Портрет в черепаховой раме. Книга 2. Подарок дамы

– Молодец, Боренька! – поздравила сына и мать. – Не посрамил рода Голицыных!

По коридору защёлкали каблучки, и появились Мария Фёдоровна с фрейлиной Протасовой. Ольга что-то оживлённо рассказывала императрице. Увидев Голицыных и Загряжскую, фрейлина тотчас скрылась в одной из комнат.

– О, герои парада! – торжественно произнесла Мария Фёдоровна, приближаясь. – Очень непросто заслужить благосклонность моего Константина! Поздравляю!

– Премного благодарны, Ваше Величество! – ответили генералы, щёлкнув каблуками.

– Не буду, не буду вам мешать! – заторопилась Мария Фёдоровна. – Пойду, узнаю подробности у Константина.

* * *

В одну из пустых комнат покоев Марии Фёдоровны вошла фрейлина Катенька Алексеева с корзинкой в руке. Подойдя к окну, она пододвинула стул, положила на него холстину, встала повыше и принялась раздавать корм канарейкам, беря его щепотками из принесённой корзинки.

В дверь заглянул Великий Князь Константин Павлович. Видя, что кроме фрейлины в комнате никого нет, он на цыпочках подкрался к ней и обнял за талию.

– Ой! – вскрикнула Катенька и выронила корзинку на пол. – Ваше Высочество!

– Я уже двадцать семь лет Высочество! – с улыбкой ответил Константин. – А вот «ваше» оно или не «ваше», это мы сейчас узнаем!

И, сняв Алексееву со стула, Великий Князь закружил её по комнате.

– Ваше Высочество! – испуганно вскрикивала Катенька. – Ваше…!

– Так, наше? – игриво переспрашивал Константин. – Или, может быть, ваше?

Дверь раскрылась, и в комнату вошла Мария Фёдоровна.

– Mein Gott! – с изумлением воскликнула она. – Was ist los? Что происходит?

– Я птичек кормила, Ваше Величество! – залепетала фрейлина. – Корзинка с кормом упала…

– Я хотел поймать, – подхватил Константин, – но промахнулся.

– И вместо корзинки поймал птичку? – строгим голосом спросила императрица. – Ступай, Катерина! Докормишь потом.

Фрейлина быстро удалилась.

– Так… И что же будем делать, mein Sohn?

– Дайте совет, meine Mutter!

– Он перешёл уже все рамки приличия!.. Розу сегодня подарил.

– Луизе?

– Если бы только ей! Марье Антоновне.

– Вот как?

– И этой своей… Фрейлине.

– Понятно!

– Челядь уже, знаешь о чём, говорит?

– О чём?

– О том, что инициалы у них весьма похожи.

– У кого?

– У этого штабс-ротмистра с Луизой и у Орлова с твоей венценосной бабкой. Те же «О» и «Е»!

– Бедный мой братец! Как он доверчив!

– Не жалеть надо, а действовать! – строго посоветовала императрица.

– Да, гвардия на подъём легка! Любит менять помазанников Божьих.

– Я эту «лёгкость» до конца дней своих не забуду!

Константин встал.

– Так, значит, действовать?

– Немедля! И очень решительно! Вопрос стоит о жизни и смерти!

* * *

А Николай Гончаров всё прогуливался по коридорам и залам Зимнего дворца. Он останавливался у картин и скульптур, выглядывал в окна. Подняв голову, любовался росписью потолков. И даже заинтересовался дверной ручкой, выточенной с изящной причудливостью. Николай склонился, чтобы поближе рассмотреть дело рук искусного мастера.

Внезапно дверь распахнулась, и Гончаров опрокинулся на пол.

– Oh, je demande pardon! – тихо вскрикнула, выходя в коридор, фрейлина Наталья Загряжская. – Excusez-moi! Pardon monsieur!

– That’s quite all right.

– Вы англичанин? – с удивлением спросила фрейлина.

– Nein, nein! Gar nicht. Entschuldigen mir bitte!

– Немец?

– Non! Je dois m’excuser!

– А по-русски вы понимаете?

– Понимаю! – ответил Гончаров, поднимаясь с пола. – Извините меня, ради Бога! Это я во всём виноват! Стал рассматривать ручку.