Скри-бог

Скри-бог
Екатерина Кузнецова

Настоящей любви не страшны никакие преграды, она преодолеет любые препятствия. Но что, если на пути у влюблённых встанет мстительное древнее божество?

Он был из тех, кого называли "плохими парнями" – чёрная кожа, длинные волосы, кастет и тяжёлый металл. А я была девочкой из "хорошей семьи" – платьица, бантики, музыкальная школа и куча хороших манер. Но я влюбилась в Него. Потому что Он любил меня, и потому что Он был таким, каким был. А ещё, потому что так было нужно. Так должно было быть.

У нас никогда не было интимной близости. Хотя, я знаю, что должна была быть, и мы оба хотели. Но этого так и не произошло. Нам было хорошо вместе, хорошо просто находиться рядом, и этого было достаточно. Этот вопрос даже не обсуждался. Мы просто были вместе.

Наше счастье оказалось не достаточно длительным, чтобы стать привычкой, но достаточно долгим, чтобы воспоминания о нём приносили боль потом. Это были самые странные отношения. И самые романтичные. Он никогда не говорил мне о любви. Я никогда не целовала Его. Он никогда не провожал меня домой. Я никогда не упрекала Его в недостаточном внимании ко мне. Он никогда не приглашал меня на свидания. А я никогда не ходила на них. Ему было почти тридцать. Мне не было семнадцати. У него был сын. У меня не было никого. Он считал, что жизнь – это груз, слишком тяжёлый для того, чтобы нести его долго. Я считала жизнь бесценным даром. Он научил меня ненавидеть жизнь. Я научила Его влюбляться в каждый рассвет.

Это было самое прекрасное время в моей жизни. Если не сказать – единственное. Но, как я уже говорила, оно длилось не достаточно долго. Вскоре начали происходить странные вещи. Вещи, не поддающиеся объяснению. Вещи, которые называют мистикой, о которых снимают фильмы ужасов. События, в которые невозможно поверить, если сам не был их свидетелем.

Всё началось, как и следовало ожидать, внезапно. Так же, как начинается всегда.

В тот день мы сидели на огромном стадионе. Где это было, я уже не помню. Это могла быть любая страна из существующих на свете. Воспоминания сами куда-то уходят. Они стираются беспощадным временем. Они разрушаются, похороненные под горой новых мыслей и впечатлений, как забывается человек, похороненный в тёмной сырой могиле. Мне кажется, что скоро от моих воспоминаний вообще ничего не останется. Лишь тонкий иссушенный временем скелет. Тронь, и он рассыплется в прах.

Я благодарна Вам. И мне даже не важно, кто Вы. Я просто благодарна за то, что Вы пришли в это не самое приятное место. Вы видите, я даже не интересуюсь целью Вашего визита. Я рада уже тому, что Вы пришли и тому, что Вы просто слушаете меня. Хотя, возможно, Вам не очень приятно слушать мой голос. И, наверняка, неприятно смотреть на меня. Не надо, не спорьте. Я вполне представляю себе, как сейчас выгляжу. Но Вы не сводите глаз с моего изуродованного временем лица. И в Ваших глазах нет страха. Спасибо Вам за это. Я не знаю, каким Богам Вы молитесь, да это и не важно. Я рассказываю Вам эту историю не потому, что она поучительна, не потому, что она чем-то может помочь Вам в жизни. Просто я хочу её рассказать, чтобы она не была похоронена в моих воспоминаниях. Я хочу, чтобы она сохранилась, пускай ненадолго, в чьих-то мыслях. А ещё мне бы очень хотелось снова пережить её. Не потому что это было захватывающим и интересным приключением. Нет. Моё сердце даже по прошествии многих лет наполнено ужасом. Нет. Только потому, что там был Он. А я Его любила.

Я думаю, в действительности, не важно, в какой стране происходили все события. Важно, что именно происходило. Мы сидели на стадионе. Это был самый большой стадион из всех, какие я видела когда-либо в жизни. Мы сидели втроём. Он, я и Его друг. Мы сидели молча. Нам никогда не нужны были слова. Мы прекрасно понимали друг друга по взгляду, жесту, а может даже читали мысли. Его друг так не мог. Он всё время что-то говорил. Он не замолкал ни на секунду. Он был просто человеком, у которого длительное время не было возможности пообщаться. А теперь его прорвало. Вот уже час, как он болтает не переставая. Мы иногда киваем ему в ответ и изредка отвечаем ему по-очереди. А ему всё равно, слушаем мы его или нет. Ему важно просто говорить. И он говорит, не обращая никакого внимания на нас. А мы не обращаем никакого внимания на него.

В какой-то момент он внезапно замолчал. Как будто в магнитофоне закончилась плёнка. Как будто радио завершило свой эфир на сегодня. Мы не обратили никакого внимания и на это. Не заметили. А, наверное, стоило…

Затем он просто вскочил и убежал. Мы заметили его отсутствие лишь спустя какое-то время.

"Что случилось, Джесс (меня в то время звали Джессикой.)?"

Я подняла на Него взгляд и пожала плечами. Потому что я, действительно, не знала. Не была уверена, что знала. Я не видела.

Мы просидели ещё примерно четверть часа, разглядывая осеннее поле пустого стадиона. Помню, только в этот момент мне показалось странным, что такой огромный стадион пуст. Мне казалось, что самый большой стадион из всех, что я видела в жизни, не может быть настолько пустым. Особенно таким тёплым и приятным осенним вечером. Я посмотрела на солнце. Оно было слегка прикрыто тонкой полупрозрачной тучкой, и сероватое, но в то же время ещё тёплое небо нежно обнимало его перед тем, как уложить спать. Лучи солнца, не как летом, горячие, злые, а по-осеннему мягкие, ласкающие, с любовью касались вялой травы на поле. Ветер, ещё не обозлённый скорым приходом зимы, лениво прогуливался по трибунам, нехотя играя нашими волосами. Начинало темнеть. Облака окрашивались в самые невероятные, самые не небесные (а может быть, как раз наоборот, самые что ни на есть небесные) цвета. На другой границе неба появилась луна. Круглая, как тарелка и бледная, как лицо мертвеца. Она, ещё полупрозрачная, похожая на призрака, ждала, когда же, наконец, уйдёт это ненавистное ей солнце, и она сможет расцвести во всей своей болезненной желтизне. Она считает себя золотой. Она не любит солнце, потому что на его фоне выглядит бледной. Потому что рядом с ним её не заметно. Потому что на неё только воют. Она считает, что солнце зазналось. Оно отняло у неё почти всё. Почти всё растёт и цветёт под солнцем. А ей досталось лишь немногое бледное, серое, невзрачное…

Мы не стали смотреть на луну. Я не люблю её круглую и жадную морду. А Он это знает. Я никогда не говорила Ему об этом. Он просто знает, что я не люблю луну. Так же, как я знаю, что Он не любит солнце. Он любит пасмурные дни. Он любит дождь. Он любит воду. Однажды мы отправились к океану. В тот раз мы почти двое суток сидели на берегу, у самой кромки воды, и смотрели на эти бесконечные волны, пребывающие в вечном движении. Они никогда не останавливаются. Они зелёные и холодные, и нам стало казаться, что весь мир ушёл под воду. Как будто мы нашли единственный в мире сухой островок и теперь сидим на нём и смотрим на колдовскую зелень вокруг, а океан всё ближе и ближе подступает к нам…

Мы пошли по дорожке к выходу. Мы не спешили. Нам не куда было спешить. Нам казалось, что у нас в запасе целая вечность. Вечность, через которую мы пройдём, держась за руки.

Мимо нас проносились машины. Они грохотали модной музыкой. Какие-то люди в этих машинах поворачивали рули, давили на газ, куда-то торопились. А мы медленно шли мимо них, держась за руки. И, казалось, что мы во всей своей неторопливости движемся намного быстрее, чем они, сверкая лакированными боками и включёнными фарами на своей дикой скорости. Мы шли через ярко освещённый город. Мы сворачивали на тёмные улочки и пробирались тихими трущобами. Мы не хотели видеть этих сияющих скоростных монстров. Мы не любили их.

Наконец, мы дошли до дома, в котором жили в то время. Это был дом Его друзей. Они пригласили нас пожить немного у них, пока мы здесь. Это были прекрасные люди. Анна каждое утро готовила завтрак. Для всех. Она не делила нас на "мы" и "они". В то время мы жили с ними как одна семья. И это было замечательно. Лари ходил на работу, а потом в магазин за покупками. И я помогала Анне готовить и прибираться. А Он помогал Лари в работе по дому и ещё в каких-то делах. Они чинили крышу, которая протекала. Лари хотел нанять рабочих, но этого не понадобилось. Мне иногда кажется, что нет на свете такого дела, которое было бы Ему не по силам, не существует того, с чем бы он не смог справиться.

И вот мы пришли домой. Это был небольшой, но аккуратный частный домик оранжевого цвета. Мы поднялись на второй этаж. Анна была на кухне. Лари должен был скоро вернулся. Мы пошли в Его комнату. Мы просто сидели вдвоём, продолжая держаться за руки.

В дверь внизу постучали. Сначала тихо, потом громче. Вскоре стук перешёл в неистовый истерический грохот. Мы слышали, как Анна подошла к двери, спросила, кто там. В ответ из-за двери раздался душераздирающий вопль. И ещё звук. Как будто когти скребут по кожаной обивке двери, раздирая её в клочья. Мы слышали, как Анна с визгом отскочила от двери, упала, уронив на себя стоявший внизу торшер. Всё это произошло за каких-то несколько секунд, но эти секунды почему-то показались нам бесконечно долгими, растянутыми до предела. Ещё чуть-чуть и время лопнет, как слишком сильно надутый воздушный шарик. Казалось, за эти несколько секунд можно было успеть прожить целую долгую и счастливую жизнь, о которой потом не возникнет даже толики сожаления.

В течение этих до безумия долгих секунд Он отпускал мою руку. Медленно, как во сне, я чувствовала, как Его рука соскальзывает с моей. Ему не надо было говорить что-либо, я и так знала, что он собирается делать. Он хотел спуститься вниз, узнать, что случилось и, если нужно, помочь Анне.

"Я сейчас", – я видела это в Его глазах.

– Я сейчас, – произнёс Он, глядя мне в глаза. Он знал, что не обязательно говорить это вслух. Он знал, что я и без слов прекрасно понимаю Его. Но ещё Он знал, что я люблю Его голос, люблю, как он звучит, люблю слушать его звук. Иногда, когда мы оставались одни, Он говорил. Просто говорил, не важно что. Рассказывал анекдоты, напевал смешные песенки или просто размышлял вслух, или рассказывал странные древние легенды про Скри-бога. А я сидела рядом с Ним, держала Его руку в своих ладонях и слушала. Я могла часами слушать Его голос. Иногда я не могла понять, о чём Он говорит, иногда Он начинал говорить на неизвестном мне, чужом языке, жутком и зловещем, но это было не важно. Я просто слушала Его голос, и мне было этого достаточно для своего маленького счастья. И Он знал это, поэтому говорил.

Вот и сейчас Он сказал эти два слова, чтобы сделать мне приятное, чтобы убедить меня в том, что всё в порядке, чтобы я не волновалась. Возможно, это просто пьяный сосед ошибся домом, или какой-нибудь наркоман ищет денег на дозу. Это не важно. Он сейчас сходит вниз, поможет Анне, разберётся с непрошеным гостем и вернётся обратно. Ко мне. Как Он всегда возвращался.

И я не волновалась. Я просто сидела и ждала, когда Он вернётся. Я вспоминала нашу сегодняшнюю прогулку. Я вспомнила тёплый ветер, золотое солнце, невероятные цвета, окрасившие небо. А ещё я внезапно вспомнила Его друга, который сидел с нами. Я вспомнила, как он говорил, говорил. Он был не в силах остановиться. Он всё время продолжал говорить, но не мешал нам. Он просто создавал фон. Как не слишком громкая музыка, приятно играющая на заднем плане. А потом он внезапно замолчал. Только сейчас, вспоминая этот момент, его молчание мне показалось странным. Как будто кто-то оборвал его, заставил умолкнуть. Закрыл рот ладонью и приставил к горлу холодный нож. Он замолчал мгновенно, на середине фразы, на середине слова. В тот миг мне показалось это в порядке вещей, в тот миг я даже не заметила этого, зато теперь… А потом он вдруг вскочил и убежал. Куда? Я не видела. Почему? Я не знаю. Может быть. его кто-то позвал? Но он обязательно сказал бы нам, чтобы мы дождались его возвращения, или наоборот не ждали. Он бы помахал рукой, если бы это был кто-то из знакомых. А если это был враг? Он бы предупредил нас, что надо спасаться, что опасность рядом. Не важно общий это враг или его личный. Этот человек не может сдерживать поток слов. И он не мог вот так встать и сбежать без всяких видимых причин. Ему не могло просто захотеться побегать по стадиону, или сходить купить мороженное или пиццу. Даже если и так, он не мог сбежать за пиццей ни слова не говоря. Это было не в его привычке. Я неплохо узнала этого человека. Он бы никогда так не поступил.

В следующие несколько минут (а может и секунд, или часов…) за дверью комнаты и там, внизу, было тихо. Пугающая тишина. Злая тишина. Кровожадная. Она как будто требовала жертвы, не нарушаемая никаким шумом. И вдруг, внезапно, моё сердце забилось так громко, как никогда прежде. Я слышала эти удары, чувствовала его толчки. Мне казалось, что все, кто есть в доме, слышат его. Мне казалось, что оно хочет выскочить из тесной грудной клетки. Мне казалось, что оно разрывает меня изнутри, а его гулкий стук – снаружи. Мне захотелось спрятаться под кровать, или в шкаф, или за занавеску, или куда-нибудь ещё. Но там найдут, поймают, съедят (сама не знаю, откуда взялось это слово). Надо бежать! Мне хотелось выскочить в окно, убежать, скрыться… но я заставила себя сидеть на месте. Я заставила себя не двигаться. Я заставляла себя вспоминать какие-то приятные моменты из своей жизни. Я заставляла себя думать о Нём. Ничего не помогало. Панический ужас захватил моё сознание. Он приказывал спасаться, бежать, но я не могла, ведь Он должен вернуться. Он сказал, что скоро вернётся. Я должна дождаться. Сердце продолжало бешено отсчитывать время. Мне показалось, что мои рёбра уже начали трещать под его тяжёлыми ударами. Тишина напрягла все мускулы. Голосовые связки натянулись, готовые освободить крик отчаянья, затаившийся в горле. Я ждала. Мои пальцы до боли сжали одеяло. Костяшки побелели. Руки дрожали от напряжения. Я ждала. Я прекрасно понимала, что пока ничего не происходит, а если и происходит, то слишком тихо, чтобы быть опасным. И прошло слишком мало времени, чтобы можно было волноваться. Он вышел из комнаты всего несколько секунд назад. Две? Три? Пять? Не важно. Но почему мне кажется, что Его слишком долго нет? Почему время тянется так медленно? Волочётся, как улитка?

Я попыталась усилием воли разжать пальцы рук, успокоить сбившееся дыхание, расслабить напряжённые, непослушные мышцы. Лишь на мгновение сердце замерло и воцарилось спокойствие. Только на один момент. Следующий удар сердца оказался настолько силён, что я едва сдержала крик. На глазах выступили слёзы.

Я не слышала, скорее, почувствовала, как кто-то приблизился к двери. Каким-то внутренним зрением я увидела руку, прикасающуюся к двери, толкающую её. Ещё не зная, кто за дверью, я вскочила Ему на встречу. Я ощутила, что это Он. Я вскочила с кровати, и в этот миг Он вошёл.

"Что случилось?" – спрашивали мои глаза.

Он не ответил. Он прошёл через комнату и, лишь проходя мимо меня, прошептал беззвучно, одними губами: "Уходим".

Мы собрали свои немногочисленные вещи в рюкзаки и вылезли через окно на улицу. Лишь оказавшись снаружи, я услышала шум. Страшный грохот раздавался из дома. "Скри-и-и-и" – кричали стены, завывало, стонало внутри. У меня возникло ощущение, что весь дом вот-вот рухнет за моей спиной, сложится, как карточная пирамидка. Но я не оглянулась. Я не смогла заставить себя оглянуться. Это оказалось выше моих сил. Единственная мысль, которая осталась в моей голове – что случилось с Анной. Лари уже успел вернуться домой, но он возился в саду. Не знаю, слышал ли он грохот. Пошёл ли он тоже посмотреть, что происходит. Случилось ли с ним что-то плохое? А может он, как и я, оглох на насколько секунд и ничего не заметил? Может он и сейчас пропалывает любимые цветы Анны и думает о чём-нибудь приятном. И ничего не знает. А потом, в какой-то момент, он обернётся, услышав грохот, он посмотрит на дом и поймёт, что у него больше нет дома, что его дом разрушен. Может, он так и не узнает, что произошло с Анной. А она никогда не узнает, что произошло с ним.

Мы бежали. Я не знала, зачем, не знала, куда, не знала, от чего. Я знала лишь одно – если мы остановимся случится что-то ужасное. Что-то, чего по моим представлениям не должно было случиться. Что-то, выходящее за рамки моих представлений о реальной жизни.

Мы отбежали достаточно далеко, чтобы не слышать звуков, доносившихся из дома, чтобы не видеть дом. Он поймал такси. Я не знала, куда мы едем. Я лишь смутно понимала, что нужно уехать как можно дальше. Почему? Я не знала. Это было предчувствие близкой опасности, от которой можно только сбежать. Он назвал таксисту какое-то место. Я не поняла Его слов, я лишь услышала Его голос. Этого оказалось достаточно, чтобы осознать, что мы едем очень далеко отсюда.

Всю дорогу Он молчал и держал меня за руку. Слишком крепко, чтобы это успокаивало, но недостаточно крепко, чтобы причинять боль. Мы ехали несколько часов. Таксист всю дорогу о чём-то говорил, смеялся. Его не волновало то, что мы ему не отвечаем. Он чуял крупные деньги, понимал, что получит неплохой гонорар за эту поездку, и поэтому веселился.

Мы вышли из машины на берегу какой-то реки. Молча. Держась за руки. Водитель получил свои деньги и уехал, пожелав нам всего хорошего.

Мы дошли до реки и устало сели на песчаный берег. Было холодно и влажно. Дул пронизывающий ветер. Луна выкатилась на небо и ехидно смотрела на нас, усмехаясь. Я плотнее прижалась к Нему. Я хотела спросить, что произошло, от чего (или от кого) мы убегали. Что случилось в доме? Но голос не слушался меня. Я лишь бессвязно шевелила губами, не в силах произнести ни звука. Я посмотрела на Него в надежде, что Он поймёт, что расскажет, что объяснит. А Он смотрел на реку. Он как будто ничего не видел вокруг. Только реку, которая с лёгкостью проталкивает тяжёлые слои воды по своему руслу. Серые перекаты волн. Первые вспыхнувшие на небе звёзды, отражающиеся где-то в глубине. И луна. Она тоже сидела в реке, плыла по мокрому зеркалу. Она любовалась своим отражением, любовалась собой. Вдруг стало совершенно непонятно, где же на самом деле её отражение – на небе, или в реке.

Мы сидели так на протяжении часа. Я смотрела на Него, а Он смотрел на воду. А бледная жёлтая луна смотрела на своё отражение. А ещё она смотрела на нас и, казалось, смеялась над нами. А потом Он взглянул на меня, и я увидела всё, что случилось там, в доме. Я увидела, как Он вышел из комнаты и спустился вниз. Я увидела Анну. Я не знаю, почему, каким образом, но я поняла, что она мертва. Какая-то сила, неизвестная мне сила пришла и убила её. В моей памяти стали беспорядочно всплывать обрывки Его рассказов – легенд о древнем Боге, пришедшем к нам из глубины веков, а может и из иных миров, никогда не существовавших здесь. Скри-бог – шептала память. Я никак не могла связать эти воспоминания с произошедшим в доме… Потом я выглянула вслед за Ним в сад и увидела Лари. Он лежал среди цветов и казался каким-то полупрозрачным. А потом я увидела того самого друга, с которым мы были на стадионе, и который убежал, не сказав ни слова. "Скри-бог" – ещё громче застучало в мозгу, болью отдаваясь в висках. Я увидела его, и сразу же поняла, что это не он (Скри-бог?). Он изменился. Кто-то другой, может быть, и не понял бы, но я с трудом узнала его. Казалось, вроде, всё то же самое: тот же нос, та же бестолковая улыбка, те же щёки, те же руки и ноги, но что-то незримо изменилось в нём. Волосы взъерошены, лицо красное, глаза… Они были такими же как и раньше, мягкого коричневого цвета, но в глубине этих глаз теперь было что-то другое. Не простодушное веселье, безобидное и достаточно милое. Это было что-то совершенно другое. Там сверкал и бесновался ярко-красный огонёк ненависти. То мягкое и доброе, казалось, не понимает, что происходит. Оно было просто отодвинуто назад какой-то невиданной силой. И эта сила ненавидела. Она ненавидела всех и всё на свете, но больше всего она ненавидела нас. Я увидела это в глазах Его друга. Друга, которым тот уже не был. Я увидела это через Его взгляд, Его глазами. Я увидела то, что Он видел там, в доме. Я хотела понять, что это, но Он не позволил мне.

Он отвернулся. Он опять смотрел на мелкие волны реки, а я опять смотрела на Него. А луна опять смотрела на нас, но уже без усмешки, а с удивлением.

Ближе к утру я уснула у Него на руках. Мне снились странные сны, наполненные зловещими тенями, демонами и прочей нечистью. А Он всё так же неподвижно смотрел на воду.

Меня разбудили крики гигантских птиц с окровавленными лицами. Когда я открыла глаза, оказалось, что это чайки. Они кружили прямо над водой, едва не касаясь её кончиками крыльев, хватая клювами волны за самые краешки. Как будто пытаясь приподнять их, заглянуть под них, увидеть, что там, под волнами.

Я привстала. Нужно было подойти к воде и умыться, но что-то отвлекло меня от этой мысли. Я остановилась. В голове тотчас же повисла оглушающая пустота, как и тогда, в доме. Лишь одна мысль смогла проникнуть сквозь неё, достучаться до моего сознания: "Беги!" У меня возникло смутное ощущение, что Он прокричал это единственное слово. Я хотела оглянуться, посмотреть, правда ли это, посмотреть, что происходит у меня за спиной, но я не успела. Кто-то схватил меня за руку и потащил куда-то вдоль берега. Прежде, чем увидеть, кто это, я успела почувствовать, что это Он. От внезапного резкого движения потемнело в глазах, и закружилась голова. Мы бежали не разбирая дороги. Куда-то вперёд. Мы спешили скрыться от надвигающейся на нас неясной опасности. Всю дорогу мне казалось, что это опять та же самая необъяснимая сила, которая по каким-то своим причинам стремится нас уничтожить. Всю дорогу в моём разуме память кричала и кричала, заставляя вспомнить что-то очень важное: "Скри-бог!"

Сзади нас настигал страшный грохот, шум, я могла расслышать и волчий вой, и крики стаи ворон, и какие-то невообразимые стоны… У меня возникло такое ощущение, что за нами гонится не какое-то конкретное существо, а необъятная разъярённая стихия. Она разрывает всё на своём пути. Она разбивает камни, лежащие на её дороге. От неё невозможно спрятаться, невозможно сбежать, с ней нельзя договориться, с ней бессмысленно бороться. Она просто приходит и уничтожает. Без предупреждения. Без пощады. Она не знает милосердия. Она не понимает жизни. Она не верит в любовь.

Мы бежали не оглядываясь, но внутренним зрением я видела того, кто гнался за нами. Я видела его жадные глаза, пылающие ярко-красным огнём, его раскрытую пасть, из которой сочилась ядовитая слюна, его острые когти, которыми оно вспарывало землю. Я всем своим существом ощущала ненависть этого создания. Ненависть ко всему живому, и больше всего к нам. Я бежала, и страх помогал мне двигаться быстрее. Но долго ли мы сможем убегать от него? На долго ли хватит сил?

Перед нами простирался песчаный пляж. Мои ноги вязли в мелком песке. С каждой секундой бежать становилось всё труднее. Я знала, что наступит такой момент, когда кто-то из нас оступится, упадёт и тогда… тогда погоня будет окончена. Тогда победит оно, которое жаждет крови.

И вот этот момент настал. Моя нога соскользнула с какого-то камня, и я, не удержав равновесия, упала в песок. Я плохо запомнила этот миг. Помню только скорость движения земли под ногами, а потом земля внезапно закончилась и всё. И только ощущение полёта. "Если бы у меня были крылья…" – бессвязно подумала я в тот момент. Я бы, наверное, раскрыла свои крылья и взлетела бы, и тогда мы бы смогли спастись. Мы бы взлетели в небо, к солнцу, и вместе с ветром унеслись бы от этой ненавидящей неизвестности. Оно не смогло бы нас поймать там – в небе. Оно ненавидит солнце. Оно боится его. Оно не полетит к нему. А мы бы полетели. Я бы смогла спасти и Его, и себя. Хотя бы на время. Но за это время мы бы придумали способ бороться с ним и победить его.

Но у меня не было крыльев. И я упала. А Он всё держал меня за руку. В какую-то секунду мне показалось, что Он отпустит меня, а сам побежит дальше, спасаясь от погони. Это была самая долгая секунда в моей жизни. Но этого не произошло. Он продолжал крепко держать мою руку, даже когда солнце у нас над головой закрыла тень того человека, который был Его другом. Теперь это был уже даже не человек. Это было чудовище. С длинными когтями и кровожадными клыками. Огромного роста. Он помогал мне подняться, когда чудовище нависло над нами.

Я смотрела в его страшные кроваво-красные глаза. Я видела в них вечность. Я видела в них вековую мудрость. И ещё я видела в них нескончаемое зло. Я видела ненависть. Я чувствовала её.

Это был Бог. Я не знаю, что за Бог мог так ненавидеть и так стремиться к уничтожению, но это был Бог, в которого верил Он. Скри-бог. И сейчас этот Бог нависает над нами. Он уставился своими неподвижными глазами прямо на меня. Я боюсь думать о чём-либо. Он смотрит мне в глаза. Он заглядывает мне в душу. Он заглядывает мне в сердце. Он видит всё, что я видела когда-либо. Он знает всё, что знаю я. И он ненавидит меня ещё больше, не понимая, что такое любовь.

Видимо, от волнения, или от страха, а может по какой-то ещё причине, но воспоминания о том, что случилось позже, исчезли. Я даже не помню, как выглядел Его Бог. Могу сказать лишь одно – это бесконечно жадное и парадоксально ненавидящее создание. Оно ненавидит всех. И все ненавидят его. Даже те, кто ему поклоняется. Но больше всего Скри-бог ненавидит любовь. Он проклинает её. Он проклинает тех, кто любит.