Стань моей тенью

Меня вообще не собирались посылать в новую командировку. Раннее Средневековье считалось опасным, и рисковать шеф не хотел. Он так и не захотел, но просто вынужден был смириться.

– Я долгое время нигде не была, и мне абсолютно все равно, чем закончится мое путешествие, – в моем голосе не было ничего, кроме усталости.

В голосе шефа, напротив, звенел металл благородного негодования.

– Твоему сыну всего только год, – напомнил он строго.

– Моему… простою – вдвое больше, и все это время… – объяснять, в общем, ничего не требовалось.

Шеф всегда прекрасно понимал меня.

– Ты играешь в опасные игры с прошлым, Анна, – предостережение последовало вовремя, но оно уже ничего не значило для меня.

На свете, вообще, не осталось почти ничего, имеющего для меня значение. Исключение составлял белокурый мальчик с прозрачными голубыми глазенками, пухлый согласно возрасту и суровый не по годам… От него-то я и старалась убежать. Уж слишком он напоминал своего отца, оставленного мною в одной из прошлых эпох. Я так хотела освободиться от этих воспоминаний, а заодно и от себя самой, что была согласна изображать кого угодно и отправляться хоть на край света или времени – куда и кем пошлют.

Я тряхнула головой, избавляясь от непрошеной печали, и пристально взглянула шефу в глаза. Его маленький секрет кроме меня никому не был известен: шеф категорически не любил взглядов в упор. Всегда пасовал перед теми, кто смотрел ему прямо в глаза, и просил о чем бы то ни было. Хотя, если бы эта его особенность была озвучена, он яростно возражал бы против нее и обвинял всех вокруг в предвзятости и чрезмерной прямоте характера. Конечно, его-то трепетная натура всегда была вне конкуренции.

– Нечего пялиться, – устало заявил он, – Сама знаешь, терпеть этого не могу, и всегда пользуешься.

– Не всегда, – я пошла на попятный, и отвела взгляд, – Только если все прочие аргументы исчерпаны. На этот последний вам, обычно, бывает нечего возразить. Ведь нечего?

– Нечего, нечего… Ладно, готовься, но имей в виду, что на сей раз это очень опасное путешествие. Действительно опасное, понятно?

– А до сих пор я совершала исключительно безмятежные выезды, и ни разу не видела опасности даже на горизонте.

Это ехидство имело под собой веские основания. Все мои путешествия начинались довольно безоблачно, и не было ни одного, которое не завершилось бы какой-нибудь феерической заварушкой.

Шеф поднял руки в знак капитуляции. Я осмотрела его с нежностью: он был одним из немногих моих коллег, четко представлявших себе, что именно мне больше всего нужно в конкретный момент времени.

– И что там за история? – трезвый насмешливый взгляд шефа на мотивы грядущей командировки не раз выручал меня, так что пренебрегать им не стоило.

– Как всегда – странная, – шеф устроился в кресле поудобнее, словно собирался рассказать мне сказку, – У них там будто бы приключилось крупнейшее государственное образование. Часть Скандинавского полуострова, теперешняя Англия, острова… Лично я считаю, что такого просто не могло быть.

Карл Великий и король Артур отдыхают – Властитель (так они называли его, подумать только, ни имени, ни прозвища, одна должность, и все!) их с запасом переплюнул. Вообще, если верить легендам, изобилие его деяний просто не поддается учету… и здравому смыслу. Сама посуди, у него, бедолаги, было более двух десятков жен, под свою руку он заграбастал огромные территории, знал, будто бы, все на тот момент действующие языки, свободно общался с духами предков, читал мысли…

Можно сказать, не ел, не пил, не спал, а только завоевывал, укреплял, упрочивал и удерживал. Дипломатические таланты при такой жизни нужны недюжинные… как и еще множество самых разных качеств. Есть два «но». Наследник у него, почему-то, был всего один – и это при тогдашней женской плодовитости! И еще: с определенного периода его держава начала как-то сама собою распадаться, разваливаться и расклеиваться. Безо всякой – заметь! – посторонней помощи. В одной летописи глухо поминается какое-то чудо с участием Королевского камня, но это все, что есть недосказанного. В остальном Властитель безупречен от и до – не подкопаешься.

– А что говорит Наблюдатель?

– А Наблюдатель вообще не хочет больше выполнять свои профессиональные обязанности, – шеф досадливо поморщился, – Это к нашему с тобой давнему разговору о том, что каждому – свое. Отправили мы туда девицу, вроде тебя, смышленую и симпатичную… и уже через пару месяцев она прислала сообщение, что, видите ли, не желает больше трудиться на ниве исторических исследований, а желает отдаться в жены какому-никакому лорду, и с ним прожить в любви и согласии, что ей отмерено. С меня наверху едва шкуру не сняли, сама понимаешь. При этом неясно, с чего ее так переклинило: когда отправляли, все тесты она прошла совершенно благополучно. А вот поди ж ты… психология.

– Насчет меня можете не волноваться, – не сдержалась я, – Понимаю, в чей огород все ваши камни. Но мне и даром не нужен еще один межвременной роман – хватит с меня, честно скажу.

Шеф моментально сменил досаду на широкую улыбку:

– Не зарекайся, дорогая. Ты, помнится, сама говорила, что прошлое так и норовит подсунуть тебе что-нибудь необычное.

– Так то необычное. А что может быть обыкновеннее романа, пусть и между обитателями двух различных эпох?

Шеф заулыбался еще шире, и как никогда походил на чеширского кота.

– Никогда не говори «никогда», дорогая. Даже если это слово кажется тебе единственно верным. Все меняется.

– Не все, – упрямилась я, – Есть вещи, ситуации и категории сознания, которые…

– Считают неизменными, – с понимающей улыбкой закончил шеф, – Они тоже меняются. Просто «неизменное» меняется медленно, почти незаметно. Но тоже меняется, поверь на слово своему старому и мудрому начальнику.

– Ну ладно, убедили, – у меня оставался только один шанс с честью выйти из ситуации, – Могу я взглянуть на безответственную персону Наблюдательницы?

– Вот, пожалуйста, – шеф достал из папки фотографию, – Как тебе это легкомысленное существо?

Я с интересом осмотрела девицу, в которой профессиональный долг пасовал перед невнятной скороговоркой покуда неведомых мне бытовых причин. Наверняка неуважительных причин, как я считала.

Надо отдать должное, она была хороша. Пепельные локоны, голубые глаза, и тонкий шрам на правой скуле, чуть заметный, только добавляющий ей шарма. Должно быть, подумала я, от поклонников нет отбоя, вот ей и показалось, что именно там, в глубине веков, все они испытывают настоящие чувства, а не жалкую смесь из похоти и боязни одиночества. Она, видно, так прижилась на плодородной романтической почве, что сама не заметила, как перестала считать домом наши странные и противоречивые времена.

– Какой типаж подходящий, – не удержалась я от комментария, – Настоящая саксонка, мечта проклятых норманнских оккупантов.

Шеф только уныло кивнул. Девушка оказалась даже слишком подходящей для той действительности, в которую попала. И легко разрушила вполне рабочий план, где ей назначалась главная роль.

– Ну ладно, – перешла я к делу, – А от меня что требуется?

Шеф поскреб подбородок.

– Изучить, – наконец выдал он, – Изучить и выяснить обстоятельства столь насыщенной биографии.

– У всех у нас насыщенные биографии, – откликнулась я, – Может, потомкам тоже покажется, что мы не могли всего этого успеть…

* * *

Отпущенные на подготовку дни миновали с третьей космической скоростью, и я оказалась на бескрайних просторах Средневековой Европы. Там мог бы разместиться целый легион подобных гостей – так много в ней оставалось еще свободного места.

Долгие дни, пока мы ехали на северо-запад, я посвятила размышлениям о пространстве в человеческой жизни. Мои современники – хотели того или нет, – были пожизненно заперты на полуживой планете в тесной толпе себе подобных. Скрашивала их существование разве лишь иллюзия скорости передвижения, иллюзия, которая, в сущности, мало что меняла.

Наш обширный караван двигался так неспешно и величественно, будто мы вообще не собирались никуда попасть. В прежние времена я бы уже сто раз вышла из себя от такого медленного развития событий. Однако теперь даже получала удовольствие от черепашьих темпов передвижения. К тому же, плотность народонаселения вокруг нас неуклонно стремилась к нулю. Изредка встречаемые поселения по величине можно было примерно разделить на три категории: претендующие на роль городов, похожие на деревни и просто малые скопления человеческих жилищ.

Раздвоение личности, посещавшее меня и раньше, снова поселилось в голове. Я проживала первые дни в новой эпохе, и в то же время как будто наблюдала за собой со стороны. Благородная дама в тяжелом плаще существовала вполне самостоятельно. Она, а не я, терпеливо сносила неудобства походных ночлегов, ела полусырое мясо и черствый хлеб, запивая их разбавленным вином, легко вскакивала на лошадь (мужское седло оказалось гораздо удобнее дамского), и ехала туда, куда ей указывали путь.

Экс-Наблюдательница мне обрадовалась.

– Слава богу, догадались прислать женщину, – констатировала она, встретив меня в условном месте, – Я-то думала, прибудет какой-нибудь авторитетный пень, и примется пилить меня денно и нощно на предмет профессионального долга.

Я моментально развеселилась:

– А если я начну тебя пилить? Думаешь, не умею?

– Не умеешь, – быстро ответила она, смеривая меня внимательным взглядом, – Такие как ты никогда и никого не пилят. Если что, они просто сразу убивают.

На эту лестную оценку возразить было совершенно нечего. Имидж кровожадной особы мог пригодиться в будущем, и я на всякий случай с усмешкой кивнула.