Западня

Я уставилась на него. Оказывается, он вдобавок решил покопаться в моих вещах.

– Может, еще обыщешь? – прорезался голос.

– Не нарывайся, а то действительно обыщу.

– Мне как раздеться: совсем или можно до нижнего белья?

– Ты меня уже довела, хочешь повторить?

Я отвернула голову.

– Живо вниз! – грозно произнес он.

– Сумку отдай! – ответила я, разозлившись.

– Какую сумку?!

– Обычную, с документами! – передразнила я.

Он зашагал по комнате, резко схватил сумку, оставленную на кровати, загораживая ее спиной, повернулся, приблизился и пихнул мне в грудь грубо и больно.

– Животное, – сказала я вместо прощания, и понеслась, лишь бы только не видеть его.

Глава 2

Татьяна появилась с утра пораньше. Я с трудом разлепила глаза, услышав настойчивый звук звонка, повертелась немного в постели и встала. Еще даже не расцвело окончательно. В полусонном состоянии я поплелась открывать, попутно посшибав все на пути и стукнувшись о всевозможные углы. Потерев глаза, я дотронулась до ручки. Дверь отворилась и, влетела белокурая Валькирия с роскошной и колыхающейся грудью, размахивающая руками.

– Давай скорее, – прошипела она.

– Шесть утра, ты с ума сошла? – простонала я, кутаясь в чужой свитер.

– Он объявился! – снова зашипела она. – Надо скорее уезжать. Пошли, – дернула меня за руку взволнованная гостья.

– Дай я хоть оденусь, – с грустью произнесла я и вздохнула.

– Да, ладно. Иди так. Не будем терять времени, все равно на улицах никого.

Я простонала, захлопнула дверь и стала спускаться с ней на первый этаж к ее квартире прямо в домашних тапочках, причем мужских. Вид был более чем странный. Хотя это ни чуть не помешало работоспособности. Мы вошли внутрь, Татьяна махнула рукой на коробки и дала устные указания, что брать первым, что – вторым, что на что следует ставить. Промучившись с полчаса, подгоняемая Татьяной, я, наконец, проснулась окончательно и стала хоть что-то соображать. Коробки то и дело ставились в багажник маленькой машинки серого цвета, чемоданы заполонили все заднее сидение. Меня удивляло то количество мелочей, которые мадам забрала из дома. Одна из коробок была настолько тяжелой и громоздкой, что нести ее пришлось вдвоем. Развалилась она у нас в руках прямо в коридоре, на пол посыпались с грохотом вещи, заставив притихнуть. Татьяна чертыхнулась, прислушалась, нет ли соглядатаев, и быстро принялась собирать все обратно в коробку. Я тоже присела.

– Твой муж – антиквар? – покрутив одну из вещей, спросила я.

Вещь резко вырвали у меня из рук, после чего она полетела в коробку. Я вздохнула и стала собирать все оставшееся, разбросанное на полу: маленькие статуэтки, вазы, картины.

– Ого, – произнесла я, крутя картину в руках.

– Что? – недоумевая, спросила Татьяна.

– Эти картины тебе дарили?

– Да, – пожала она плечами и небрежно кинула картину в угол.

Мы снова подняли коробку и дотащили еле-еле до машины, погрузили все, что было необходимо ей для новой жизни, и закрыли багажник. Обе выдохнули напоследок. Татьяна закурила и прислонилась к двери.

– Надо ехать, – выдохнула она очередную струйку дыма.

– Езжай. И я пойду, а то я в таком виде народ испугаю.

Я попрощалась с ней и оставила возле машины, медленно зашагав домой. Слава богу, по дороге мне никто не встретился. Закрыв за собой дверь, я еще раз выдохнула и потерла глаза. Только за дверью я окончательно осознала то, что тревожило меня на протяжении получаса – что-то было не так. Что-то в Татьяне мне не понравилось. Я оторвала себя от двери и прошлепала в ванну все в тех же мужских тапках. Там, закрыв дверь, принялась стягивать с себя ненавистную кофту. Мне не нравилось здесь абсолютно все, от запаха до цвета мебели, и причиной тому был владелец квартиры. Я чувствовала себя как пленница, которая сама отправила себя в казематы по глупости, часами сидела и думала о том, что надо уходить, но при этом не предпринимала практически ничего, продолжала говорить себе, как заклинание слова и сидеть возле телефона в ожидании звонка. Покинув ванну в облачении – в своем черное платье, я прошлась по гостиной, выглянула в окно, присела на стул, снова посмотрела в окно, подрыгала ногами, и вздохнув, решила пойти погулять. Делать мне было не чего.

Погода была хорошей, планов – никаких, я надела сверху свой бежевый пиджак, поправила волосы и затопала вниз по лестнице, цокая каблуками. Лифт, почему-то, сегодня был не в фаворе. Солнышко светило во всю, так что очки были к месту. Я перешла дорогу, ступила на асфальт пешеходной части и стала мерить шагами мостовую, располагавшуюся напротив дома. Все дальше от места своего пребывания, вдыхая воздух осеннего Парижа, мне становилось значительно легче и веселее. Вдруг перестало интересовать все: проблемы, неурядицы, страхи, предчувствия – мне просто нравилось находиться в Париже. Нравился воздух, нравилось небо, облака, кроны деревьев, дома и улицы. Ощущение счастья, такое забытое с самого детства, сейчас обволакивало все существо само собой. Сбывшаяся мечта, не важно, каким образом сбывшаяся, всегда переполняет радостью. После свадьбы я должна буду сюда переехать на три месяца. Квартира уже арендована, и жить в ней придется с мужем.

– Квартира уже арендована, – снова повторила я себе под нос. – Только стоит ли туда идти сейчас? Вернуться из Венеции в Москву я должна на следующей неделе. Сейчас меня никто не кинется искать, ни родители, ни даже Леша со своей ревнивой натурой, – я вздохнула и нахмурила лоб.

– Сколько я еще здесь пробуду? – лоб нахмурился сильнее. – Пожалуй, стоит позвонить и сказать, что по пути я заеду в Париж, взглянуть на квартиру. Леше скажу, что остановлюсь в ней, а сама дождусь Илью, заберу чемодан и вылечу в Москву первым рейсом. Можно улететь и без чемодана, соврать, что его потеряли в аэропорту, но в нем, на дне рисунок с моим кровавым автографом. Если чемодан останется у Ильи, он в него полезет т найдет его, – мое сердце бешено забилось от страха. – А что если он уже это сделал? Тем более надо вернуть чемодан. Надо ждать Илью и врать Леше, что захотела проверить квартиру. Худо-бедно, выкручусь, – я еще раз вздохнула.

Пройдя приличное расстояние, я оглянулась в поисках метро и поехала в центр. Дорога заняла совсем немного времени, ступив на святая святых – Елисейские поля, я зашагала вдоль по тротуару абсолютно счастливая. Париж есть Париж. От красоты тут же улетучивались все дурные мысли, тем более наставления о том, что я должна сидеть тихо как мышка, никому не попадаться на глаза, даже воспоминания об Илье как-то, ненароком, затерялись в моей голове. Безотрывно переводя глаза с одного шедевра архитектуры на другой, на витрины бутиков и прохожих, я, незаметно для себя, ушла очень далеко, совсем не замечая маршрута. Триумфальная арка, Конкорд, здание Гранд Опера и Сакр-Кёр вереницей неслись мимо глаз. Я продолжала шагать, прибывая в романтическом настроении, то останавливаясь, то снова двигаясь в путь, так и ходила по улицам и улочкам города, без каких бы то мыслей. Заглянула в ресторан, потом в какую-то галерею по дороге, потом в книжный магазин, просто как праздный зевака, наконец, вздохнула, глянула на часы и пошла обратно.

По ходу я взглянула на свой телефон и нервно рассмеялась. Он был разряжен. Скорее всего – довольно давно, поэтому мне никто и не звонил. Зарядку, как мне помнилось, я бросила в чемодан, который был от меня за тысячу километров. Домашний телефон разрывал уши в эти два дня, но я к нему не подходила, строго соблюдая наказ сидеть тихо. Я здраво рассуждала, что мне позвонят на сотовый, не подозревая о состоянии телефона, домой будут звонить хозяину квартиры. А что следовало отвечать, если спросят, где он? Ничего. Разумеется, он мог звонить мне уже который день, и поднять трубку стоило, но лучше поостеречься. Во-первых, не знаешь, на кого нарвешься, во-вторых, если не дозвониться, то скорее приедет. А мне ой как хочется сдать ему на руки квартиру с ключами и убежать от него куда глаза глядят. Домой я вернулась, когда смеркалось. Телефон настойчиво звонил, грозя своим звоном разорвать все вокруг. Я подошла, покрутилась возле него, и все же решила не брать. Плюхнувшись на диван перед телевизором, стала коротать время как обыватель, заодно подумала о Татьяне. Часа через три, не ожидая ничего особенного, я мирно отправилась спать, облив для верности кофту духами еще раз.

Снилось мне невесть что, точнее, сон никак не шел. Отопления в квартире не было, октябрь выдался довольно холодным, потому, который день я мерзла под простынями. Гуляя по улицам, я постоянно мерзла, а возвращаясь домой и ложась спать, никак не могла согреться, мучилась до утра. Утром, вставала в холодной квартире, снова тщетно пыталась согреться, семенила из ванной комнаты на кухню, потом по квартире, потом снова на кухню, крутилась на ней, кутаясь в чужой свитер. И так изо дня в день. И сегодня, с утра, замерзнув от утреннего холода, решила пойти позавтракать в кафе. Стянув свитер, впитавший аромат женских духов, надев платье и бежевый пиджак, запихнув в сумку все, чем обладала на сегодняшний момент, я хлопнула входной дверью и стала спускаться вниз по ступенькам.

Хмурые мысли, не смотря на раннее утро, появились в голове и донимали всю дорогу. Я вышла из подъезда и почти перешла улицу, как увидела двоих мужчин. Оба неслись в мою сторону с бешенной скоростью. Я остолбенела, не понимая, почему они смотрят на меня, но стоило им оказаться в доступности десяти метров, как я инстинктивно рванула наутек. Они за мной. Я понеслась опрометью, не понимая, что им надо. Мне не припоминалось, чтобы я когда-нибудь видела их физиономии, ни в Венеции, ни тем более в Париже. Ход мужчины постоянно прибавляли, сокращая между нами расстояние, и я бежала как угорелая, пугая прохожих и пугаясь сама. До меня доносились жуткие крики и ругательства преследователей. Останавливаться и выяснять отношения не хотелось. Я бежала, куда глаза глядят.

Заскочив в метро, я пролетела мимо прохожих. Чужая рука почти схватила меня, потащила к себе. От испуга я развернулась и пустила в ход сумку, ударив преследователя. Мужчина отпустил, а я впорхнула в вагон, умчавшись неизвестно куда.

Вереницей пролетали станции, голос предлагал выйти, однако я не решалась принять предложение. Одна, другая, третья, четвертая – все проносились мимо, пока я стояла, прикованная к месту, нервничала и рассматривала пассажиров. До бесконечности продолжать стоять на месте было глупо, я собралась с силами и покинула вагон. Двери с шумом открылись. Я оказалась в подземке и пошла вдоль платформы к выходу. Толпа вокруг двигалась в противоположные стороны двумя потоками, абсолютно равнодушная друг к другу. В потоке серой, недовольной жизнью, порядком уставшей от забот, массы я вышла на улицу и растворилась в толпе. В голове вертелся только один вопрос.

– Что делать дальше? А главное, кто те мужчины? Мне было сказано сидеть тихо, что я и делала. Неужели те, кто совершил убийство, добрались до меня в Париже? Из Венеции в Париж махнуть – раз плюнуть. Может, мне звонили, чтобы предупредить об этом, и все же стоило взять трубку? Боже! Что теперь делать?

От нехороших мыслей у меня заболела голова. Шум и грохот улицы становился сильнее. Голова разрывалась, раскалывалась, тяжелела, что приводило в отчаяние. Я устроилась на скамейке в Люксембургском саду и стала соображать. Сердце бешено колотилось от того, что идти обратно было неразумно, а оставаться на улице до ночи – неразумно вдвойне. Так или иначе, но вернуться было необходимо. Возможно, ночью на темной улице меня не заметят?

Просидев часа два, я стала обивать пороги парижских достопримечательностей, оттягивая возвращение домой. Время тянулось неимоверно медленно, настолько, что через час я плюнула на осторожность и пошла в фирму, где мы арендовали квартиру с Лешей. Открыв дверь, я оказалась в помещении средних размеров, довольно чистом и скромном, по меркам большого бизнеса. Доброжелательные сотрудники с радостью отдали мне ключи, после того, как я предъявила им паспорт, и объяснили, как от них добраться до квартиры. Я, не теряя времени, двинулась в нужном направлении. Мне повезло – я больше никого не встретила, спокойно дошла до дома, легко открыла дверь ключом, захлопнула ее за собой и осталась в безопасности.

Невероятное чувство покоя разлилось по телу. Постояв еще немного, я оторвала себя от двери, кинула ключи на столик и пошла вперед. Пройдясь туда-сюда, я осознала разницу между квартирой шестнадцатого округа и пятого, и тут же захотела вернуться в шикарные апартаменты. Она была маленькой, всего шестьдесят квадратных метров. Две комнаты, одна из которых выполняла функции и гостиной, и столовой. Ничем не примечательная ванна и ужасно маленькая белая кухня с минимальным набором бытовой техники и барным столиком, еле втиснутым в пространство, и способным вместить только двоих. Я вздохнула, еще раз взглянув на обстановку и осталась до самого вечера, пытаясь себя хоть чем-то занять. Чуть приоткрыв окна, чтобы проникало больше света, я уселась на диван, скользнув взглядом по телевизору, и стала наблюдать, как тихонько ветер колышет занавески. Только представить, что мне придется делить столь малое пространство с Лешей целых три месяца, видеть его, сталкиваться с ним, не иметь даже возможности уйти в другую комнату и побыть наедине с самой собой.

Ветер снова закачал занавески. Радовало то, что я была очень далеко от Москвы. Долгие годы существования в недоброжелательной обстановке сплетен, осуждений, оскорблений, бесконечных придирок истощили мои жизненные силы настолько, что требовалось сбежать далеко и надолго. Я еще раз вздохнула, свернулась поудобнее на диване, улыбнулась и закрыла глаза. Когда я открыла глаза, в комнате было совсем темно. Ветер, усилившийся, уже во всю рвал занавески. Он врывался в комнату, трепал ткань, звенел в стекле и листьях деревьев, чей шум доносился из открытого окна. Я поежилась и встала, чтобы закрыть окно, подошла ближе к стеклу, отдернула занавески и увидела перед собой черную мглу. От ужаса, я отскочила от окна, попятилась и упала. Тело плюхнулось прямо на пол, споткнувшись обо что-то. Я обернулась, чтобы посмотреть на преграду и вскрикнула. Рядом лежал мужчина с запавшими глазами, светившимися в темноте как будто выкрашенные белой краской. Грудь его была вся раскурочена, внутренности наружу. Пытаясь себя успокоить и заглушить крики, я приложила руку ко рту. Резко отдернула. Рука оказалась вся в крови и испачкала мне лицо. Меня снова замутило. Я заревела, пытаясь делать это без шума. Снова вскрикнула и подскочила.

Я лежала на диване. В комнате было темновато и спокойно. Занавески тихонько колыхались от ветра, на город уже спустились сумерки. Я села на диван, потерла лицо и потянулась к телефону.

– Алле, – раздался голос.

– Привет, – ответила я, пытаясь быть веселой.

– Катерина, где ты? Звоню третий день, ты – недоступна, – железные нотки оцарапали слух.

– Да, знаю. У меня зарядное устройство испортилось, а телефон сел. Так что, связь – только односторонняя, – вздохнула я.

– Откуда ты звонишь? – еще раз резануло по уху.