И шутя, и серьёзно…

Небольшой рабочий кабинет в полиции. Несколько шкафов, со стройными рядами папок на полках. Столы с компьютерами. Окна, как и положено, зарешечены. Пятеро оперов (Павел, Игорь, Дмитрий, Вячеслав и Валерий) ожидают время идти на утреннюю оперативку к начальнику. Кто-то чай пьёт, кто-то бумаги разбирает на столе, кто-то просто сидит, поглядывая на большие круглые настенные часы. Разговаривают.

Вячеслав сидел за столом. Оторвавшись от бумаг, как бы между прочим, посмотрев в сторону окна, сказал:

– Говорят, к нам в отдел начальником на замену Сергеичу скоро пришлют «Змея Горыныча»…

– Да ты что? – удивился круглолицый Игорь, едва не поперхнувшись чаем. Поморгал по-детски чистыми глазами.

– А кто это? – с интересом спросил Валера, самый молодой из этой пятёрки. Он недавно пришёл в отдел служить, поэтому не многих ещё знал.

– Не знаешь «Змея Горыныча»? – искренно удивился Вячеслав. – Не зря так его прозвали. На совещаниях он огонь и дым извергает. Это тот самый, который считает, что у опера должно быть в запасе две пары рук, и две пары ног. Вдобавок желательно иметь крылья, чтобы везде успевать… Пробка на дороге, – фыр-р, и полетел куда нужно…

– И ты правда думаешь, что такая странная конструкция точно сможет взлететь? – едва скрывая смех, с серьёзным лицом спросил Дмитрий.

– Это «Змей Горыныч» уверен, что взлетит, – невозмутимо серьёзно уточнил Вячеслав.

– Не оперативники, а какие-то летающие неопознанные объекты в человеческом виде, получается… – хохотнул Валера.

Ему нравился стиль общения старших товарищей, вот такой их юмор. Причём, иногда с совершенно серьёзным лицом. Валера порой терялся в догадках: серьёзно говорит, или шутит собеседник.

Старший опер Павел не разделил оптимизма своих подчинённых, и со вздохом сказал:

– Не знаю, как там насчёт НЛО, я не астроном, а вот по шее, вполне по-земному, получить от нашего Сергеича, – реально сейчас сможем…

– Ну, в этом я пока сомневаюсь… Как сказал бы Марк Твен: «-Слухи о предстоящем нашем наказании, в виде выговора, немного преувеличены». Я хоть и не Карлсон, пропеллера не имею, но кой-куда успел вчера слетать, кое-что разузнать… – с улыбкой весело возразил ему Дмитрий, крутясь на компьютерном кресле.

– Ну, вот видите, – «слетал»! Значит, не всё так страшно… – простодушно заметил на это Игорь, и поставил опустошённую кружку на стол, неторопливо смахнул рукой с груди мелкие крошки от булочки.

Старший опер посмотрел на часы, и снова вздохнул. Кашлянул, и негромко скомандовал:

– Ладно, хватит вам уже болтать, юмористы. Полетели, конструкции мои с крыльями и без, на оперативку!

О дружбе.

Как бы ни уверяли до хрипоты, что может быть дружба между разнополыми людьми, – никогда в это не поверю. Это абсолютно противоестественно человеческой природе, человеческой физиологии. Отношения тогда либо перерастают в нечто большее, и уже присутствует интим, (по факту – становятся любовниками), или каждый из «друзей» каким-то образом меняет свою жизнь. Либо прекращает отношения за ненадобностью, либо появляется вторая половинка для создания семьи.

Нельзя отрицать, что отношения между разнополыми людьми не могут быть на уровне просто знакомства. Конечно, могут. Например, приходится работать в одном коллективе, и им нужно общаться.

Дружбу людей одного пола я ставлю под большим сомнением. Скорее, это будут отношения «ты-мне, я-тебе». Слишком глубоко проросло в людях равнодушие к тому, что не касается лично, а тем более, если требуется потратиться материально, если потребуется приложить силы, потратить своё время для помощи. Кроме этого никто не отменял фактор элементарного соперничества. Особенно это проявляется в чисто мужском коллективе. Аналогично с природой, где побеждает более сильный, более выносливый и более приспособленный к жизни самец или самка.

Конечно же, нельзя исключать и то, что есть ещё, к счастью, люди, которые способны на какие-то жертвы ради другого, которые без сожаления или ожидания благодарности, идут на помощь. Но разве это дружба? Это побуждение совести, жертвенности во благо другого. Такой откликнется на зов даже совершенно незнакомого человека. Просто из-за внутреннего убеждения, что так нужно поступать.

Этикет и современное общество.

Что прежде всего важно, чтобы в обществе мнение о человеке было положительным? Правильно, то, как этот человек себя ведёт, какой у него стиль общения.

Как ни грустно, но соблюдение этикета сохранилось, в основном, в официальных кругах, соблюдается протокол в высоких кругах властей. Но даже и там, порой, это не всегда безупречно делается.

Этикет не просто так существует. Истинные общечеловеческие этические и духовные нормы, понятия, ценности, неизменны в любое время. Этикет – это лакмусовая бумага для проверки уровня культуры человека, уровня его воспитания. И прежде всего идёт из семейной среды. Не зря говорят, что ребёнок – лицо семьи. И эстетика вкуса должна прививаться прежде всего в семье. А вот воспитанием чаще всего родителям или нет времени заниматься, или у самих родителей, как говорил известный сатирик Михаил Задорнов, оно с нарушенным вектором.

Почему же всё больше появляется людей с нарушенной психикой, не умеющих себя вести в обществе? На мой взгляд – от бездуховности. От того, что многие ставят своё Эго выше других. Когда-то Змей искушал Адама и Еву в Раю, внушая им, что съев плоды с запретного дерева они станут как боги. С тех пор и стали некоторые люди считать себя достойнее, выше других, теряя разум от самомнения, роскоши, вседозволенности, безнаказанности. Другие же кто – поддался зависти первым, кто – депрессии от ощущения безнадёжности что-то изменить в своей жизни к лучшему, кто-то ожесточился на окружающий мир, а кто-то занял позицию наблюдающего потребителя. И сейчас Змей внушает, что заслуживает уважения тот, кто сумел растолкать локтями других и пробиться разными путями «вверх», а человек труда – второсортный, «не умеющий жить». И опять же, какие «корни», таково и «растение». Без твёрдого жизненного внутреннего стержня человек быстрее ломается. Жаль, что осознание слов «жизнь – не черновик, не перепишешь» иногда приходит слишком поздно. А помогает с молодости не сбиться «с курса», словно спасательный круг, как раз понимание и исполнение основных правил этикета, который поднимает человека выше по развитию. Но это принятие и исполнение должно быть искренним, не показным, идти от души, от сердца.

О фотографиях.

Прежде чем затронуть эту тему сначала поинтересовалась для справки. Получила вот такой ответ из лгромных закромов интернета: «Первые фотоаппараты в России появились в 1840-м году. Их сконструировал и произвёл ярославский дворянин Алексей Фёдорович Греков на основе французских опытов Ньепса и Дагера».

Когда смотрю на старые фото людей, людей из давно прошедших лет, веков, то наплывает какое-то внутреннее умиление, невольно восхищаюсь тем, какие черты лица у них. Это замечание относится в основном, и, в первую очередь, к представителям дворянского сословия, интеллигенции. Обращали когда-нибудь своё внимание на то, как готовились к съёмке в давние времена? Это было не просто сел, застыл на месте, не моргая. Это было целое событие, поскольку расценивалось как ответственное дело, требующее непременно художественного подхода. Как посадить для фото, какой фон сделать…

Чтобы сфотографироваться, люди, прежде всего, надевали лучшее из одежды. Дамы делали причёски, мужчины – подобающие чину и сословию стрижки. Делал это не парикмахер, а цирюльник. Так называли раньше того, кто приводил голову людям в порядок. В высшем свете у богатых людей был свой мастер, обслуживал во дворце, или в имении. Люди попроще чином посещали цирюльни. Сейчас уже не каждый молодой человек знает, что означает само слово «цирюльник».

Наряды для фотографии непременно должны были быть модными для того времени, с добавлением разных аксессуаров подороже. У знатных дам это, конечно, ажурные, сверкающие крупными и мелкими камнями тиары. А также серьги, бусы, колье, броши, кольца, которые нельзя назвать иначе, как произведениями ювелирного искусства. Как дополнение к образу мог быть украшенный бисером и ленточками веер из пышных перьев. И каждая знатная дама непременно должна была знать своеобразный «язык» этого предмета. Как вариант, на даме могла быть широкополая шляпа, украшенная цветами, бантом. У мужчин – мундир с наградами, или фрак, карманные часы на цепочке. Вместо привычных для нашего времени очков мужчины носили пенсне. И это слово, как и «цирюльник» теперь очень и очень редко упоминается. А ещё одно слово, которое было в то время привычным – «модистки», которые занимались изобретением фасонов и пошивом одежды.

Но самое главное, конечно же, – выражение лица, поза! Это уже идёт потоком изнутри. Сколько в ней видится аристократической помпезности, достоинства! Какая горделивая осанка, взгляд, полный благородства! Это вряд ли можно кому-то повторить, если внутри абсолютно пусто. Надо быть высокого уровня артистом, чтобы настолько правдоподобно изобразить естественную раскованность, лёгкость. Умели господа давних лет себя красиво «подать», что говорить…

Конечно, не сравнить с фото, где на снимке люди, допустим, из крестьян. Они выглядят, чаще всего, сосредоточенными, серьёзными, несколько «зажатыми», словно выполняют какую-то важную миссию, и боятся не справиться с ней, сделать что-то не так. Плюс к этому – внимательный, настороженный взгляд прямо в объектив фотоаппарата. Стеснялись, боясь показаться глупыми. Мол, и мы кой чё знам, сурьёзный народ, ужо не какие-то тама ярморошныя петрушки! А на деле выглядело всё это трогательной наивной простотой.

В любом случае, как не относись к ней, фотография – это, без всякого преувеличения, гениальное изобретение человечества, дающее нам возможность окунуться в прошлое, освежить воспоминания. Увидеть снова то, что уже никогда не вернётся…

Осенний парк.

Потихоньку облетела листва, бесстыдно обнажив деревья и кусты. Легла толстым жухлым слоем на просторные газоны. Оставшиеся листья один за другим, как пузыри, которые лопаются, отрываются, и, словно в грустном безмолвном вальсе, кружась, совершают свой прощальный полёт на стынущую землю. И только аллеи тёмными асфальтовыми лентами как ручьи растеклись по притихшему парку. Скамейки с ажурным металлическим орнаментом сиротливо пустуют без посетителей парка, и, словно бессменные часовые, стоят по обе стороны аллей. Качели, которые ещё совсем недавно взлетали в прозрачный простор летнего неба с веселящейся публикой, сейчас были уже скреплены длинной металлической цепочкой, и теперь печально покачиваются, скрипят, жалуясь на своё одиночество без людей. Пустует без детей и круг карусели, с застывшими на месте фигурками лошадок.

Скоро все эти развлечения занесёт снегом, и парк укроется единым белым покровом, уснёт до весны, чтобы весной снова, обновив краски, возродиться, ожить, и снова с готовностью принять посетителей.

Посещение театра.

Ещё когда стоишь в очереди у кассы за билетом, уже невольно начинаешь думать о предстоящем: начиная от того, что надеть по такому случаю, кончая тем, как потом возвращаться поздно вечером домой.

Спектакль, разумеется, будут играть артисты, а у тебя не меньше какого-то непонятного волнения. Задолго до назначенного времени одежда приготовлена, макияж тщательно нанесён, придирчиво оценён через отражение в зеркале. Выходишь из дома с таким внутренним трепетным ощущением, будто самой предстоит выйти на сцену.

И вот уже в театре. Изысканном Храме Мельпомены. Ярко искрится хрусталь люстр. На стенах – канделябры вычурной формы. Их отражение в больших зеркалах увеличивают освещение фойе. Широкие парадные лестницы, тихие разговоры пришедшей нарядной публики. Кто-то только подошёл к гардеробу и сдаёт верхнюю одежду, кто-то рассматривает портреты артистов на стене, кто-то покупает тоненькую програмку на память.

И вот слышится первый звонок. С какой-то торжественностью распахиваются двери в зрительный зал, и билетёрши в униформе начинают пропускать внутрь. Публика неторопливым потоком постепенно заполняет его, не спеша, без привычной городской суеты, занимая свои места. Традиционный бордовый занавес из обычного плюша, но, тем не менее, выглядит довольно роскошно. Скрывает то, что происходит на сцене, где идут последние приготовления к спектаклю. Шорох движения на сцене сливается с покашливанием, шорохом шагов и откидных кресел в зрительном зале. В оркестровой яме музыканты во фраках ещё раз проверяют настройку своих инструментов. Подаёт нежный голос арфа, сравнимый с озером, слышатся волнующие звуки скрипок, виолончели. Саксофон вывел короткую мелодию…

И вот, наконец, долгожданный третий звонок. Зажигаются софиты, а канделябры наоборот медленно гаснут. Раздаётся музыка, и половины тяжёлого занавеса, шурша, плавно расходятся в разные стороны, открывая сцену. Раздаются короткие аплодисменты.

Теперь остаётся лишь окунуться в действо, отдавшись во власть таинственной, изменчивой Мельпомены, и не скупиться на поддержку всем артистам уместными аплодисментами.

Вернувшись, переодевшись в уютный домашний халат, снова и снова припоминаешь моменты, которые вызвали яркие эмоции. Становится понятно, почему так манит к себе особый мир Театра, со всеми его страстями, интригами, восторгами, проказами героев пьесс, «с блеском лёгкой болтовни». И до конца понимаешь справедливость слов о том, что искусство – вечно.

О Любви.

ОНА приходит никогда не спрашивая разрешения войти в чьё-то сердце. Может войти внезапным вихрем, сметая на пути всё и вся, не терпя каких-либо преград. Нежданой гостье совершенно всё равно, как воспримет человек ЕЁ появление. Всё вокруг исчезает, кроме той, или того, ради которой или которого вдруг бешено заколотилось сердце. ОНА не приемлет никакого отказа, и без промедления безжалостно сжигает душу на костре страсти. ЕЁ мелодия – фламенко, танго. ЕЁ цвет – красный, малиновый. О, как не просто под воздействием этого урагана эмоций сохранить самообладание, и не потерять ориентацию в пространстве и времени! ОНА требует ппрерстью и безоговорочно отдаться без остатка! Это крепкий коньяк, пьянящий, и отбирающий всякую способность к сопротивлению. Это зной в разгар лета. Но действие ЕЁ чар краткосрочно, подобно извержению проснувшегося вулкана: сильный жар огня очень скоро превратит свою жертву в пепел, и ветер разметает его в разные стороны. Ураганная ЛЮБОВЬ – страстный танец на острие ножа, который ранит, и с этим невозможно совладать. Холодная сталь клинка не знает жалости, оставляя на сердце глубокие кровоточащие раны. А в итоге – полное опустошение, горькие слёзы, отчаяние… Однако, есть люди, которые желают прожить хоть всего минуту, но ярко, не тлея головешкой. Они становятся живыми факелами, озаряя своим огнём всё вокруг. Отсюда и появляются рассказы о Данко, Прометее, Раде, Кармэн…

А есть другая ЛЮБОВЬ, которая подходит тихо-тихо. Для НЕЁ не важно, сколько человеку лет, потому что Она вне всякого времени. Возьмёт мягко и осторожно за руку, и он или она оказывается в совершенно другом мире, волшебном мире исполнения фантастических желаний и чудес. Там, в саду, благоухающем невероятной красоты цветами, слышится вальс, или менуэт. Там встречаются глазами он и она… и превращаются в двух прекрасных белых лебедей. Именно эти птицы стали символом верности. Прикосновения друг к другу отзываются внутри сладкой истомой, прокатываются трепетной волной по всему телу. Как волнует кровь эта нега! Нежная зелень травы ковром стелется под ногами пары, бирюза неба зовёт в полёт, а Вселенная щедро осыпает искрящимися звёздами. Это чувство – как сладкое шампанское в сказочную новогоднюю полночь, которая будоражит душу, воображение. Это запах апельсин и шоколада из детства, когда каждый ещё наивно верит в любые чудеса. Как робка и трогательна ОНА, когда охватывает в первый раз! Когда человека ещё не покинуло детство – не решается надолго задержаться рядом, только коснётся слегка краешком: оставит в памяти косички девочки, тёплую ладошку, в которой тает подаренная конфета… А вот придёт юность, – тут уж никого не пропустит, каждого закружит в своём волшебном танце! ОНА ничего не требует взамен дарованной способности видеть огромную, беспредельную палитру красок окружающего мира, лишь просит беречь ЕЁ, потому что хрупка и нежна, словно бабочка…

О гитаре.

Простая на вид, с фигуркой стройной девушки, c вплетенным в гриф, как в косу, шёлковым бантом. Как звонко она может звучать в руках Мастера, глубоко задевая что-то заветное в душе! Сколько трогательного, нежного, может вызвать в сердце перелив переборов под скользящими по струнам трепетными пальцами! То звучит задиристо со словами дворовой песни неокрепшего голоса какого-то парнишки, то обжигает страстью фламенко в руках виртуоза. Сколько людей, сидящих у костра, гитара согревала душевным теплом! Если не хватало голоса у певца – вела за собой незатейливым мотивом, и от этой искренности не замечались ошибки в словах и сбои. Звучание гитары неповторимо, невозможно спутать ни с каким другим!