– Мама, о чем ты говоришь, ты меня пугаешь, – перебила я ее сиплым шепотом.
– Ничего не бойся доченька! – заверила меня мама. И ни в коем случае не снимай это! – она указала на амулет, который мне подарил Мариус.
Последние ее слова звучали эхом, и зрительная картинка вдруг подернулась рябью перед моим взором, а потом начала таять. Мама что-то продолжала говорить, но ее слова доносились, как из плохо настроенного радиоприемника. Изображение стало совсем нечетким и смазалось в какую-то разноцветную мутную палитру. Я больше не чувствовала маминых родных объятий, которых мне так не хватает по сей день.
С криком я проснулась в собственной постели. Резко поднялась и оглядела пустую комнату. Мамино лицо так и стояло у меня перед глазами. Хотя этот сон больше походил на явь, не было сомнений, что все это мне приснилось. Но боюсь, еще один такой сон, и мне будет сложнее видеть и ощущать грань между ним и действительностью.
Очнулась я от своих мыслей, только когда за окном небо стало светлеть. До рассвета оставалось не более часа. Полпятого утра. Меня одолевала сонливость, но лежать в кровати уже не хотелось. После душа стало немного легче, хотя бурный поток, состоящий из обрывков мыслей и миллиона вопросов, не давал мне покоя.
Вернувшись под теплое одеяло, я вновь вспоминала сегодняшний сон. Мне были абсолютно понятны две вещи. Первое – это то, что мама, без сомнений, жива и здорова. Только вот где она? И почему ей так сложно меня отыскать? И второе – в скором времени меня ожидали большие перемены в жизни. Знать бы еще какие, чтобы быть готовой ко всему. Так я и уснула за размышлениями о том, что же меня ждет.
Мне пой сей день было трудно свыкнуться с мыслью, что мама просто исчезла из моей жизни, пропала без следа. Ну как человек может бесследно сгинуть, не оставив ни единой зацепки? Отец быстро смирился с тем, что мамы больше нет. Может быть, он не любил ее по-настоящему? Но я не смирилась. Потому, что характером пошла, наверное, в маму. Отец сам не раз это упоминал. Но потом со временем стал все реже вспоминать ее, а женившись на Анне и вовсе перестал. Имя мамы теперь было в нашем доме под строжайшим запретом из-за ревности мачехи, а чуть позже она, к моему ужасу, уничтожила все мамины фотографии. Отцу она объяснила этот поступок тем, что горячо его любит и жутко ревнует, да и зачем, по ее мнению эти фотографии, ведь уважающий себя мужчина, не станет хранить фото своей бывшей жены.
Мне казалось, что так она хотела поскорее покончить с памятью о маме. Но все-таки пару фотографий уцелели, потому что находились в моем альбоме. Но из опасений, что неугомонная ушлая мачеха и их приберет к рукам, эти снимки были спрятаны мной в конверт и положены в тайник, который постоянно менялся. Вскоре мы переехали на юг, поближе к морю и родителям отца. Теперь все в нашем новом доме решала Анна. Великая и ужасная. Все и за всех.
Проснувшись с гудящей, словно пчелиный улей головой, я снова думала о маме. Что же с тобой случилось? Ход моих мыслей прервал испуганный голос нашей домработницы. Выйдя на цыпочках их комнаты, прислушалась к происходящему в доме. Оказалось, что Анне неожиданно стало плохо, и она упала в обморок. Отец вызвал «скорую», и уехал вместе с мачехой в больницу. Оставалось только гадать, что же могло случиться с ней. За все то время, что она жила с отцом, Анна от силы раза два переболела простудой и могла похвастаться отменным здоровьем. А тут вдруг головокружение, обморок. В глубине души у меня зародилась догадка, что это может быть.
Близилось время обеда, Дарья хлопотала на кухне. Через два с половиной часа отец и мачеха вернулись на такси, и едва им стоило зайти во двор, как раздался веселый смех мачехи. Стало понятно, что мои предположения, оказались верны.
Дарья выбежала к ним навстречу в переднике, позабыв даже оставить в доме черпалок для супа. Со стороны это выглядело несколько комично, и я улыбнулась представшей картине. До меня донесся ее возглас:
– Анна, как вы? Мы так за вас волновались!
Так стоп! Мы? Это она и меня имеет в виду? Еще чего! Мое шестое чувство подсказывало, что мачеха попросту беременна. И в этом не было ничего удивительного, ведь они с отцом живут вместе уже больше двенадцати лет. Услышанные мной слова Анны подтвердили мою догадку.
К обеду чувство голода пересилило нежелание видеть своих домочадцев, так что спуститься в столовую все же пришлось, и, слава Богу, мне дали спокойно поесть, не обращая на меня внимание. Будто меня вообще не существовало. Когда-то очень давно это было обидно, но спустя годы, я поняла, что так даже лучше.
Дождь, не прекращавшийся с полудня, перешел в ливень. Ветер нещадно гонял рваные темно-свинцовые тучи, которые ежеминутно разрезал ослепительный зигзаг молнии. В довершение картины гром грохотал с такой силой, что срабатывала сигнализация на отцовской машине. Лежа на постели с закрытыми глазами, я слушала музыку и вспоминала минувший вечер, который до сих пор казался мне сказкой. Мариус, наши танцы на Балу вампиров, его взгляд, улыбка, жесты, прикосновения, наш первый поцелуй…
Меня никто не беспокоил, как будто все забыли о моем существовании, что для меня было просто замечательно. Не люблю, когда ко мне кто-то стучится, будь то отец или мачеха. Проснулась от странного ощущения, словно мне в глаза чем-то светили или я заснула под ярким солнцем. Оказалось, что это золотисто-оранжевый луч вечернего солнца падал на мое лицо через щель в ставнях.
Стоя у открытого окна и с наслаждением вдыхая вечерний воздух после дождя, подумала о Мариусе. Мысль о нем отозвалась волной тепла и нежности в душе. Интересно, чем он сейчас занимается в Риме? Какие у него дела в столице? Как жаль, что нельзя взять и позвонить ему, услышать его голос. Когда мы прощались, Мариус рассказал, что потерял свой телефон, и как только купит новый, позвонит мне сам. Теперь я находилась в трепетном ожидании его звонка.
Внезапно раздался резкий стук в дверь. В комнату вошла мачеха. И чего ей от меня понадобилось? К счастью, она нечасто баловала меня своим визитом. Меня сразу насторожило ее поведение. Не обращая на меня внимания, она задумчиво и оценивающе разглядывала мою спальню.
– Ты что-то хотела? – спросила у нее как можно более равнодушным тоном.
– Тебе очень нравится твоя спальня?
Ага. Ничего не понятно, но очень интересно. Знать бы, к чему она клонит.
– Ты это о чем? Зачем тебе моя спальня? – недоумевала я.
– Значит, нравится, – вместо ответа промолвила мачеха, – хорошая комната – просторная, светлая, и окна в сад выходят.
Я была окончательно сбита с толку ее словами. Зачем ей понадобилось осматривать мою комнату?
Этот вопрос Анна оставила без ответа, и не дав более никаких объяснений, покинула спальню.
Вот черт! Нехорошее предчувствие сковало мое дыхание ледяными лапами и угнездилось под сердцем. Интуиция подсказывала мне, что этот ее визит добром не кончится.
Зазвонил мобильник, и на дисплее высветился незнакомый номер. В моей голове промелькнула мысль, что это, скорее всего, звонит Мариус, и я скорее схватила телефон, чтобы принять вызов. Без сомнений это был он. Разве можно не узнать его голос? Все плохие предчувствия были безжалостно сметены, и по телу прошли мурашки.
– Привет, Эмилия. Это Мариус. Как идут твои дела?
Его голос, за короткое время ставший таким родным, подарил мне успокоение. Как же мне сейчас не хватало его присутствия! Мы разговаривали не меньше получаса, но все равно меня не покидало ощущение, что мы никогда не наговоримся.
На следующий день с утра мне захотелось выбраться в город – зайти в парикмахерскую и пройтись по магазинам, чтобы хоть как-то развеять временами посещавшее меня чувство тревоги. День стоял солнечный и теплый, в воздухе витал аромат корицы и свежезаваренного кофе. После парикмахерской, где мои волосы укоротили до середины бедра, я с отличным настроением прогулялась по городу.
Не успела я, вернувшись домой, дойти от калитки до двери, как на пороге дома меня встретил отец, нервно мявший сигару в пальцах.
– Эмилия, нам необходимо поговорить с тобой.
Нехорошее предчувствие кольнуло сердце ледяной иглой. Ну что за закон подлости такой, а? Такой хороший день был, и кажется, что сейчас меня ждет совсем нехороший вечер!
Мы прошли в мою комнату и отец сел в кресло. Я оставив пакеты с покупками в шкафу, подошла к окну, и, сложив руки на груди, повернулась к нему лицом в ожидании того, что же он сейчас мне скажет. Мой внутренний голос подсказывал, что ничего хорошего из нашего разговора не выйдет.
Отец заговорил, продолжая вертеть в руках помятую сигару.
– Ты, конечно же, знаешь, что Аня беременна.
– Знаю, – я все еще не понимала, о чем он хочет со мной поговорить. – Каким образом беременность Ани относится к нашей беседе?
– Самым прямым, – ответил отец тоном, не терпящим возражений, – я надеюсь, ты понимаешь, что у малыша должна быть своя комната.
– И-и-и?
– Аня предлагает твою комнату переоборудовать в детскую, а для тебя освободить библиотеку, это и будет твоя спальня. Но начинать надо уже сейчас, ремонт – дело долгое.
Так вот зачем мачеха вчера заходила ко мне!
– А почему необходимо именно меня переселить в другую комнату?
Мне стоило немалых усилий сохранять спокойствие. Моему возмущению не было предела.
– Почему бы вам с Анной не отдать свою комнату вашему будущему ребенку, а самим перебраться в библиотеку, а?
– Эмилия… – попытался вставить реплику отец, но я не хотела его слушать.
За все эти годы для меня стало привычным то, что от мачехи можно ожидать чего угодно, какой угодно пакости. Я свыклась с тем, что отец всегда плясал под ее дудку, чтобы она ни говорила. Он даже искусно делал вид, что не в курсе, когда она меня била. Но это решение переселить меня в другую комнату было уже выше моего терпения.
– Я не буду переселяться никуда из своей комнаты. Свои проблемы со спальней для будущего ребенка решайте с Аней сами, только меня оставьте в покое. В этом доме чертова туча комнат, но нет, вам нужна именно моя! Я привыкла к этим стенам за многие годы, а теперь мне, видите ли, нужно ее любезно освободить. В крайнем случае, дождитесь уже, когда от вас съеду, и делайте тогда все, что вам вздумается. Тем более, ждать осталось недолго.
– Но Аня сказала…
– Хах, Аня сказала, Аня считает, Аня думает. [1 - Basta (итал.) – Хватит! /Достаточно!]Basta! Все время только это и слышу! Мне абсолютно неинтересно, что там думает твоя жена, но я в ближайшие пару-тройку месяцев отсюда точно никуда не съеду. И плевать на нее! Аня самая ужасная мачеха, какая только может быть!
– Не смей так неуважительно отзываться о ней, – повысил голос отец, – если ты не можешь ее любить как мать, то просто обязана уважительно к ней относиться!