Главная тайна горлана-главаря. Вошедший сам

Андре Триоле в тот момент успел съездить на остров Таити.

Бенгт Янгфельдт:

«В начале 1919 года в Париж вернулся Андре Триоле, но Эльза всё ещё оставалась в Лондоне…»

А петроградский журнал «Искусство Коммуны» 9 января 1919 года вновь вместо передовой статьи поместил стихотворение, которое называлось «С товарищеским приветом, Маяковский». В этом произведении, написанном по случаю годовщины Отдела изобразительных искусств (ИЗО), заявлялось, что, хотя сторонников у автора немного:

«… нас, / футуристов,
нас всего – быть может – семь»,

их число будет расти, а отдел ИЗО просуществует ещё как минимум сто лет:

«Поздравители / не хлопают дверью?
Им / от страха / небо в овчину?
И не надо. / Сотую – / верю! —
встретим годовщину».

Но до этой «сотой» годовщины надо было ещё дожить, а жизнь с каждым днём становилась всё сложнее. И всё опаснее.

Зинаида Гиппиус:

«Границы плотно заперты. В "Правде "ив "Известиях" абсолютная чепуха. А это наши две единственные газеты, два полулистка грязной бумаги, – официозы…

Что пишется в официозах – понять нельзя. Мы и не понимаем.

И никто. Думаю, сами большевики мало понимают, мало знают».

Об обстановке, царившей тогда на улицах Москвы, можно судить по инциденту, случившемуся в канун Рождества. Банда во главе с Яшкой Кошельком (Яковом Кузнецовым) остановила автомобиль главы Совнаркома Ленина. Владимир Ильич назвал, конечно же, свою фамилию, но так невнятно, что нападавшие восприняли её как «Левин».

– Левин, так Левин, – сказал Яшка Кошелёк.

И у вождя большевиков забрали все бывшие при нём деньги, личный браунинг и автомобиль, оставив ограбленного Владимира Ильича и сопровождавших его людей мёрзнуть на улице.

Ленин таким отношением был очень оскорблён и решил отомстить нападавшим.

Субботний номер «Известий ВЦИК» от 25 января 1919 года сообщил:

«К борьбе с бандитизмом

Заместителю председателя В. Ч.К. тов. Петерсу

В виду того, что налёты бандитов в Москве всё более учащаются, и каждый день бандиты отбивают по нескольку автомобилей, производят грабежи и убивают милиционеров, предписывается В. Ч.К. принять самые срочные и беспощадные меры по борьбе с бандитами.

Председатель СНК Н.Ленин (В.Ульянов)».

«Меры», притом «самые беспощадные», были, конечно же, тут же приняты. Об этом «Известия ВЦИК» объявили уже на следующий день:

«Москва на военном положении

Приказ № 157 Московского окружного Комиссариата по военным делам

25 января 1919 года

Па основании чрезвычайных полномочий, предоставленных мне постановлением СНК от 29 мая 1918 года об объявлении Москвы на военном положении, приказываю:

… расстреливать всех уличённых и захваченных на месте преступления бандитов.

Окружной военный комиссар Н.Муралов»

Приказ был издан, сотрудники ВЧК и милиции были подняты на ноги, но Яшка Кошелёк как в воду канул. Найти его чекистам так и не удалось. Поэтому каждый, кто мог, старался вооружиться.

В Северной Коммуне ещё 22 марта 1918 года Моисей Урицкий издал приказ, согласно которому гражданам предлагалось в трёхдневный срок зарегистрировать имевшееся у них оружие. Такое оружие у Маяковского было, и 1 февраля 1919 года он получил в Петербургском (так указано в документе) комитете РКП удостоверение за номером 12, в котором говорилось:

«Пролетарии всех стран соединяйтесь!

УДОСТОВЕРЕНИЕ

Дано Гражд. В.В.Маяковскому на право ношения и хранения револьвера системы велодок без №.

Подпись владельца оружия В.Маяковский».

Орфографические ошибки этого документа отражают стиль того времени. Карманный револьвер велодог (а не велодок!) создавался для защиты велосипедистов от уличных собак (отсюда и его название), а когда животные к велосипедам привыкли, стал оружием самообороны. Надо полагать, что и до этого Маяковский носил с собой этот велодог, но нелегально. С 1 февраля 1919 года поэт стал вооружённым с разрешения властей.

Оплеуха футуристам

10 января 1919 года лондонские газеты опубликовали сенсационную новость: «Мы захватили в плен первого лорда большевистского адмиралтейства». По британским понятиям именно так можно было назвать взятого на миноносце «Спартак» члена РВС Республики Советов и заместителя наркома Троцкого по морским делам Фёдора Раскольникова. Его как раз доставили в Лондон.

В Москве об этом деле мало кому хоть что-то было известно. Поэтому москвичи обсуждали местные новости, одна из которых заключалась в том, что в кафе «Домино», располагавшемся в доме № 18 по улице Тверской, сменились хозяева. Прежний владелец эмигрировал, и ставшее бесхозным помещение отдали Союзу поэтов, который, как мы помним, возглавлял Василий Каменский. Ему захотелось, чтобы «Домино» стало кафе поэтическим. О том, как происходило то становление, рассказал Матвей Ройзман:

«Занимался этим молодой задорный художник Юрий Анненков, стилизуя всё под гротеск, лубок, а иногда отступая от того и другого. Например, на стене, слева от арки, была повешена пустая, найденная в сарае прежнего владельца «Домино» птичья клетка. Далее произошло невероятное: первый председатель союза Василий Каменский приобрёл за продукты новые брюки, надел их, а старые оставил в кафе. В честь него эти чёрные с заплатами на заду штаны приколотили гвоздями рядом с клеткой. На кухне валялась плетёная корзина из-под сотни яиц, кто-то оторвал крышку и дал Анненкову. Он прибил эту крышку на брюки Василия Васильевича наискосок. Под этим "шедевром" белыми буквами были выведены строки:

Будем помнить Стеньку,
Мы от Стеньки, Стеньки кость.
А пока горяч кистень, куй,
Чтоб звенела молодость!!!

Далее вдоль стены шли гротесковые рисунки, иллюстрирующие дву- и четверостишия поэтов А.Блока, Андрея Белого, В.Брюсова, имажинистов. Под красной лодкой были крупно выведены строки Есенина:

Вёслами отрубленных рук
Вы гребётесь в страну грядущего».

Это стихотворение Есенина называлось «Кобыльи корабли», оно завершалось четверостишием:

«Буду петь, буду петь, буду петь!
Не обижу ни козы, ни зайца.
Если можно о чём скорбеть,
Значит, можно чему улыбаться».

Строк Маяковского на стенах поэтического кафе не было. Но сам он заглядыввл сюда всякий раз, когда приезжал из Петрограда в Москву.