Жгучая тайная страсть. Личный театр Эдуарда Тополя

БИСМАРК. А у нас с женой теперь странное занятие – ухаживать друг за другом, где каждый попеременно играет роль то больного, то сиделки. Это добродетельно, но не очень весело…

КЭТТИ. А наш чудесный грот напрочь лишился своего очарования – по-другому все это и не назовешь…

БИСМАРК. Приближается старость. Я устал, земная жизнь еще не кончилась, но уже начинаешь ценить всю прелесть и блаженство покоя…

КЭТТИ. Разумеется, мы часто вспоминаем вас, и наверняка у вас чешется нос…

БИСМАРК (вставая и направляясь к Кэтти). Знаете, я бы с удовольствием ушел со сцены и переместился в ложу со зрителями. Но вряд ли мне разрешат – король слишком стар. Значит, надо продолжать служить…

КЭТТИ. А вы еще помните ту прогулку по берегу, когда мы так смеялись?

БИСМАРК. Его Величество подарили мне прекрасное имение во Фридрихсруэ: вокруг красивый лес, в котором полно дичи, и всего лишь в получасе езды на поезде от Гамбурга…

КЭТТИ (плачет, повторяя). Так смеялись…

БИСМАРК (становится перед ней на колени). Милая Кэтти, я очень прошу Вас простить мне…

Поцеловав его в голову, КЭТТИ уходит. БИСМАРК продолжает стоять на коленях. Пауза. Входит ОРЛОВ – постаревший, в мундире генерал-лейтенанта.

ОРЛОВ. Нормандия, сентябрь 1875 года. Много раз я хотел написать вам, мой дорогой друг, но не было сил. Та приязнь, которую вы питали к Катарине, дает мне теперь мужество говорить с вами о ее последних минутах. С 1871 года, а это значит с тех пор, как умерла наша доченька, здоровье Катарины все ухудшалось. Парижские врачи не смогли помочь. Когда в Париже проездом была русская Императрица, Катарину осмотрел доктор Боткин и установил у нее блуждающую почку. Он предписал Санкт-Моритц для начала и Шлангенбад – на потом. Но в Санкт-Моритце внезапно началась уремия. Ее смерть была покойной, хотя ей исполнилось всего тридцать пять…

Все еще стоя на коленях, БИСМАРК, убитый этим известием, сломлено склоняется все ниже и стареет буквально на глазах.

Было бы слишком тяжело описывать пустоту, окружающую меня. Когда я слышу шум моря, которое она так любила, я нестерпимо чувствую, что должен поспешить к ней. Но у меня двое сыновей. Я заканчиваю свое грустное письмо, обнимаю вас и прошу – молитесь о той, которая в сердце своем носила искреннюю и чистую любовь к вам. Ваш друг, Николай Орлов.

Входит АВТОР, помогает БИСМАРКУ встать, подводит его к лежаку.

БИСМАРК опускается на лежак тяжело, как умирающий.

БИСМАРК. Это я… Я виноват… Со мной она могла бы жить, а я… (Раскачиваясь в отчаянии) Oh, mein Gott! Я не взял Твой дар, и она иссякла… Я создавал Германию… Зачем?..

Грохот поезда, паровозный гудок. АВТОР уводит БИСМАРКА.

Входит ОРЛОВ, садится на лежак. Пятна света проносятся по его фигуре.

ОРЛОВ. Императору Александру Второму. 27 августа 1879 года. Сир, только что посол Германии в Санкт-Петербурге вручил мне письмо Бисмарка с приглашением посетить его. Я прошу Ваше Величество позволить мне принять это приглашение…

Паровозный гудок, грохот поезда. По сцене проходит КОНДУКТОР.

Герр кондуктор, пожалуйста, предупредите меня, когда будет Фридрихсруэ.

КОНДУКТОР. Это экспресс. Мы не останавливаемся во Фридрихсруэ с тех пор, как там поселился рейхсканцлер.

ОРЛОВ. Почему?

КОНДУКТОР. Потому что у него депрессия, он болен и никого не принимает.

ОРЛОВ. А как же он руководит страной?

КОНДУКТОР. Своей канцелярией он руководит с помощью курьеров и телеграфа. В газетах пишут, что недавно он обратился к берлинскому профессору еврею Швенингеру, который лечит его совершенно невероятной диетой – водой и селедкой…

ОРЛОВ. Но он сам пригласил меня во Фридрихсруэ!

КОНДУКТОР. Простите, der Herr, этого не может быть. Князь Бисмарк не принимает никого, даже нашего молодого короля-наследника.

ОРЛОВ достает из кармана письмо и протягивает КОНДУКТОРУ.

(Прочитав письмо) Невероятно! Его подпись! (Подобострастно) Извините, князь. Конечно, мы остановимся. Сейчас скажу машинисту… (Поспешно уходит)

В звуке – торможение поезда. Темнеет, поздний вечер.

На сцене камин с горящими дровами. Слуги вкатывают два тяжелых кресла.

Входит очень постаревший БИСМАРК «с тяжелой тростью, в фетровых валенках, в черных суконных брюках, серо-зеленой охотничьей куртке и шарфе, дважды обернутом вокруг шеи». БИСМАРК и ОРЛОВ садятся в кресла у горящего камина.

Слуги вкатывают тележку с бутылью вина и кубками.

БИСМАРК. Смерть Кэтти сразила меня. Целый год я вообще не вставал с постели. Это как погас солнечный луч, в котором ощущалось присутствие Бога.

ОРЛОВ (после паузы). Ее смерть была покойной.

БИСМАРК (после паузы). Это был Божий дар, который дал мне силы на создание империи.

ОРЛОВ (после паузы). Бог уберег меня от отчаяния, но сердце мое разбито…

Оба они – два старика, которые говорят каждый о своем, не слыша друг друга, но видя на заднике, на экране, как Кэтти бежит к морю в Биаррице, врывается в зеленую волну и тысячи солнечных брызг взлетают вокруг нее.

БИСМАРК. Когда я завершил создание Германии, Всевышний забрал ее…

ОРЛОВ. Каждое мгновение я ловлю себя на мысли, что хочу пойти искать ее или написать ей…

БИСМАРК. С грустью, но без всякой горечи я чувствую, что совершенно разваливаюсь…

ОРЛОВ. Ее смерть была покойной…

БИСМАРК. Но ведь никакую империю не возьмешь с собой…

ОРЛОВ. Да, ее смерть была покойной…

БИСМАРК. И я стал отдаляться от Бога… Нет, я читаю Библию, но…

Входит АВТОР.

АВТОР (Бисмарку). Извините, канцлер. Я хочу уточнить. В 1891 году вас посетил немецкий писатель Эдуард фон Кейсерлинг. Вы сказали ему: «Чем меньше у меня эрекции, тем дальше я отхожу от Бога». Надо ли понимать так, что со смертью Кэтти ваши вожделения утихли, и даже Бог стал вам не нужен?

БИСМАРК недовольно морщится. Затем медленным, очень медленным жестом лезет в карман и достает луковичные часы с агатовым брелоком.

Праздничная музыка. На заднике, на экране – кинохроника молодежных гуляний в Германии, тысячи юных студенток в национальных костюмах пляшут на площадях…