Остров тысячи огней

– Огненный демон нападет на город, – не дав ответить отцу, четко проговорила Лейнани. – Он уже что-то замышляет.

– О чем это ты? – удивился Фестер, взглянув сначала на взъерошенную напуганную девочку, а затем на ее отца.

Эрленд пожал плечами и попытался успокоить и дочь, и капитана.

– Ей просто приснился кошмар. С кем не бывает.

– Тогда спокойной ночи, – капитан вышел в коридор и закрыл за собой дверь.

Он вернулся в свою спальню, лег и попытался уснуть, но что-то не давало покоя в словах этой девочки. Тревожный червячок заполз внутрь головы Фестера, после ночного разговора. В груди всколыхнулись какие-то детские страхи.

Мужчина почти задремал, когда неожиданное воспоминание посетило его.

Вечер. Теплая кровать. На тумбочке чашка из-под молока с медом.

– Спи, Фес, – воркует бабушка, поглаживая по голове.

– Ба, расскажи сказку!

– Какую?

– Про огненного демона, что заперт в вулкане!

– Ох, все ты ужасы просишь! Расскажу про хранителя маяка.

– Но, ба!

Но старушка непреклонна.

– Или уйду сейчас!

За окном подул сильный ветер, и теплое воспоминание, которое вызвало на губах у капитана улыбку, растворилось.

– Откуда девочке с Большой земли знать о демоне? – прошептал встревоженный Фестер, силясь вспомнить всю сказку целиком.

***

С утра Эрленд снова направился к дому мэра, а Лейнани и Ия остались под наблюдением капитана.

Ия наконец-то перестала обижаться и увлеченно рассказывала за завтраком Лей о том, какая замечательная у них жизнь на острове.

– …занятия пока отменили. В школе осталась одна учиельница, но она занимается со старшими ребятами, а с нами не справляется. Только Мэй это удавалось. Хочешь, я покажу, чему научилась у нее?

– Ты про магию? – заинтересовалась Лей, заерзав на стуле.

Ия радостно закивала, а потом замерла и вопросительно посмотрела на папу.

– Сегодня можно, – улыбнулся он.

Фестер с самого утра чувствовал какую-то странную слабость, и решил, что приготовит завтрак вручную, не надеясь на магию.

Ия радостно вскочила на стул, расправила руки в стороны и шагнула в пустоту.

Раздался грохот.

– Больно, – простонала девочка, сидя на полу и потирая разодранную коленку. – Почему я не повисла в воздухе? Это всегда работало.

– Ты как, живая? – заботливо спросил отец, испугавшись за непутевую дочь.

– Да, – утирая выступившие слезы, хлюпнула Ия. – Почему не получилось?

– Попробуй еще раз, – предложил папа.

Ия снова забралась на стул, расправила руки в сторону и была готова шагнуть, но отец ее остановил.

– Погоди. Давай подушки положим?

– Нет, – запротестовала девочка и снова сделала шаг.

Грохот.

– Ай, больно, да что же это! – где-то на полу, заохала Ия.

Фестер быстро поднялся, вытащил из холодильника зеленку и направился к Ие.

– Давай ногу, – потребовал он.

Коленка была вся в крови. Но Ию беспокоило не это.

– Чашка! – девочка щелкнула пальцами, подзывая к себе чашку с чаем, но та так и осталась стоять на столе, даже не шелохнувшись.

Фестер удивленно поднял брови. Его дочь часто попадала в неприятности, она была очень активной и часто неуклюжей, но вот магия ее не оставляла никогда. Волшебство было тем, что у Ии получалось всегда лучше других. Она была первой в классе по полетам, среди тех, кто умел летать. И первой по трансформации вещей. А уж заставить вещь летать Ия могла еще с младенчества.

«Что-то не так» – понял Фестер и прислушался к себе. Его еще с утра беспокоил упадок сил.

Мужчина щелкнул пальцами и, решив начать с малого, призвал чайную ложку. Но та не сдвинулась с места. Он опять напрягся и приказал ложке просто подвинуться,  она оставалась непреклонна, словно приклеилась к столу.

– Что со мной не так? – хныкала Ия, утирая слезы, катившиеся из глаз. – Я совсем ничего не могу сделать магического. Это все из-за вчерашнего полета? Я сама все испортила?

– Нет, дело не в тебе, – отец погладил дочку по голове и нахмурился.

Ия удивленно посмотрела на папу и еще громче хлюпнула носом.

– А в чем тогда? Я ведь не могу колдовать.

– Дело в магии, Ия. Она пропала, – Фестер встал, пожелал приятного аппетита Лейнани, и вышел на улицу.

На улице стоял шум. Люди выбегали из своих домов в халатах и тапочках, неумытые, непричесанные.