг друга.

Тишина давит на мозг, ее пальцы мелко подрагивают, и я понимаю, что она не Пашки смущается, а меня. Нюта не ест только потому, что я рядом нахожусь.

***

Чувствую себя мышкой, попавшей в клетку к львам. Когда Викинг меня коснулся, мне стало плохо. Нет, не потому, что мужчина делал больно, а оттого, что я не смогла вытерпеть его прикосновение. У меня закружилась голова, сердце так быстро застучало, а кожу рук словно огнем обожгло, аж до мяса.

До этого я никогда не боялась мужчин. У меня есть папа, которого я не видела с первого класса, и младший брат Илья. Даже парень недолго был в школе, с которым мы однажды ходили в кино, но вот такой реакции на мужчин у меня не было никогда.

Мы сидим за столом. Втроем, а я дышу через раз. Пахнет горячим кофе, кажется, я даже голодна, но есть не могу. Я чувствую взгляд Викинга на себе и вспоминаю, как он касался меня, как кусал за шею и зажимал руки. Жжет до сих пор, правое запястье огнем горит, аж пульсирует.

У меня очень тонкая кожа. Стоит чуть придавить – и уже синяк, а он очень давил, сжимал мои запястья огромными руками, фиксируя их над головой, и это было так… больно.

Наверное, Он очень жестокий человек. Добрый на такое не способен. Вон как злится даже сейчас, у него аж желваки на скулах ходят, когда смотрит на меня. Страшное бородатое чудовище, дикарь с опаленными солнцем волосами.

Не могу смотреть в его зеленые драконьи глаза. У меня сердце болеть начинает, аж трясет всю, и даже плакать не могу.

Викинг всех женщин ненавидит, и, похоже, меня особенно, потому сукой и назвал, потому так со мной… как с вещью.

Паша рядом сидит, и хоть он тоже бандит, от него какое-то легкое тепло исходит, защита, а от Викинга один только холод. Арктический.

Есть я не могу, он сидит напротив, и вообще, зачем они меня кормят? Может, что подсыпали, потому я ни крошки в рот не беру, я им не доверяю.

Мне кажется, сейчас я поем, а потом этот зеленоглазый дикарь схватит вилку и воткнет мне ее в горло, чтобы я чего лишнего не сболтнула милиции, а дальше они вместе с этим Пашенькой где-то под березкой меня и закопают.

Да, я видела подобный ужас в новостях, и сейчас у меня складывается именно такое впечатление от этих бандитов.

У него большие руки с выпирающей сеткой вен. Такую в кулак сожмет, голову можно снести ею с плеч. И плечи широкие, и весь он большой, здоровый. Мельком поглядываю на лицо Викинга, а после мы встречаемся взглядами, и у меня выпадает вилка из руки. Как назло, с грохотом ударяется о тарелку, и я вздрагиваю, когда он резко поднимается.

– Собирайся, поехали.

– Куда?

– В больницу, – басит, а я вся сжимаюсь. Нет, только не это. Я до ужаса боюсь врачей, и меня колотит от одной только мысли, что мне с Ним придется сидеть в одной машине, а потом пояснять, что случилось, и чтоб на меня все смотрели и трогали там. О боже, нет…

Поднимаюсь и отхожу на два шага назад, прекрасно понимая, что это мне не поможет. Ничем. Их двое, я одна, и силы неравные, хоть я держу до сих пор вилку в руках. Не знаю для чего. Просто.

– Зачем в больницу?

– А сама не понимаешь?

Его голос – низкий, обволакивающий и хриплый от сигарет – меня пугает, заставляет внутренне дрожать.