«Ничего себе фамильярность» – подумал я, – «Сейчас Лаура взорвется и все полетит к чертям».
– Я всего лишь предложила ей должность оформителя лавки, – неожиданно начала оправдываться Лаура.
– Все хорошо. – Клэр вытерла лицо салфеткой, – Я еще не отошла после болезни и слишком эмоционально на все реагирую. Это на самом деле от счастья. Я думала, что буду встречать Рождество одна, я как-то привыкла к одиночеству и не делала из этого трагедии. Но сейчас, глядя на вас, я почувствовала что-то такое, чего никогда не испытывала в жизни.
Клэр замолчала дрожащими пальцами, комкая салфетку, а потом подняла глаза и тихо сказала:
– Я не чувствую себя одинокой. Это удивительно. Я даже слов не могу подобрать, кроме того, что хочется бесконечно говорить спасибо.
– Ооо, малыш, – Мартина села на корточки и обняла Клэр, – Это мы должны говорить спасибо, ведь благодаря тебе мы все здесь собрались.
– Господи, хватит этих сантиментов, – дрожащим голосом взвыла Лаура, хватаясь за салфетку, – еще не хватало чтобы начальник этого девичьего сборища рыдал тут вместе с вами. А у меня между прочим сейчас рождается крестник.
Лаура неожиданно побледнела и схватилась за грудь:
– Боги, я так переживаю за Сашу. Она же рожает по квоте в специализированном кардиологическом центре, у ребенка на узи были проблемы с сердечным клапаном.
Мартина резко встала и твердо сказала:
– Все будет хорошо! Не смейте даже думать о плохом! У Саши родится прекрасный здоровый малыш.
Глядя на ее гневно сверкающие глаза, я вспомнил страшную историю о ребенке Мартины, которую мне рассказала Клэр, и в ужасе замер. Одноглазый Один, только бы не разгорелся скандал. Воздух уже накалялся от эмоций.
– Да, конечно, – устало сказала Лаура, принимая из рук Рика стакан с водой, – Я просто безумно нервничаю. Простите.
– Мне кажется мы исполнили все ритуалы благодарностей и извинений на сегодня – уже чувствуется легкий перебор. Может сядем за стол, а то я уже не могу смотреть на все эти вкусности, которые много лет пытался стащить из лавки Лауры, ибо работа бедным музыкантом не позволяет таких буржуйских деликатесов, – я попытался разрядить обстановку.
Все как-то расслабились, накал страстей спал.
– Ну чего ж ты не попросил, – улыбнулась Лаура, – Я бы тебя угостила.
– И тем пармезаном десятилетней выдержки из частной коллекции?
– Ну уж нет, я сама его пробовала только на дегустации, когда была на ферме. Жуткая гадость, должна вам сказать. Я не выплюнула только из вежливости и огромного желания заключить с ними договор на поставку прошутто. Молодые сыры намного вкуснее.
– Ты хитрая жадина, – парировал я, – Умеешь все выставить в выгодном для себя свете. Помню, как ты распиналась перед покупателями, рассказывая об уникальном вкусе этого зрелого коллекционного сыра.
– Ну знаешь, я отдала за него немыслимые деньги. Надо же было найти ценителей, чтобы сбагрить его наконец и не отравлять прекрасный аромат наших складов этим едким душком, пробивающимся через десять слоев упаковки.
Мы рассмеялись. Все, снова напрягшиеся от непонимания ссоримся мы всерьез или просто друг друга дразним, облегченно выдохнули и мы наконец сели за стол.
Пожалуй, это правда было лучшее Рождество в моей жизни. Я никогда не встречал его в такой хорошей душевной компании. В сказочной квартире Клэр, с этой невероятно вкусной по-настоящему праздничной едой, с ощущением тепла и гармонии. Рядом были самые близкие мне люди, с настоящими живыми эмоциями, а не какие-то толпы незнакомцев, пришедших напиться и поскакать под громкую музыку. Впервые я понял, как много потерял за эти годы. И почему Рождество считается семейным праздником. Хоть семьи как таковой у меня уже и не было. Я вздохнул. Кажется, я понимаю Клэр. Впервые за много лет я не чувствовал себя одиноким, и правда не было слов кроме бесконечной благодарности, что хоть какой-то кусочек моей жизни пройдёт так, совсем по-другому. Боги, спасибо, что я встретил Клэр..
Мы ели, пили, потом пели рождественские песни. Играли в фанты, выполняя дурацкие желания. Шампанское на удивление быстро кончилось, потом почти опустела кастрюля с пуншем. Даже вечно хмурый Тэм в кои-то веки сбросил маску и веселился вместе со всеми. В какой-то момент они с Лаурой разговорились об итальянской опере, а потом плавно перешли к спору о приготовлении лимончелло. Во всем что касается Италии спорить с Лаурой было бессмысленно и глупо, но Тэм считал себя экспертом во всем. Уставшая от их криков Клэр, попросила Тэма порыться на полке с кулинарными книгами и найти старый сборник классических итальянских рецептов.
– Правда он на итальянском, но не зря же Лаура столько лет его учит, – Клэр перевела взгляд и увидела, что ее начальница мирно спит, облокотившись на соседний стул.
– А где Рик с Мартиной? – спросил я, – Их давненько не видно.
– Может в спальне? – сказала Клэр, вставая со стула, – Пошли проверим.
Ах вот что это за комната. Спальня. Интересно, почему тогда Клэр спит на диване в своей кухнегостиной?
Мы прошли по коридору и осторожно, как шпионы, приоткрыли дверь.
Комната была небольшой и совсем не похожей на остальную квартиру Клэр, словно ее приклеили от другого помещения. Минимализм, прямые линии и углы, большая кровать в центре, шкаф и еще какая-то дверь на противоположной стене. Может там кладовка?
На нас обрушился крепкий аромат перегара. Мартина и Рик спали прямо поверх застеленной кровати. Мартина свернулась клубочком, а Рик неуверенно пристроился с краю, в неудобном полусидячем положении, словно хотел лишь побыть с ней рядом, но нечаянно заснул.
– Пусть спят, – шепотом сказала Клэр, – не будем их трогать.
Мы вернулись в комнату, застав Тэма, угрюмым изваянием застывшим рядом со стулом Лауры. Что-то в нем изменилось, расслабленно-веселое выражение как ветром сдуло. Он снова стал мрачным и замкнутым, и как будто даже протрезвел.
– Тэм, дружище, что-то случилось? Ты принял вытрезвляющее зелье?
Он мрачно посмотрел на меня, а потом уставившись в пол заявил, что едет домой. Прямо сейчас.
– Такси уже ждет, – объявил Тэм и, не попрощавшись, вышел в коридор.
Одноглазый Один, что у него на уме? В последнее время перепады настроения как у беременной барышни.
– Эй, подожди, я тоже поеду домой, – Лаура сползла со стула и нетвердой походкой отправилась в коридор, чуть не снеся по дороге Клэр.
– Ооо, спасибо тебе за все, дорогая, – Лаура поцеловала Клэр в щеку и вывалилась в дверной проем, – Это было прекрасное Рождество.
Хлопнула входная дверь. Это Тэм вышел из квартиры. Вот засранец, даже не поблагодарил и не попрощался. Надо будет прочитать ему лекцию о манерах, это уже никуда не годится.
– Вот засранец, – громко сказала Лаура, воюя с сапогами, – А ну подожди меня.
Входная дверь снова громко хлопнула, и мы остались в тишине.
– Ну и ну, – Клэр потянулась и начала не спеша убирать посуду.
Я сел на диван. Было почти утро, но за окном царила непроглядная темень. В голове шумело от алкоголя и громких веселых криков сегодняшней ночи. Но пьяным я себя не ощущал. Скорее пугающе трезвым, когда в предрассветный час твое сознание чистое и пустое, как белый лист бумаги. И весь мир словно вывернут наизнанку, и он истинный, настоящий, у него нет сил притворяться, а у тебя нет сил этому сопротивляться. Нет никаких полутонов, недосказанности, все настолько однозначно и просто, что не может уложится в сознании, привыкшем к вечным усложнениям и многоходовкам. Я смотрел, как в полумраке Клэр медленно убирает посуду, уютно хлопочет на своей любимой кухне и знал ответы на все вопросы. Я знал все, что происходит внутри меня, видел свою жизнь словно со стороны, она была такая простая и понятная. И в этом была главная сложность. В том, что я не знал, что с этим делать. И не мог разглядеть, что там дальше. Дороги переплетались, путались и уходили в бесконечный мрак, в котором, впрочем, я и так провел последние годы. Только этот короткий участок был освещен, благодаря Клэр. «Луч света в темном царстве». Господи, почему я все время это вспоминаю.
Тишина давила на уши, казалось, что пространство начинает сжиматься и расширяться одновременно. Тихой поступью начал подбредать сон. Ну уж нет, я не позволю ему отнять у меня эти волшебные мгновения. Я есть. Здесь и сейчас. На этом маленьком островке света среди темного мира. И все остальное неважно, по крайней мере сейчас. Я знаю истину, я чувствую внутри себя тепло. Сейчас я создатель и творец собственной жизни.
Из колонки играла тихая красивая музыка. Я встал, подошел к столу и поймал Клэр за руку. Она подняла удивленные глаза и у меня от волнения пересохло во рту.
– Давай потанцуем? – хрипло спросил я.
Она улыбнулась, поставила на стол стопку чистых тарелок и сделала изящный реверанс. Я серьезно поклонился, взял ее руку и обнял за талию. Я не Бог весть какой танцор, но в сейчас это казалось абсолютно неважным. Мы медленно кружились по комнате, растворяясь в тихой прекрасной музыке и с каждым движением приближались друг к другу. Я чувствовал ее хрупкое тело, под тонкой тканью платья. Одними кончиками пальцев я старался передать всю нежность, все безумные разрывающие меня чувства, но при этом не спугнуть ее. Все казалось воздушным, призрачно-невесомым. И эти мгновения как будто были украдены у судьбы. Время замерло и остановилось. Это было слишком большое, не вмещающееся в сердце счастье, чтобы длиться слишком долго. Как будто Боги ненадолго отвернулись, зарыли глаза и позволили нам быть так близко. Я боялся дышать, я боялся, что мое сердце стучит слишком громко, словно любая мелочь могла разрушить это волшебство.
От Клэр пахло цветочными духами, свежим хлебом и луговой травой. Она сделала неосторожный шаг и коснулась меня грудью. И я потерял голову. Я понял, что мне все равно, что будет дальше. Весь пантеон Богов, вместе с моими демонами и всем остальным миром может катится к черту. Мне все равно. Даже если на этом все кончится, даже если мир после взорвется, мне все равно.
Я закрыл глаза, и наклонился к лицу Клэр. И в этот момент музыка стихла, и она отстранилась. Я почувствовал, но своей груди две маленькие ладошки, уверенно воздвигающие между нами дистанцию. И на том месте, где они касались меня остались страшные зияющие раны. Я задохнулся, мир почернел и взорвался. Только не снаружи, а внутри меня.
Я открыл глаза. Клэр стояла напротив, скрестив руки на груди и смотрела на меня с такой тоской и болью, что мне захотелось выть. Почему? Это был единственный вопрос, который разрывал каждую клетку моего тела. Почему, Клэр? Неужели ты не чувствуешь, неужели ты не видишь? Почему?…