Взошла огромная Луна. Нижняя ее дуга была зловещего красного оттенка, словно неведомый гигант-великан окунул ее край в кровь и она, стекая с нее. Заметив, как Паша смотрит на луну, Георгий сказал:
– Да, сегодня полнолуние, раз в месяц луна такая. Сегодня особенный день. Паша промолчал. Луна как головка сыра висела над головами мужчин будто слушала их разговор. Георгий продолжил: давай за мной, на месте поговорим.
Пошли вниз, по лестничным пролетам. Идти было опасно, особенно ночью, Паша включил фонарик. Георгий шел уверенно и быстро, Петрунин не отставал, показывая новому знакомому, что не раз здесь ходил.
Вокруг, сменяя друг друга, раздавались странные звуки – птичий щебет, что-то гудит, приглушенно, как летящий вдалеке самолет, неожиданно свистнул в трубе воздух и затих, будто устал. Больница будто оживала и к чему-то готовилась.
Зашли на третий этаж и через пару минут оказались возле незаметного узкого прохода умело закрытого ящиками и прочим мусором. Пройдя несколько десятков метров по неизвестному коридору, Паша почувствовал тошнотворную сладость гниения, запах метана, который выделяют разлагающиеся внутренности.
Двух молодых людей окутала темнота, но темнота не обычная – здесь было и нечто большее, чем просто отсутствие света. Эта темнота была почти физически ощутима. Вместе с ней из неоткуда возник пронизывающий холод и усиливающийся запах, тяжелый и затхлый, навевающий мысли о тлении трупов и разрытых могилах. Петрунин напрягся, он бывал на третьем этаже много раз, но попал именно в это зловонное место впервые.
– Что это воняет? – шепотом спросил он.
– Эта комната отбросов, поймешь все, – спокойно ответил Жора. Вокруг были битые кирпичи, крошево штукатурки на полу, серые обломки реек с ржавыми, кривыми гвоздями, литая станина какого-то станка. Повернув свет фонаря, Паша осветил дальний угол.
Там стоял старый диван-книжка и донельзя обшарпанное кресло. Они стояли рядом, будто ждали гостей. Паша посветил на стену и замер на месте. На ней был нарисован Псоглавец в полный рост. Грудь и живот Псоглавца закрывал панцирь. В правой руке, слегка опущенной, Псоглавец держал крест с тремя перекладинами – маленькой, большой и косой. В левой руке, поднятой, у Псоглавца было тонкое и длинное копьё. Петрунин завороженно смотрел на рисунок.
Но Жора шел дальше. Подойдя к ровной стене, он словно волшебник, отодвинул ее часть небольшим усилием, и они попали в комнату.
Возле стены стояла печка буржуйка. Огонь в импровизированном «камине» горел необычно: никакого шипения, угольков или дыма – он просто становился то меньше то больше, как бы заползал назад в головешки и вырываясь обратно.
Посредине помещения находился кухонный стол вокруг, которого хаотично расположились разномастные стулья, разных размеров и цветов. Тихо заговорил Георгий:
– Присаживайся, я пока чаю приготовлю, сказал он и снял с буржуйки какую–то кастрюлю, в которой кипела вода. Пока он готовил чай, Паша осмотрелся.
Комната не отличалась убранством или элементами комфорта. Большая изоляционная труба, с которой свисают клоки серо-желтой ваты, выдранные крысами, была прямо над их головами и вытягивая дым от буржуйки.
На стене висело что–то типа иконы, в центре которой была большая голова волка, с острыми звериными ушами. Под головой волка была гора человеческих костей. Волк опустил длинную, хищную, острую морду и со стены тихо смотрел на людей. Павлу почудилось, что маленький глаз зверя хранит в себе багровую искорку заката. Петрунин тихонько вздрогнул и быстро заморгал глазами.
Паша с трудом заставил отвести взгляд от иконы и посмотрел в угол комнаты, где валялся строительный хлам, отдельно стояли инструменты, среди которых Паша увидел топор. Заметив взгляд Паши, Жора сказал:
– Не бойся, это для ремонта.
– Я не боюсь, боялся, не пришел бы, – спокойно ответил Петрунин и потянулся к кружке чая.
– А мы про твою каморку недавно узнали, хорошо замаскировал, – то ли хвастаясь, то ли просто констатируя факт, сказал Жора. Паша не реагировал. Образовалась долгая пауза, Петрунин научился ждать.
– Так чего ты хочешь узнать? – спросил Жора, дуя на горячий напиток. Огонь в камине резко вспыхнул, осветив их лица. Паша, помолчав, ответил:
– Последнюю тайну Ховринки, настоящую и страшную. Я многое видел и знаю, но до конца не дошел. Здесь есть что–то или кто–то еще.
Жора внимательно посмотрел на гостя, увидел повязку на руке и спросил:
– Что с кистью?
– Порезался, когда лез через дырку в заборе – коротко ответил Паша.
– Кровь это плохо, – задумчиво произнес Георгий. Потом он начал тереть глаза как кошка, которая умывается перед встречей гостей. Делал он долго и основательно, будто хотел прогнать сон. Закончив, заговорил:
– Ты знал, что после Немострой здесь была секта – Черный крест? Не дожидаясь ответа, Богдан продолжил: больница стоит на проклятом месте.… На месте строго кладбища, которое было при храме иконы Божией Матери «Знамение». По легенде облюбовали это кладбище то ли вурдалаки, то ли оборотни.… Много они народу порешили…. Жора говорил с паузами прихлебывая чай и смотря на огонь.
– А Черный крест подхватила это «движение», в современной интерпретации. Действует осторожно, ни как эти беспредельщики Немострой, которых ОМОН-овцы в подвале топили и стреляли. Жрут себе, втихаря, людишек, развлекается, но никого на свою голову не навлекает. Тщательно прибирают за собой. Пашу ни сколько не удивлял этот разговор, и он верил тому, что ему рассказывал Георгий.
– А откуда дровишки? Откуда информация? – спросил Паша, ставя чашку на стол.
Богдан надолго замолчал, потом хрустнув костяшками пальцев, заговорил снова:
– Тебе известно о людях живущих с приставками were- или wehr- (вер-)? Они происходит из языков саксов, германцев или викингов и означают изгоя – дикаря, животного, волка. Всю жизнь человек и волк жили на одних землях, охотились на одних животных. Люди завидовали силе, гибкости и скорости волка. Его неутомимость и охотничье мастерство вызывало зависть у людей. Волк был не просто врагом – а врагом, которому хотелось подражать и быть таким же сильным и хитрым. Наши предки страстно желали стать такими же удачливыми охотниками, как волки.
– Фильм ужасов об оборотнях рассказываешь? – слегка иронично кинул реплику Паша.
– Да нет. Ввожу в курс дела.… В периоды тяжелых испытаний люди отчаянно желали больше походить на волков. Возможно, думали они, если как следует притвориться волком, то можно приобрести некоторые качества, необходимые для выживания в трудное время. И понеслось – шаманы, колдовство, превращения. Тогда это было обычным делом, как в Макдональдс сходить. Кто заворачивался в волчьи шкуры, кто пил их кровь, ну в общем получилось у некоторых превратиться…
– Это ты мне про ликантропию рассказываешь? Паша много читал об этом явлении, еще греки называли ликантропами – «волкочеловека». Но Петрунин хорошо знал биологию и физику и не верил в быструю мутацию структуры клеток, вплоть для молекулярного уровня. Конечно, есть расстройство психики, при котором люди пьют кровь и подражают животным, но в «чистом» виде, этого не может быть, потому что температура тела при таких быстрых изменениях должна доходить до 800 градусов, а при таких показателях выжить не возможно. Но спорить с Георгием, Петрунин не стал.
Жора подкинул кусок доски в буржуйку, огонь быстро охватил новую жертву и начал лизать ее языками пламени. Потом он продолжил:
– Здесь бывают не только ликантропы. Есть – лунатики, но не простые которые по комнате ходят и пугают своих родственников. Это другой тип, хищный и агрессивный. В полнолуние их охватывает жажда убийства, они обращаются, кто полностью, кто частично. Не всегда именно в волков. У них такая сильная и всеразрушающая мощь, что они смог убить несколько человек, иногда вооруженных, при этом сами остаются без царапины. Я не представляю, как это им удается, и почему это с ними происходит. Вот что тебе и предстоит выяснить…
– Зачем ты мне все это рассказываешь, и почему мне надо что-то выяснять? – спросил Паша и посветил фонариком себе под ноги, где лежали пустые бутылки из под пива и прочий мусор.
– Знаешь, почему тебя Ховринка, не сжирает как гиена, куда бы ты не лез и сколько ты бы здесь не проводил времени?
– Даже не представляю, – тихо ответил Петрунин и ударил ногой по пластмассовой бутылке.
– Ховринка хочет сделать тебя последним просвещенным, смотрящим за больницей.
– Как это? – спросил Павел.
– Ты станешь частью больницы и будешь контролировать все, что здесь происходит. Ты будешь знать о каждом ужасном событии и отчасти их контролировать. У тебя появится возможность понимать, что происходит в Ховринке с вервольфами, оборотнями и другой дрянью, которых здесь предостаточно. Они делают себе химические апгрейды, традиционные убивают молодых искателей силы. Молодые образуют союзы, происходят конфликты и целые войны.
– А если я не хочу этого? – спросил Петрунин и посмотрел на огонь.
– Уже поздно, ты это понимаешь. Тебя не отпустят, не мы, не больница. И ты сам этого хочешь, у тебя осталась одна дорога. Дорога к последнему просвещению…
Глава VI
Георгий встал и приоткрыл дверь в коридор и махнул рукой, предлагая Паше следовать за ним. Они пошли обратно на площадку третьего этажа. Ниоткуда появился сладковато мягкий запах не похожий ни на запах цветов, ни на запах косметики. Страшнее такого запаха ничего быть не может, подумал Паша и если где-нибудь почувствуешь его, надо быстрее убираться. Они проходили рядом с «комнатой отходов», как назвал ее Георгий. Пропало эхо; наоборот, воздух как будто впитывал в себя звуки.
Петрунину показалось, что в темноте грохочут шаги, словно два полена не спеша переставляют ноги в кучах мусора. Удавка страха затянулась до предела, сделав тело ватным, неуклюжим…
Тут издали, до них донесся смех – хриплый, бездушный и какой-то искусственный. Радости в нем было не больше, чем в хохоте гиены, тревожащем безмолвную ночь. Он становился все громче, слышался все ближе и ближе, делался все страшнее. Казалось, хохочущее существо вот-вот выступит из темноты. Тут же последовал душераздирающий крик, настолько ужасный, что хотелось зажать руками уши. Невыносимый пронзительный вопль, неожиданно оборвался на самой высокой ноте.
– Они пришли, – тихо сказал Георгий, сделал шаг, прячась за выступ стены. За ним последовал и Павел.
Два человека вышли на открытое пространство третьего этажа. Один из них зажег спичку и бросил ее на землю неожиданно загорелся приготовленный костер. Паше не сомневался, что его приготовил Георгий.
Глаза у этих двух людей горели ненавистью. Лицевые мышцы напряглись, натянув глаза и губы. Такого выражения лица Петрунин на этой планете до сих пор не видел.