Смерть в пионерском галстуке

Из соседнего помещения, куда зашли парни, доносился гогот и веселые крики, и Яна, показательно вздохнув, вывела:

– Или уже поздно.

– Я умыться хотела, – пробормотала Соня, но почти сразу спохватилась.

Захотелось прибить себя за эту вечную привычку оправдываться.

Вот кто ей эта Кошка? И откуда дурацкое стремление всем угодить и выглядеть хорошо в чужих глазах?

– Умывайся, мы ж не запрещаем, – подхватила Силантьева, копируя интонации Яны. – Вдруг тут водичка волшебная. Сотворит чудо, и ты станешь красавицей. И мальчики сразу, как тебя увидят…

Соня вспыхнула, передернув плечами, словно от озноба, не дослушав, выскочила на улицу, бросилась куда глаза глядят.

Она мчалась по поросшим травой выложенным плитками тропкам, не обращая внимания на то, что мелькало по сторонам, запнулась, угодив ногой в трещину, и едва не улетела рыбкой. А потом наткнулась на густо заросшую девичьим виноградом и вьюнком беседку, забилась внутрь.

Деревянный пол провалился в одном месте, от стола осталась только ножка, заканчивающаяся металлическим прямоугольником с дырками для болтов. Зато круговая скамейка почти целая, хотя краска на ней тоже сильно облупилась, но сидеть можно.

Соня для начала провела ладонью по доскам, стряхнула налипшие чешуйки. В принципе чисто – дождь смыл грязь, – пусть и влажно немного. Она опустилась на край, шмыгнула носом и, не удержавшись, стукнула кулаками по деревяшке, выдохнула с напором:

– Дура! Какая же дура! – непонятно, кого имея в виду: себя, Силантьеву или даже Кошкину.

Как ни странно, немного полегчало, и Соня, чтобы окончательно отвлечься, осмотрелась, постаралась представить, как здесь могло быть уютно, когда лагерь работал.

Наверняка беседка у его жителей пользовалась спросом. Процарапанные или выведенные ручкой и маркером надписи виднелись тут и там: «К и М навсегда», «А + Б = Л», «Сэм, я тебя» и крошечное сердечко рядом, вернее, чуть ниже – невероятная, въевшаяся в гены еще с доисторических времен потребность оставить собственную «наскальную» надпись, увековечить в веках себя и собственное чувство.

И что еще за «Сэм»? Какое странное имя. А в остальном ничего особо интересного. Но место, конечно, удобное, чтобы уединиться, спрятаться ото всех.

Снаружи, скорее всего, вообще не заметить, что внутри беседки кто-то есть, а отсюда, пусть и с трудом из-за разросшегося винограда, но кое-что разглядеть получалось. Например, игровую площадку с лазалками, каруселью, чем-то типа детской песочницы и несколькими качелями разных видов.

Соня зажмурилась и словно воочию услышала голоса, смех, поскрипывания. Или…

Поскрипывания были не придуманными, а вполне реальными: скрип-скрип, скрип-скрип. Их ни с чем не спутаешь – так могут скрипеть только старые, проржавевшие качели.

Внутри похолодело. Она осторожно приоткрыла глаза, готовая заорать, сорваться с места и снова бежать, с опаской посмотрела сквозь просвет в листве.

Качели. Не с пластиковой сидушкой на цепочках, а с таким добротным стульчиком на металлических палках. Никого нет, но они легонько раскачивались, словно с них кто-то только что спрыгнул. Еще и дальше, за кустами, что-то белело.

Кажется, раньше Соня подобного там не замечала.

Мысленно уговаривая себя, что ничего страшного нет и быть не может, что это просто заброшенное место и она сама напридумывала, сама себя накрутила, Соня выбралась из беседки и на деревянных ногах, стараясь не выпускать из вида странные качели, двинулась туда, откуда прибежала.

Еще бы знать точно откуда. Как оказалось, она совершенно не запомнила дорогу, не до того было. Когда бежала сюда, вроде бы не сворачивала. Или все-таки, не осознавая, повернула пару раз? Только неясно – теперь по тропке направо или налево?

В кустах что-то хрустнуло, вспорхнула птица. Соня стиснула кулаки и постаралась принять уверенный вид. Она же здесь не одна, их целая группа в сопровождении двух взрослых, и достаточно крикнуть, чтобы о ней вспомнили и нашли.

За густыми ветвями опять что-то белело. Неужели там кто-то крался параллельно с Соней? И опять что-то хрустнуло, словно сухая ветка сломалась под чьей-то ногой или рукой.

Соня больше не стала придумывать и представлять, метнулась по дорожке, миновала очередные разросшиеся кусты и внезапно выскочила прямо на Настю, не успев остановиться, врезалась ей в спину, хоть и не слишком сильно.

Инструкторша опять зависала в телефоне. То ли скроллила новостную ленту, то ли рассматривала какие-то фотки. Соня даже успела разглядеть одну, чуть ли не воткнувшись в нее взглядом, и готова была поклясться, что на ней была та самая беседка рядом с игровой площадкой, только много лет назад.

От толчка Настя чуть не выронила мобильник.

– Соня! – развернувшись, выдохнула с осуждением, торопливо засунула телефон в карман, оглянулась по сторонам, будто ожидая увидеть еще кого-то. – Ты что тут носишься? Случилось чего?

– Ничего! – торопливо выпалила та. Не собиралась она рассказывать про свои надуманные глупые страхи. От Насти все равно ничего не дождешься, кроме очередной насмешки. – Просто решила посмотреть, что тут еще есть.

– И как? Нашла что-нибудь? – неожиданно поинтересовалась инструкторша с какими-то особыми пристрастными интонациями.

Странно. И сами собой возникали вопросы, но Соня не была уверена, что получит на них ответы. Потому просто отмахнулась:

– Да ничего интересного.

– А Яна с Валей тоже где-то здесь бродят? – в очередной раз осмотревшись по сторонам, опять спросила Настя.

Соня замотала головой.

– Не видела.

И сразу подумала: так, может, это и были Силантьева с Кошкиной, крались по кустам, нарочно пытались ее напугать.

– Ну тогда пойдем посмотрим, что там остальные делают, – непривычно мягко предложила инструкторша. – Надо наконец-то нормальный обед приготовить. Поедим, и в путь.

На широкой площадке недалеко от здания столовой уже потрескивал костерок, возле которого возились Рыжий с Киселевым. Вечно этому Рыжему больше всех надо. И опять у Сони воображение разыгралось. Так и представилось, что раньше именно на этом месте разводили большой прощальный костер и ребята бросали в него фантики, которые насобирали за смену.

Мама рассказывала, что была у них такая традиция. Фантики, загораясь, взвивались в темное небо огненными бабочками. Такое точно не забудешь, мозг хранит яркие воспоминания лучше всяких фотографий.

Правда, сейчас жечь фантики никто не собирался. Потому что никто, кроме Сони, о такой традиции не знал, и сегодня далеко не последний день похода. Но мысль о фотографиях зацепила Соню.

– Анастасия Игоревна, – спросила она, заглянув инструкторше в лицо, – а вы бывали раньше в этом лагере?

Настя нахмурилась, всем видом давая понять «Да что за ерунда», и, естественно, не ответила. Кто бы сомневался! Приблизившись к костру, принялась отдавать указания в своей привычной манере:

– Миша, сходи, набери в котелок воды. Только смотри, чтобы ржавая протекла, дождись чистой. А ты, Максим, неси тушенку и гречку.

Рыжий, подкинув в костер очередную порцию веток, распрямился, посмотрел на Соню.

– Пойдем. Поможешь.

Та возмущенно фыркнула. Опять он к ней лезет.

– А ты разве сам не можешь донести? – Повторила за Настей: – Тушенку и гречку. Совсем обессилел? Или по жизни такой хлипкий?

Рыжий ничуть не обиделся на ее откровенную грубость, уточнил с легким вызовом:

– А тебе трудно, что ли? Я же просто помочь попросил. А если не хочешь, тогда за костром следи. – Он указал на кучку каких-то деревяшек и веток, словно Соня сама без него не разглядела бы, пояснил деловито: – Понемногу дрова подбрасывай. Скоро Демид и Славик еще принесут. Только все сразу не вали. Особенно сейчас, пока готовить нечего.

Он, наверное, еще полчаса распинался бы с таким видом, будто здесь самый главный, а Соня умственно отсталая и сама ни в жизни не сообразит. Но она не выдержала, оборвала его возмущенно: