И растает Лёд

Сестра, закрыв глаза, тут же провалилась в сон. Корнелий еще несколько минут державший ее за руку, наконец встал и взглянул на сестру. Констанс права. До восхода солнца она умрет. Мужчина явственно видел печать смерти на ее лице. Пара часов, и все будет кончено.

Душу Констанс тяготила бренная оболочка, и она стремилась вырваться на свободу. Душе не было дела до его страданий. А как же он? Как он будет жить без своей младшей сестренки?

Корнелий вздохнул.

Молодая женщина, к счастью, не услышала этого вздоха. Сон ее был тяжелым, но крепким. Корнелий вышел из комнаты и отправился в свой кабинет. Нацедил в стакан виски, сделал глоток и снова открыл окно. Ветер плеснул горсть снежинок в его горящее лицо. Пригубив напиток, мужчина сцепил зубы, размышляя о грядущем.

Сестра умрет. Это не изменить. По крайней мере, ему. Но кто заберет ее душу? Неужели придется жить с воспоминаниями, как в ее глазах проступает ужас? Ведь он знал, как выглядит во время этого процесса. И он все еще помнил, как изменился взгляд души Джонатана, когда Корнелий пришел забрать его. Страх, ненависть, негодование, боль.

А тут родная кровь. Он все еще помнил Констанс малюткой, ради которой он пожертвовал своей судьбой. Девочкой, искренне смеющейся, когда брат подхватывал ее на руки и кружил в воздухе. Когда подарил сделанную собственноручно из соломы и старых тряпок куклу, в ее глазах был неподдельный восторг. И жгучая благодарность.

Он боялся, что сестра, узнав, кто он, возненавидит его. С этим не смиришься так легко. Эта молодая женщина занимала особое место в его жизни.

Мортам не запрещалось вести человеческий образ жизни. Особенно молодым. Он все еще оставался мужчиной с естественными потребностями. Но он не мог позволить себе влюбленности. Потому, что знал – даже самые красивые девушки смертны. В отличие от него.

Чем старше становится морт, тем реже он окружает себя людьми. Те, кто продолжали привычное общение, по словам Магды, обычно кончали плохо. Но он пока молод и не стремится к одиночеству. Может быть, через несколько веков он изменится. Если не совершит непоправимых ошибок на службе и не канет в Лету вслед за теми неудачниками.

Но сестра… В нем слишком много человека, чтобы так просто дать ей уйти. Ведь только ради нее он и согласился на эту сделку. А теперь она снова умирает, и на этот раз никто помогать не будет.

Азраил давно не давал о себе знать, видимо, довольный своим новым слугой. Но Корнелий больше не мог ждать. Ему нужна помощь.

Ритуалу вызова Ангела Смерти его обучила Магда. Процесс сам по себе неприятный, а учитывая, что Магда ему никогда не нравилась, несмотря на ее помощь и опеку, он поклялся себе, что никогда не прибегнет к этому способу.

Нет, никаких выпотрошенных девственниц, или вырванных сердец, или кошачьих потрохов. А все равно – мерзко.

Убедившись, что слуги разошлись по комнатам, мужчина закрылся в своем кабинете. Достал из ящика письменного стола серебряный нож для разрезания бумаги и кубок из того же металла.

Корнелий долго гипнотизировал эти предметы связи, не решаясь на последний шаг. Но страх потерять сестру пересилил чувство гадливости.

Проведя ножом по запястью левой руки, позволил крови стечь в кубок. Боль была острой, но как только эта жидкость омыла кожу и неспешно потекла в сосуд, стало легче. Когда кубок наполнился на дюйм, кровь остановилась. Тяжело вздохнув и поморщившись, мужчина поднес кубок к губам. И, сдерживая рвотные позывы, выпил все до капли. Тошнота усилилась, и перед глазами появился бледно-розовый туман, сопровождающий каждое подобное «чаепитие». Признак, что Азраил рядом.

Корнелий все еще помнил их первую встречу.

Маленький, замерзший и потерянный, он с ужасом взирал на темную высокую фигуру в длинном плаще. Капюшон скрывал лицо, и казалось, что там вообще ничего нет, лишь черная мерцающая пустота. Возможно, так и есть. Он до сих пор не видел Азраила без его обычного облачения. Ангел Смерти – что может быть страшнее? Правда, уж ему-то, Корнелию, бояться нечего. Морты бессмертны по своей природе. Пока Азраил не решит иначе.

Ангел не заставил себя долго ждать.

– Плоть от плоти моей, ты взываешь ко мне. Я тебя слушаю.

Корнелий, не понимая, откуда доносится голос, встал и недоуменно оглядел комнату. В кабинете он один. Лишь занавеска колышется от порывов морозного ветра.

– Затравленно так не озирайся. Меня сегодня не дано увидеть даже морту. Зачем взывал ко мне?

Мужчине на миг показалось, что в зеркале больше не отражается комната. Вместо нее на серебряном полотне – мрак, поглощающий любой проблеск света. Корнелий замер, вглядываясь в угольно-черный прямоугольник. Казалось, он затягивал в себя все, что находилось поблизости, и возможно, даже его самого. Моргнув, мужчина тряхнул головой – в зеркале снова недоумевало его отражение, глуповатое и растерянное.

– Не безгранично мое время. Я жду, – напомнил о себе Азраил.

– Моя сестра… Ты, наверное, знаешь, что она снова при смерти…

– Разве обязан я знать о людях все? – равнодушно отозвался голос. – Разве интересуют меня живые? Души – вот о ком я пекусь.

– Она скоро станет одной из таких душ. И я не могу… Не хочу ее потерять. И провожать ее в последний путь не буду.

– Служить отказываешься мне? – в голосе промелькнул неподдельный интерес. – Помнишь, чем чреват сей поступок?

– Помню, – буркнул Корнелий. – Нет, я не отказываюсь. Я снова хочу поменять ее душу на кого-нибудь другого.

– Нет! – отрезал ангел. – Ошибаешься ты. Не безгранична моя власть. Я не могу. И не собираюсь идти навстречу. Ты разве закон не знаешь?

– Знаю.

– Видимо, нет, раз заикнуться посмел об этом! В пять сотен лет однажды. Ты выбор сделал свой, когда душу здорового отца на больную сестру обменял. В следующий раз будет это двадцать второй век от Рождества Христова.

Корнелий промолчал, сжав челюсти. Выходит, никаких привилегий у него больше нет. Он зря расстался с обычной человеческой жизнью.

– Привилегии какие еще нужны тебе? – проскрежетал голос. Видимо, ангел смеялся. Мужчина забыл, что от него невозможно скрыть мысли. – Долгая здоровая жизнь, полная удовольствий, есть у тебя.

– Разве это удовольствие – забирать чужую душу?

– Плата это. Пока прощай. Другие заботы есть у меня.

Вот и поговорили. Корнелий, обуреваемый горем и яростью, швырнул кубком в зеркало, и оно разлетелось на сотни крошечных сверкающих осколков.

Больше ничего нельзя сделать. Ни-че-го. Почувствовав нехватку воздуха, мужчина накинул плащ и вышел из дома.

На улице его встретил промозглый февраль, радостно распахнувший снежные объятия. Мужчина вздрогнул и плотнее запахнул плащ.

Фонари горели едва ощутимо, и мрак полз по улицам, огибая дома и задерживаясь в подворотнях. Метель, швырнув в лицо Корнелия россыпь острых снежинок напоследок, стихла. Но теплее не стало. Облака, затянувшие небо, стали разбегаться по сторонам, и мороз начал крепчать.

Все приличные люди сидели сейчас за накрытыми столами, вкушая вечернюю пищу, грели озябшие после улицы руки, поднося их к очагам. И только его одинокая фигура нарушала безмолвие ночи. Шаги гулом отдавались среди стен домов-колодцев. Корнелий ненавидел этот город. Но сестра не хотела уезжать, даже после гибели Джонатана. А теперь, когда ее не станет, захочет ли он остаться?

Когда впереди замаячило здание, освещаемое единственным тусклым фонарем из красного стекла, Корнелий мрачно усмехнулся. Почему ноги привели его сюда? Сейчас не до развлечений. Но к дому все же подошел. Тотчас из дверей вылетела молоденькая девица, одетая слишком легко для февральской ночи. Увидев темную фигуру Корнелия, она вскрикнула от испуга, потом прижала ладони к груди и попыталась кокетливо улыбнуться, приходя в себя.

– Прошу, скажите, что вы священник, – обратилась она к мужчине.

– А что случилось?

– Старая Брук помирает, – шмыгнула носом девица. – Хочет помолиться перед смертью. Покаяться. Ей есть в чем.

– Не сомневаюсь. Но я не священник.

– Вы на него чертовски похожи. Миссис Смит вытолкала меня на мороз, а мне страх как не хочется бегать в темноте и искать святошу. Так и на душегубов нарваться можно.

– И что вы предлагаете?

– Притворитесь одним из них. Страх как похожи. Я-то знаю. Частенько они к нам захаживают.

– Вот это мне знать не обязательно. Вы полагаете, что это будет правильно – дать умереть вашей подруге без настоящего отпущения грехов?