Сарум. Роман об Англии

Выздоровление вождя казалось настоящим чудом. Раха и Айна не отходили от Круна ни на шаг. Новая жена была немногословной, но каждый день, пристально глядя вождю в глаза, настойчиво повторяла, будто заклинание:

– Ты поправишься.

Ее уверенность придавала Круну силы.

– Она знает, что я поправлюсь, – объяснил он верховному жрецу. – Ее мне боги послали.

На пятый день Длух объявил:

– Пора подумать о свадьбе.

– Свадьбу сыграем в ночь Первозимья, – ответил вождь. – Это богам по нраву придется.

Свадебный обряд состоялся в доме Круна на закате солнца. При свете лучин, свечей и факелов в просторном помещении собрались представители двадцати самых значительных родов Сарума.

– Подойдите, – велел верховный жрец вождю и его новой жене.

Крун с Рахой послушно выступили вперед. Длух с удовлетворением отметил, что к вождю будто вернулись силы и молодость.

Верховный жрец начал обряд с традиционного приглашения:

– Входи, Зерновица!

Старая Айна и ее прислужницы торжественно внесли в дом странный предмет в два локтя длиной – примитивный символ плодородия, сплетенную из пучков соломы женскую фигуру с тяжелыми грудями и широко раскинутыми ногами. Зерновицу осторожно уложили на скамью в центре.

– О бог Солнце, благослови Зерновицу и надели ее плодородием! – воскликнул Длух.

– Надели ее плодородием! – хором повторили гости.

После этого Айна с женщинами, пританцовывая, трижды обошли вокруг скамьи. Каждый круг завершался глубоким поклоном.

Следующая часть обряда напомнила верховному жрецу о том, что предстоит исполнить Круну. Длух взял тяжелую, потемневшую от времени дубинку и положил ее между раскинутых ног Зерновицы.

– Мы пахали, мы сеяли, а теперь урожай соберем! – дружно воскликнули мужчины.

Айна с женщинами снова трижды обошли вокруг скамьи, громко хлопая в ладоши.

На этом обряд закончился, а чучело оставили на скамье до следующего захода солнца.

Длух подвел к скамье Круна и его новую жену.

– О бог Солнце, могущественнейший из богов, ты, что даруешь жизнь, свет и тепло! – воззвал верховный жрец. – Скрепи своим благословением союз этих людей и надели их многочисленным потомством!

Все громко захлопали в ладоши, а Длух увенчал Раху золотым обручем и провозгласил:

– Ты избранница богов.

Вождь Крун посмотрел на соломенное чучело, ласково взглянул на верную Айну и обратил изумленный взор к новой жене. Ночь Первозимья, волшебная ночь, когда даже бог Солнце засыпал крепким сном, наполняла Круна почти забытым ощущением счастья. Восторженное возбуждение горячей волной разлилось по телу вождя, и он воспрянул духом.

На этот раз и сам Крун, и верховный жрец уверовали, что полоса несчастий в Саруме подошла к концу.

Несколько дней спустя в скромной хижине посреди северной долины случилось событие, обрадовавшее коротышку-каменщика больше, чем известие о новой жене вождя. У Нумы родился сын – круглоголовый крепыш, большеглазый и короткопалый, как отец. Каменщик поднес младенца к свету и внимательно осмотрел.

– Ха, руки-то отцовские! Прекрасным каменщиком станет, – удовлетворенно хмыкнул он, отдал ребенка Катеш и ласково потрепал ее по голове. – Ты мне еще много каменщиков народишь.

Катеш слабо улыбнулась.

В полнолуние, пока еще не грянули первые морозы, в хижине каменщика устроили пиршество. Нума расстелил перед входом камышовые циновки, и Катеш расставила на них знатное угощение – молочный поросенок, зажаренный на вертеле над углями, пшеничные лепешки, спелые ягоды, а еще кувшины темного эля и сладкого хмельного напитка, который делали из пчелиного меда, собранного в лесу. На пиршество Нума пригласил своих лучших каменотесов, родственников Катеш, своего приятеля Тарка и, разумеется, жреца, ведь только жрецам ведомо, каким именем назвать ребенка.

Перед заходом солнца младенца вынесли из хижины и показали жрецу, серьезному юноше в тяжелом одеянии из бурой некрашеной шерсти. По обыкновению служителей бога Солнца, голову он брил, оставляя надо лбом узкий треугольник волос, острым углом спускающийся к переносице. Жрец молча осмотрел ребенка, потом перевел взгляд на взволнованное лицо коротышки-каменщика и, внезапно утратив суровость, улыбнулся:

– Сын похож на отца, а потому имя ему – Нумати.

Имя означало одновременно и «подобный Нуме», и «человек камня». Гости, оценив шутку, разразились возгласами одобрения, и пиршество началось.

Наконец, когда от выпитого меда гости захмелели, Тарк-рыбак глубоким выразительным басом затянул песню. Все с радостью к нему присоединились, вразнобой выкрикивая то охотничьи песенки, то скабрезные частушки. На смуглых щеках Тарка вспыхнул яркий румянец.

– А теперь споем малютке колыбельную, – объявил рыбак и тихонько начал выводить медленную, ритмичную мелодию, которая вилась в прохладном воздухе, будто струйки дыма от угасающего костра.

В древнем чарующем напеве говорилось о заповедном лесе, полном птиц и зверей, что рос на дне моря. Тарк обвел затуманенным взором счастливые лица гостей и мечтательно уставился вдаль.

Поздним вечером Нума и Катеш распрощались с гостями.

– Твой приятель замечательно поет, – заметила Катеш.

Коротышка-каменщик согласно закивал нелепой головой, удовлетворенно вздохнул и погрузился в сон.

Три дня спустя Нума решил, что настало время перетаскивать обработанные сарсены из каменоломни в святилище: схваченный морозом грунт затвердел, и по нему легче было волочить массивные камни.

– До первого снега полпути успеем проделать, – сказал он. – А может, и по снегу получится проволочь.

Каждый обтесанный сарсен установили на деревянные салазки, а вдоль предполагаемого пути уложили штабеля ровных бревен – толстые стволы поваленных в лесу деревьев служили деревянными катками. В работе по перевозке камней принимали участие пятьсот крепких мужчин и сотня воловьих упряжек.

Работники трудились не покладая рук, а вот волы упрямились, к вящему раздражению Нумы.

– Волы куда упрямее людей, – заметил один из жрецов, выслушав жалобы каменщика.

Нуме со вздохом пришлось признать, что жрец прав.

С парой волов в упряжке совладать легко, но, чтобы сдвинуть с места громадный сарсен, требовалось двадцать, а то и тридцать упря жек. Могучие животные справились бы с задачей, если бы действовали согласованно, но добиться этого не представлялось возможным. Каменщику пришлось отказаться от своего замысла и использовать волов лишь для того, чтобы помогать мужчинам, тянущим веревки из скрученных кожаных ремней, втаскивать сарсены на склоны холмов.

Вдобавок оказалось, что салазки под тяжестью сарсена намертво увязают в снегу, поэтому работу пришлось отложить до весны.

Вскоре после весеннего равноденствия Раха объявила, что ждет ребенка. Обитатели Сарума возрадовались.

Новую жену Круна все считали странной: она была неразговорчивой, ни на что не жаловалась, ничего не просила, не обзавелась ни друзьями, ни врагами, но от вождя не отходила ни на шаг. На остальных женщин в доме Круна Раха не обращала внимания, ничем их не обижала, а словно бы не замечала их присутствия. Некоторых это задевало, но верная Айна терпеливо сносила такое поведение. Теперь, когда Раха понесла, все надежды Сарума возлагали только на нее.

Длух часто размышлял, счастлива ли она. Впрочем, это никого не волновало. Раху привезли сюда из неведомых краев, потому что так повелели боги, и она покорно исполняла свое предназначение.