Шестая сказка

Теперь юноша окончательно понял это. Вечный Мир изменил ее, в лучшую сторону.

А его?

Неужели Мирасу суждено остаться тем изнеженным, разбалованным матушкой мальчиком, готовым идти вперед, только пока перед глазами маячит сказка?

Он сморгнул подступившие жгучие слезы: какой в них толк. Но когда пелена рассеялась, увидел, что стоит у выхода из пещеры, и его встречают проблески зарождающегося дня. А позади остался долгий, теряющийся во тьме каменистый зев.

– Что это? – эхо тысячекратно повторило вопрос Мираса, слова рассеивались и затихали вдали.

И тут юноша услышал голос Амаль, зовущей его. Мирас метнулся было назад, но пещера тотчас превратилась в зеркальный лабиринт, в котором парень только и делал, что натыкался на самого себя в обманчивых тупиках. А эхо дразнило, зазывало, притворяясь потерянной супругой. В ее голосе Мирас слышал страх, растерянность, обреченность. Воображение рисовало ужасы, что могли встретиться на пути девушки. Юноша тоже окликал ее, пытаясь определить, где она находится.

А потом просто схватил камень и принялся крушить зеркала, не обращая внимание на острые осколки, впивающиеся в лицо, руки, усеивающие пол под ногами.

Пока за очередной обманчивой стеной не обнаружил Амаль, которая бросилась ему навстречу и крепко обняла. Камень выпал из его руки за ненадобностью. Оставшиеся зеркала стекли к ногам, как растаявший лед.

Девушка изменилась. И совсем не походила на себя, лежащую в склепе. Из нее новой, как из чистого родника, били жизнь и надежда, а одиночество и тоска отступили.

– Ты понял? – тараторила Амаль, пока Мирас только и делал, что молча любоваться ей. – Это все и есть Драконова пещера!

– И где же ее дракон? – чувствуя, что улыбается, как блаженный, спросил юноша.

– Здесь и здесь, – она коснулась сначала его груди, потом своей. – Наши страхи, наши сомнения, наши печали – драконы, которых мы должны были побороть.

– Но мы все еще здесь, – развел руками Мирас и прокрутился вокруг себя. – Кто знает, вдруг все-таки откуда-то еще вылезет чешуйчатое чудовище!

И тотчас послышался странный звук, как будто чешуя скользит по камню. Он приближался из темноты, неумолимо, грозно, как предвестник чего-то жуткого.

На этот раз Мирас не собирался ударить в грязь лицом, он выступил вперед Амаль, подняв острый и длинный, как кинжал, осколок. Волнение зашкаливало и подкатывало к горлу.

Тьма, не моргая, смотрела на молодых людей, застывших в ожидании неминуемого. Это были глаза гигантской рептилии. Холодные, безразличные, они пронзали и выискивали малейшие слабости. Все, что можно использовать против. Что выпьет душу противников, высушит, разотрет в прах и развеет по ветру.

Мирас очень боялся! И Амаль боялась. Сейчас, когда выход из Драконовой пещеры был так близок, возможность поражения казалась сто крат обиднее. Но Вечный Мир не давал расслабляться.

Амаль тоже принялась высматривать хоть что-нибудь, что можно превратить в оружие против неведомой опасности, но все прочие осколки растаяли, камни превратились в песок, будто сама Драконова пещера противостояла двум затерявшимся в ней душам.

16

Мирас и Амаль с резью в глазах всматривались во мрак. Страшный звук приближался и приближался, отражаясь от сводов, рос, бил по барабанным перепонкам. А когда уже стал невыносимым, навстречу молодым людям выползла маленькая безобидная юркая ящерка. Она, приподняв изящную головку, зыркнула на юношу и девушку и исчезла в узкой расщелине.

Мирас переглянулся с Амаль. Осколок, зажатый в его руке, начал таять. Капли воды, срывающиеся с него, стучали все чаще и чаще, словно сердце, заходящееся в волнении. Или это и было сердце?

Взявшись за руки, юноша и девушка вышли, наконец, из пещеры. Пред ними расстилалась пустыня. Песчаные барханы, палящее солнце и яркий, как сама свежесть, мазок оазиса. До него казалось рукой подать. И Мирас с Амаль пошли.

Вечный Мир обманул с расстоянием. Юноша успел поведать девушке обо всем, что произошло с ним с момента их расставания, а она – что случилось с ней, но оазис все также оставался недосягаемым. Молодые люди видели, как под сенью деревьев ходит благообразный старик, подвязывает ветви, кронирует, поливает, собирает урожай. Однако садовник не обращал никакого внимания на путников, зовущих его, машущих ему. Он следил за оазисом, раскинувшимся посреди пустыни, а все, что находилось за его пределами, старика словно не волновало.

Но Мирас и Амаль не сдавались. Лишь когда солнце в пятый раз спустилось за горизонт и на небе зажглись звезды и луна, девушка воскликнула:

– Не понимаю! Нас будто не впускают! Отец говорил мне, что в Вечном Мире мы вольны оказаться там, где захотим! Но к старику, который может расторгнуть наш обет, мы не приближаемся ни на пядь, сколько бы не старались!

– Думаю, тому есть две причины. Первая – это не тот, кто может помочь.

– А вторая? – нетерпеливо спросила Амаль.

Мирас вздохнул и потупился:

– Один из нас не хочет расторгать обет.

Слова прозвучали робко и едва слышно, но все же прозвучали.

– Что ты имеешь в виду? – глаза Амаль засияли под звездами ярче солнца, губы поманили несказанными обещаниями, кожа засветилась в лунном свете, как драгоценная жемчужина.

– Меня не тяготит твое общество. Не страшит вечность рядом с тобой. Обет более не кажется мне тяжким проклятьем. И мне стыдно за свои прежние слова и поведение, – Мирас смотрел на Амаль и надеялся, что она не решит, что он просто жалеет ее. – Если ты готова поверить и дать мне шанс, возможно, нам и не стоит идти расторгать обет? – Он махнул в сторону оазиса.

– А как же предсказанная тебе суженая? – Амаль очень хотела верить мужу, то, что слова Мираса правдивы, доказывали и его горящий жадный взгляд, и пересохшие губы, жаждавшие живительной влаги поцелуев, и пальцы, не находящие покоя. Но девушка слишком хорошо помнила, как выглядела в его глазах. – Ты готов отречься от надежд твоей матушки? От мечты?

– Ты моя надежда и мечта! – уже не зная, как иначе доказать Амаль, что не желает более ничего, кроме как остаться ее супругом, Мирас приблизился к ней, за маленький шаг преодолев расстояние в тысячу шагов, сотню веков, миллионы причин, и со всей страстью сорвал поцелуй с ее губ, потом второй, третий, десятый, не в силах остановиться и насытиться.

Амаль таяла в его объятиях, как ледник под лучами весеннего солнца, плавилась, как воск от огня, и, не имея возможности вздохнуть, тем не менее, дышала полной грудью.

– Кхмм, – раздалось позади молодых людей негромкое покашливание.

Оторвавшись от поцелуев, Мирас и Амаль обнаружили, что стоят прямо посреди оазиса, а его хозяин с хитрым прищуром оглаживает свою аккуратную бороду.

– Что привело вас ко мне? – поинтересовался он после всех положенных приветствий.

– Нас связал посмертный брачный обет. Вернее, для меня он был посмертным, а для моего супруга не совсем, – потупившись, ответила девушка. И замолчала, не зная, как продолжить.

Но Мирас пришел ей на помощь:

– И теперь бы мы хотели, чтобы он прозвучал, как положено. Чтобы мы дали клятвы друг другу, и согласие быть всегда рядом, – парень легко снял с мизинца матушкино кольцо и надел его на палец Амаль.

– Но я лишь садовник для этого сада, я не могу расторгать и возлагать обеты, это делают в стенах земных храмов, – отказ старика прозвучал под стать его прищуру. – Зато я могу угостить вас яблоками из моего сада.

Он подошел к усыпанному одновременно и цветами, и плодами в разной степени зрелости дереву. Прошептал что-то, ласково проведя ладонью по шершавому стволу. И Мирас готов был поклясться, что дерево само склонило ветвь, на которой красовалось два наливных спелых яблока. Старик сорвал их и протянул молодым людям.

Амаль взяла нежно-розовое, Мирас желтое с бордовым бочком. От плодов пахло так умопомрачительно, что закружилась голова и спутались мысли. Юноша и девушка вдруг почувствовали, что голодны, как прежде, в мире живых, или в первые часы пребывания в Вечном Мире, и с аппетитом расправились с угощением.

Но едва проглотив последний кусочек – упали замертво.

Старик с состраданием смотрел на то, как стекленеют глаза молодых людей, как они из последних сил дотягиваются и берут друг друга за руки, как силятся что-то сказать, но уже не могут. И развеиваются золотистыми искорками, оставляя после себя лишь два крошечных семечка.

Эпилог

Из тьмы к садовнику выступила на мягких лапах иссиня-черная пантера, на спине которой мирно спал крошечный ребенок, вылетел огромный ворон с непропорционально длинными крыльями и выползла черная змея с по-человечески мудрыми глазами. Они молча наблюдали за тем, как бережно старик высаживает в землю оазиса два семечка, прихлопывает, рыхлит, а поверх кладет колечко с переливающимся в свете солнечного дня самоцветом.

– И обязательно было проводить их через все это? – промурлыкала пантера, осторожно ложась на землю и начав вылизывать лапу.

Ребенок было завозился на её спине, но снова замер, когда ворон присел рядом и начал обмахивать его крыльями.