в своём немодном пиджаке
и старых разбитых сапогах.
Коня убивали прямо при нём —
завели в специальное стойло,
ударили молотком между глаз,
перерезали жилистое горло —
и понеслась коняшкина душа на небесный выпас.
Телега дедова со временем рассохлась и сгнила,
упряжь долго висела на сеновале, пока не истлела.
Нового коня деду больше не дали,
главврач выделил ему от щедрот
новенький блескучий велосипед,
пообещал со временем мотоцикл с коляской.
Но все эти чудеса цивилизации
деду толком так и не пригодились,
в восемьдесят четвёртом прибрался и он,
отмучившись полгода в психинтернате.
И осталась в памяти Степанова
живая картинка со звуком —
утро, дед идёт по двору, ведя коня в поводу,
и топот конских копыт,
вплетаясь в ритм и шарканье дедовых шагов,
звучит так мягко, так приятно и знакомо,
что хочется выглянуть в окно, чтобы увидеть,
как уходят оба они в туманную даль —
трудяга-конь и его старый хозяин.
– Когда б имел златые горы
и реки, полные вина,
всё отдал бы за ласку, взоры,
чтоб ты владела мной одна…
Подпасок
Много ли для счастья надо?
Удивлю я вас, наверно.
В детстве пас коровье стадо —
прут да томик Жюля Верна.
Зачитаешься романом
и шукай потом корову…
День в раздолье первозданном —
ночью спится сном здоровым.
Хлещет ливень ли, жара ли —
а куда деваться в поле?
Комары, бывало, жрали
так – закуришь поневоле.
Убежать нельзя – стыдоба.
Ты теперь – стратег и тактик,
на коровах голос пробуй,
вырабатывай характер.
Совесть свежая, без пятен,
память как ведро пустое.
Ты один, и мир понятен,