Заговор врагов

Ежов уже отказался защищать провалившегося Енукидзе, он прямо заявил на его счет:

«Знал ли о таком состоянии аппарата ЦИК СССР тов. Енукидзе? Несомненно, знал. Его не однажды сотрудники Кремля, коммунисты, об этом предупреждали. Однако он неизменно игнорировал все сигналы и заявления о засоренности, подозрительном поведении и даже об антисоветских настроениях и выступлениях отдельных сотрудников аппарата, расценивая все это как склоку. »112

Далее на пленуме остальные выступавшие делегаты также осудили Енукидзе. Когда ему дали слово, Ягода перебил его, заявив, что он говорил ему о неблагонадежных людях. Оправдываясь Енукидзе говорил, что он проверял людей, не верил всем доносам, не всегда объективно подходил к делу. Он признавал ошибки, но не злой умысел, старался смазать все. Затем снова выступали делегаты, критиковали его в мягкой форме, но затем слово взял Ягода, который произнес жесткую речь, заявив сразу, что Енукидзе вне партии. Ягода сказал:

«Я напомню Енукидзе целый ряд фактов, которые показывают, что уже в 1928 году шел процесс его перерождения и притупления бдительности в отношении врага. Если провести нить от этих фактов 1928 года к событиям 1935 года, то нужно сказать, что Енукидзе не только способствовал врагу, но что он объективно был также соучастником контрреволюционных террористов. Другого вывода сделать нельзя, ибо злейший враг под покровительством именно Енукидзе чувствовал себя в Кремле, как дома.»113

Енукидзе на пленуме избивал его главный сообщник по антисоветскому заговору Г. Ягода. Избивал без опасения, что тот выдаст его соучастие в заговоре. Потому что во-первых, тогда бы неизбежно вскрылся бы факт существования право-троцкиского блока, его личное соучастие в убийстве Кирова, во вторых Енукидзе знал, что Ягода в любом случае будет его единственным шансом уцелеть, он мог избивать его на пленуме, чтобы показать, как он "борется" с врагами народа, но на деле после он будет его защищать. На пленуме выступали и другие заговорщики – Косиор и Кабаков, Енукидзе знал, что они в составе заговора и не выдал их. Он был исключен из партии и отправлен в Харьков работать руководителем автомобильного треста. После этого в течении полугода охота на заговорщиков частично приостановилась, возобновившись в начале 1936 года.

Вскрытие группы троцкистов в армии

Командир 8-й мехбригады в КВО комдив Дмитрий Шмидт был таким явным троцкистом, который выступал на стороне "демона" революции в 1920-е и даже в присутствии Карла Радека угрожал отрезать уши Сталину. 114 Об отрезании ушей он давно уже не думал, но не оставлял намерений избавиться от Сталина. В 1935 году он был завербован в право-троцкистский блок командующим войсками Киевского военного округа Якиром, который сразу же сообщил, что Примаков, Путна, Халепский, Уборевич. Кроме того, ему сказали, что ряд военных, включая главу штата КВО Бутырского были в составе группы. В ответ Шмидт рассказал Якиру, что давно был вовлечен в одну троцкистскую ячейку, прямо не примыкавшую к огромному заговорщическому блоку.

Якир принял информацию, после чего Шмидту дали задание вредить, срывая боевую подготовку в армии, технику бронетанковых войск. Он в частности устанавливал дефектные моторы и не оснащал танки средствами связи. Во время учений на стрельбищах он ставил танки так, что они получали повреждения, которые дорого было исправлять или вообще танк приходил в полностью негодное состояние. Далее перед ним поставили задачу готовить его соединения для совершения переворота. Но был уже 1936 год, Сталин уже не сидел на месте.

Наличие заговорщических групп в органах власти означало необходимость проверок армии, явные троцкисты были давно хорошо известны. Вождь не был мстительным человеком, но наверняка он запомнил, как ему угрожали отрезать уши. Теперь он знал, что зиновьевцы и троцкисты группируются против него. Перед главой НКВД опять стояли две задачи: указания Сталина на раскрытие заговорщиков и указания самих заговорщиков защитить их блок от раскрытия. Поэтому Ягоде надо было провести следствие так, чтобы защитить основную часть заговора от раскрытия.

В этой ситуации надо было кого-то принести в жертву, Ягода решил и навсегда покончить с "головной болью" – Зиновьевым и Каменевым. 5 июля он пишет Сталину, что Троцкий, Зиновьев и Каменев прямо ответственны за убийство Кирова. Он ссылался на показания давно раскрытых троцкистов: Е. Дрейцера, С. Мрачковского, Э. Гольцмана и Н. Маторина. Все их показания были отосланы Сталину.116

В тот же день 5 июля 1936 года комдива Шмидта взяли под арест в Киеве и этапировали в столицу, вскоре ему предъявили обвинение в участии заговора зиновцьевцев-троцкистов. На первом допросе 9 июля 1936 г. он все отрицал, когда его пытались связать с другими явными троцкистами в армии – Ефимом Дрейцером и Осипом Охотниковым. Дрейцер с апреля содержался под стражей, дал показания что был, в зиновьевском центре. Охотников был известен ранее тем, что в 7 ноября 1927 года напал на Сталина с кулаками, на Мавзолее. Его арестовали и судили за участие в заговоре троцкистов еще в 1932 г. 117

На допросах Шмидт ничего не рассказал и это устраивало следователей, которые хотели сузить круг фигурантов дела, до явных троцкистов, защитив скрытых. 15 августа 1936 года был арестован комдив дивизии в ХВО Михаил Зюк. На этом следствие не планировалось ограничить. Верхушка право-троцкисткого блока могла быть относительно спокойна за свою судьбу, ведь Ягода никогда не допустил бы их разоблачения, он долгие годы прибирал грязь за ними, прибрал бы и сейчас.

Кремль под контролем НКВД. План переворота

С октября 1935 года войска НКВД заняли Кремль, комендант Кремля подчинялся директивам наркома НКВД, большая часть вооруженных людей в Кремле были чекистами, хотя конечно же многие были честными людьми. Ягода распорядился установить слежку за членами руководства страны, прослушку их телефонных переговоров, он хотел знать все и об каждом. Для этого использовались силы Оперода НКВД, которые хорошо делали свою работу.

Особую важность Ягода видел в роли Карла Паукера, начальнике охраны руководства страны. Однако он не мог завербовать самих телохранителей членов Политбюро, нач. охраны Сталина Власик был предан своему долгу. Поэтому задачей Паукера было завербовать побольше людей для успеха плана. Уполномоченный НКВД СССР при СНК РСФСР Г. Прокофьев рассказывал:

«Роль Паукера, по словам Ягоды, в перевороте особо ответственна, так как именно он должен был отобрать людей у себя в аппарате и в охране и воспитать их в духе личной преданности Ягоде и беспрекословного выполнения его приказов. Это проделывалось под различными предлогами. Например, вдруг Ягода предлагал воспитывать и подбирать людей то в духе мушкетеров Дюма, то в духе участников ордена иезуитов и проч. Это дело он поручал, кроме Паукера и Воловичу.

Практически во время переворота Паукер должен был произвести с отобранными людьми арест всех членов ПБ и правительства во главе со Сталиным. Это он должен был сделать после того, как выходы Кремля будут заняты войсками НКВД. Ягода использовал Оперод очень тонко и осторожно, как разведку за тем, что делают члены ПБ, члены правительства, лично Сталин. »118

Планы переворота, однако постоянно буксовали из-за растущего давления Сталина, который все больше подозревал, что за группой зиновьевцев есть нечто большее. Кроме того, Ягода стоял на той позиции, что надо ждать помощи извне, когда Германия и Япония бы напали на СССР. Сам плетя паутину он действовал очень конспиративно, редко с кем обсуждал такие дела.

В итоге Ягода сумел наладить тотальный шпионаж за руководством страны, ему каждый день докладывали о том, что делают лидеры страны: куда идут или ездят, с кем встречаются, о чем говорят и т.д. Кроме этого в окружение членов Политбюро проникли информаторы НКВД. В кабинете Ягоды установил специальный аппарат для прослушки телефонных разговоров членов Политбюро. Ягода считал, что надо знать все о тех, кого собираешься свергать.

Встреча в Мерано

Пока Ягода разворачивал дело против провалившихся зиновьевцев-троцкистов, Николай Ежов уехал в отпуск, в столицу Австрии Вену. Поездка была под предлогом "лечения", хотя на деле Ежов был здоров, фальшивый диагноз о "болезни" был нужен для того, чтобы выбраться из страны и свободно встретится со своими германскими начальниками. Ежов спросил своего связного д-ра Нордена, что ему делать и тот порекомендовал ему поехать в Мерано, это курорт в итальянских Альпах. Норден сказал, что он там встретит своего начальника разведки, которому они все подчинены. 44

Ежов прибыл в Мерано и стал ожидать встречи. Вскоре туда приехал Давид Канделаки, также под предлогом "лечения", торговый представитель СССР в Германии и шпион германской разведки. Туда также приехал нарком ИД Литвинов и полпред СССР в Италии Штейн. Последние два приехали только ради отдыха и не имели отношения к предательским делам Канделаки и Ежова. Затем туда приехал и видный немецкий генерал барон Курт фон Гаммертштейн (Хаммерштейн). Он был тем, с кем ожидал встречи Ежов. Генерал Гаммерштейн давно был большим специалистом по России, приезжал в СССР, был в Москве, Казани, беседовал с Ворошиловым, пробивал вопросы военного сотрудничества. Он же руководил военной разведкой по России.

В Мерано Гаммерштейн приехал вместе с польским министром торговли, которого Ежов более не видел. Затем приехал вербовщик Ежова доктор Энглер. Самого Николая Ивановича не сразу пригласили к генералу, сначала с ним вступил в контакт Канделаки и Ежов это видел. В одном из следующих дней Энглер пригласил Ежова на прогулку по местному парку и там они встретились со своим начальником. Немецкий генерал не владел русским и Энглер был переводчиком. Гаммерштейн дал понять Ежову, что немцев более не устраивает его роль информатора, они хотели большего. Он сказал, что хотя и доволен тем, что получал от Ежова, но добавил:

«Но, все это чепуха! Занимаемое вами положение в СССР таково, что мы не можем удовлетвориться передаваемыми вами сведениями. Перед вами стоят иные задачи, политического порядка. Вы имеете возможность не только информировать нас, но и влиять на политику советской власти».44

Гаммерштейн перешел на тему военно-политического заговора, сказав Ежову, что им известно о нескольких группах в РККА, стремящихся к перевороту. Гаммерштейн обрисовав намерения военных, сказал что СССР может избежать плохих последствий, если пойдет на уступки. Ежов поинтересовался, как хорошо они знают о раскладе сил в РККА. Гаммертшейн ответил:

«С нами связаны различные круги ваших военных. Цель у них одна, но, видимо, точки зрения разные, никак между собой договориться не могут, несмотря на наше категорическое требование».

Судя по этому, немцы очень хотели сплотить заговорщиков, чтобы те играли по их правилам. Это значило бы дожидались войны и когда Германия нападет на СССР, помогли бы одержать быструю победу, ударив по режиму Сталина с тыла, развалив фронты, открыв немцам все дороги. Но военные в РККА друг друга часто не переносили, несмотря на то, что они были против Сталина. Гаммертшейн из всех военных выделил лучшего – маршала А. Егорова, с которым хорошо знаком. Причина почему он выбрал Егорова была проста: маршал более чем другие военные заговорщики верил, что свержение Сталина должно произойти в сотрудничестве с Германией, с применением германской армии.

Гаммерштейн дал первое указание Ежову: используя все имеющиеся возможности сплотить военных заговорщиков и убедить их в необходимости союза с Германией. На этом первая встреча закончилась, и она была не последней. На второй встрече Гаммерштейн уже задавал вопросы про убийство Кирова, про анти-сталинские силы в ВКП (б). Ежов рассказал об этом и добавил, что положение наркома Ягоды пошатнулось, вероятно Сталин все меньше доверял ему.

Гаммерштейн сказал:

«Было бы очень хорошо, если бы вам удалось занять пост Ягоды.»

Ежов ничего не обещал, сказав, что это зависит не только от него. На третьей встрече они снова говорили о военных делах и в конце Гаммерштейн попросил передать привет маршалу Егорову. Тогда же стало ясно, что Канделаки будет его новым связным. 44

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ. ВСКРЫТИЕ БЛОКА ПРАВЫХ И ТРОЦКИСТОВ

Разоблачение на первом московском процессе

Сталин никогда полностью не доверял наркому Генриху Ягоде, но у него не было веских причин для его снятия с такого важного поста, кроме своей интуиции. Ягода был "чист" и у него в биографии было лишь одно пятно, это когда Бухарин в разговоре с Каменевым в 1929 г. сказал, что он с правыми. С тех пор прошло много лет, но это нельзя было просто забыть.

Ягода вспоминал:

«Я всегда чувствовал к себе подозрительное отношение, недоверие, в особенности со стороны Сталина. Я знал, что Ворошилов прямо ненавидит меня. Такое же отношение было со стороны Молотова и Кагановича.»13

К середине 1936 года Ягода уже ощущал, что наркомовское кресло шатается под ним, он говорил своему родственнику по линии жены Леониду Авербаху о том, что партия ему не доверяет, что означало угрозу его разоблачения как право-троцкиста. Поэтому вполне понятно почему он решил окончательно раскрыть Зиновьева и Каменева как заговорщиков и убийц Кирова. Ягоде надо было "доказать" Сталину, что ему еще можно доверять. При этом надо было все сделать так, чтобы они во время процесса не проболтались, ведь они много знали.

Ягода хотел избавиться от Каменева и Зиновьева еще в 1935 году, рассказывая:

«Наряду с этим положение Зиновьева и Каменева, осужденных и находящихся в изоляторе, все время меня беспокоило. А вдруг они там что-либо надумают, надоест им сидеть, и они разразятся полными и откровенными показаниями о заговоре, о центре, о моей роли (Каменев, как участник общего центра заговора, несомненно знал обо мне и о том, что я являюсь участником заговора). Я говорю, что это обстоятельство все время меня тревожило. Правда, я принял все меры к тому, чтобы создать Зиновьеву и Каменеву наиболее благоприятные условия в тюрьме: книги, бумагу, питание, прогулки – все это они получали без ограничения. Но чем черт не шутит? Они были опасными свидетелями.

Поэтому, докладывая дело в ЦК, я, чтобы покончить с ними, предлагал Зиновьева и Каменева расстрелять. Это не прошло потому, что данных для расстрела действительно не было. Так обстояло с делом "Клубок".» 109

Они знали, что Ягода в заговоре, но не знали, что он уже их предал. Прошел год, и Ягода собрал материалы, которыми можно было подвести Зиновьева и Каменева в ВМН и снова была угроза, что свидетельствовал там же:

«Летом 1936 г. из политизоляторов в Москву для привлечения к следствию по делу центра троцкистско-зиновьевского блока были доставлены Зиновьев и Каменев. Мне, как я уже говорил, нужно было с ними покончить: они все равно были уже провалены, третий раз привлекались; и я очень беспокоился, чтобы они где-нибудь на следствии не болтнули лишнего. Поэтому я счел необходимым поговорить с ними. Ясно, что ни на допросах, ни вызывать их в кабинет для разговора я не мог. Поэтому я стал практиковать обход некоторых камер, арестованных во внутренней тюрьме. Почти во все камеры я заходил вместе с начальником тюрьмы Поповым. К Зиновьеву и Каменеву (в отдельности к каждому) я тоже зашел, предупредив Попова, чтобы он остался за дверью.

За время 5-10 минут я успел предупредить Зиновьева и Каменева о том, кто арестован, какие имеются показания. Заявил им, что никаких данных о других центрах, принимавших участие в заговоре, тем более об общем центре, следствие не знает.

«Не все еще потеряно, ничего не выдавайте сами. Центр заговора действует. Вне зависимости от приговора суда вы вернетесь ко мне," – говорил я им. И Зиновьев и Каменев на следствии и на суде, как вы знаете, выполнили мои указания. А после приговора они были расстреляны. Это было в августе 1936 г.»

Зиновьев и Каменев что их защитят как раньше, но Ягода твердо решил избавиться от них. 19 августа 16 подсудимых предстали на открывшемся в столице первом московском процессе, фигурантам предъявили обвинение в сговоре с Троцким, германским Гестапо и заговоре с целью убийства Кирова и других руководителей СССР. Организатором убийства Кирова был назван Иван Бакаев. Обвиняемые признали формулу обвинения, в котором не было ни слова о право-троцкистском блоке, там фигурировал лишь зиновьевско-троцкистский центр. Казалось бы, правые опять были защищены ягодинскими следователями. Но они ошибались.

С самого второго дня суда начала подсудимые стали давать показания против правых. Есть мнение, что они это делали под призывом Радека и Пятакова к расправе над ними, мол те их предали и они в отместку разоблачают их. Но статьи с призывом к расстрелу вышли в газетах 21 числа, а показания они начали давать утром 20-го. Кажется, они поняли, что их предали уже до процесса.

Каменев прямо заявил, что платформа Рютина отражала принципы правых – Бухарина и Рыкова, хотя это было давно известно, он далее сказал, что платформа отражала настроение правых групп, которые существовали тогда и существуют на момент этого заявления. Он сказал, что в 1932-33 гг. поддерживал с Томским и Бухариным, знал об настроениях Рыкова, что правые группы также причастны к преступлениям зиновьевцев-троцкистов. Каменев сказал, что хотя правые группы не фигурируют в процессе, он решил сообщить об них на открытом суде. 119

Вышинский стал задавать вопросы, Каменев сказал, что он говорил с Бухариным, Рыковым о политике, а о терроризме с Томским. По словам Каменева Томский считал, что насилие единственный возможный путь борьбы с сталинским режимом, это было сказано в 1934 году. После этого Вышинский спросил Каменева в чем заключался этот насильственный метод борьбы и получил ответ что конкретики не знает, но Томский ему ясно дал понять, что говорит не только от своего имени, но и от имени Рыкова и Бухарина, которые соблюдая конспирацию не говорили прямо с ним о таких вещах. 120 Позже Каменев сказал, что Томский от него узнал о террористической деятельности группы зиновьевцев и молчаливо одобрил это. 121

Продолжая свои откровения Каменев сказал, что в деле были еще два человека: арестованный в июле Г. Сокольников, арестованный 16 августа Л. Серебряков и не раскрытый на текущий момент троцкист Карл Радек. Затем выступил Зиновьев, тоже рассказавший об становлении их центра и назвавший Радека одним из его участников. Радек державший связь с Троцким уверял его, что они не предавали его, а совершили "ленинский зигзаг", оставаясь внутри СССР вести борьбу за его дело. 122 Зиновьев прямо говорил о том, что склеился союз с правыми. Затем после долгого рассказа истории преступной группы, он упомянул связь с Томским, который был главным переговорщиком о правых. Позже схожие показания давал и Рейнгольд, назывались фамилии Угланова и Пятакова. 21 августа Вышинский заявил во время суда, что против названых лиц начата следственная проверка.

Еще до того, как он узнал, что его имя фигурирует в деле, Карл Радек решил продемонстрировать свою "лояльность" Сталину и выпустил статью "Троцкистско-зиновьевская фашистская банда и ее гетман Троцкий". Там он дважды призвал их физически уничтожить: