туповатый сын метил в директора местной школы,
сама же супруга Мария Ивановна,
высокая статная женщина с ясным чистым лицом,
заведовала испокон веку сельским магазином —
вся деревня кланялась ей в пояс,
чтобы не обделила Маруська не дай Бог
хлебом, постным маслом и «пясочком»,
как любовно называли тогда сахар-песок.
Колоть оплывший сахар-рафинад
колхозникам нравилось не особенно,
но в магазине у Маруси всегда стояла про запас
огромная жёлтая сахарная «голова».
Рассказывали, что в далёкой молодости
Маруся росла в очень бедной семье,
вышла замуж за Сыродеева вовсе не по любви,
случилась тогда какая-то тёмная история,
сельсоветчик всю жизнь попрекал жену,
прилюдно унижал и ни во что ни ставил,
на гулянки и празднества приходил один.
Степанов хорошо помнил тётю Марусю,
смотревшую на него с жалостью и лаской —
пока бабка его обсуждала свежие новости,
внук шастал по дальним полкам магазина,
дивясь странному сельповскому ассортименту —
корыта, вёдра, веники из сорго, валенки,
лампы-керосинки, утюги с откидной крышкой,
Вверху в центре – председатель сельсовета с деревенскими мужиками в 50-е годы. Внизу – тот самый магазин тёти Маруси в д. Зеленьково Жарковского р-на, 2012 г. Фото из архива
под которую насыпали для жару уголья…
В последний раз Степанов видел тётю Марусю
в самом конце восьмидесятых,
в её магазине было пусто и холодно,
да и работал он всего два дня в неделю,
когда из афонинской пекарни привозили хлеб —
ах, как они любили в детстве встречать повозку,
на которой привозили горячий чёрный хлеб
гнедой мерин и бельмастый дед Евдоким!
Теперь магазин можно было скупить целиком
за невеликие степановские командировочные,
сама тётя Маруся давно чем-то побаливала,
рассматривала Степанова, словно прощаясь —
он долго не мог отделаться от неловкости
после такого странного впитывающего взгляда,
а через пару лет пришёл на кладбище – и всё понял.
Дед Сыродеев остался теперь в доме один,
его высокая фигура маячила иногда на улице,
но Степанов встреч с обидчиком деда не искал,
зато нашёл в сарае целый ящик дедовых жалоб,
адресованных в райкомы и райисполкомы —
за советской пасторалью скрывался Босх.
Дед жаловался на притеснения местной власти,