Русская идея и американская мечта

Отождествление Национальной идеи с идеологией нельзя считать лишь следствием расплывчатости понятия «идея» или ностальгии по идеологии, хотя оба эти фактора – и особенно последний – играют свою роль. Главная причина в другом. В идеологии видели – и не без оснований – объединяющую, цементирующую общество силу. Как писал Г. Зюганов, «без вдохновляющей, объединяющей, устремленной в будущее идеологии, через которую будут идентифицировать себя с нашей общей Родиной люди разных национальностей, социальных групп, профессий, возрастов, нам не одолеть усиливающиеся тенденции государственного распада»

.

Что же это за «вдохновляющая, объединяющая, устремленная в будущее» идеология? Абсолютное большинство тех, кто ратовал за создание таковой, оставляли этот вопрос без ответа. Точнее сказать, без конкретного, развернутого ответа. Сам Г. Зюганов подчеркивал: «Надо дать возможность людям самостоятельно и добровольно осознать объединяющие их ценности, идеалы и святыни, принять их, отвергнув химеры “общества потребления”»

.

Несколько более развернутый ответ предлагали исследователи национального вопроса С. Алексеев и X. Боков. В последнее время у большинства народов России, утверждали они, идет процесс формирования своей национальной идеологии. «Их синтез и должен дать общую российскую идеологию… основные черты новой российской национальной идеологии, объединяющей и вбирающей в себя национальные идеологии всех народов России, заключены в следующем: резкое улучшение качества жизни российских народов по всему спектру проблем национального бытия как в матермальной, так и в духовной сфере; развитие их национальной самобытности как составная часть этой задачи; гармонизация межнациональных отношений, укрепление международного мира и согласия, формирование нового, российского интернационализма как главной основы сплочения и единства всех российских народов в составе процветающего, могучего Российского государства; патриотизм как проявление одного из самых высоких национальных чувств, позволяющих каждому россиянину ощущать себя неотрывной частью своей Родины – великой многонациональной страны, демократической и свободной России»

.

Но даже такие общие ответы – редкое исключение; большинство тех, кто ратует за создание новой идеологии, ограничивается лозунгами и краткими тезисами

. И это естественно: разработка новой, и притом работающей общенациональной идеологии требует времени и объединения усилий профессионалов, серьезных социологических исследований и т. п. Такой идеологии нет сегодня ни у одной из российских элит.

По-видимому, одна из причин притягательности идеологии (помимо отмеченных выше) заключается в том, что в ней видят развернутый, «расшифрованный» общественный идеал

, а потребность в идеалах – социальном, политическом, нравственном, экономическом, правовом – ощущается в современном российском обществе особенно остро. Подтверждение тому – отождествление многими участниками дискуссии Национальной идеи именно с идеалом.

По словам Л. Абалкина, при разработке Национальной идеи «исходным должно стать представление о некоем идеале, о том, какой мы хотели бы видеть Россию. Это тем более важно, что впереди долгий путь, измеряемый жизнью одного-двух поколений, и без идеала жизнь теряет смысл. А смысл жизни – непреходящая ценность в российской национальной идее»

.

Действительно, большинство участников дискуссии сводят искомую Национальную идею либо к конкретным целям и задачам (о них речь впереди), либо к идеалам. Даже люди, поверхностно знакомые с историей русской общественной мысли, слышали о графе С. Уварове и его знаменитой триаде «Православие. Самодержавие. Народность»

. Эта консервативная формула бывшего либерала, ставшего одним из столпов николаевского режима, столь прочно засела в сознании многих россиян, что они не нашли ничего лучшего, как формулировать свое понимание Национальной идеи именно в триадной форме.

«Предлагаю идею графа Уварова «Православие. Самодержавие. Народность» трансформировать в виде «Вера. Правовое государство. Гражданин»

.

«Исходя из гуманистических традиций русского народа, предлагаю формулу – Сочувствие. Сострадание. Сопереживание»

.

«Если говорить о лозунговой форме, то стартовой может быть такая идея: Порядок. Процветание. Державность»

.

«Образование, культура и творчество – вот путь для истинного величия»

.

Миссия России заключается в организации широкого и мощного мировоззренческого движения, «девиз которого звучал бы: “Духовность, идеализм, еврорусскость”»

.

Что может «спасти Россию»? «Служба Отечеству», «вера в счастливое будущее России», «неустанный труд, обращенный на ее благо»

.

«…Национальная идея могла бы звучать так: «Здоровье, Единение (как вариант – Соборность), Милосердие»

.

Самый разработанный вариант «новой триады – российской идеи» предложил социолог Геннадий Осипов. «Какой бы критике, скажем, ни подвергалась известная из истории России триада идей «православие, самодержавие и народность», она тем не менее сыграла положительную роль в нашей стране, укрепила в свое время ее мощь. Видимо, и сейчас, в новых исторических условиях, нужно искать современную триаду идей, которая могла бы быть принята за основу построения российской государственности»

.

Г. Осипов оставил читателя без объяснения – а его крайне интересно было бы услышать от социолога, – каким образом уваровская триада «укрепила в свое время» мощь России и почему «за основу построения российской государственности» должна быть принята «современная триада» – именно триада – идей. Но он убежден, что «такая триада найдена. Это – «духовность, народовластие, державность»

.

В отличие от авторов других триадных формул (среди которых, кстати сказать, немало титулованных представителей академического сообщества) Г. Осипов раскрывает основное содержание каждого из элементов предлагаемой им триады.

Духовность в его понимании означает, «во-первых, нравственные начала общественной жизни (примат добра над злом, терпимость к инакомыслящим, переоценка законов и норм с позиций интересов отдельного человека, нравственность средств в достижении целей)»

. Во-вторых, «философское обоснование приоритета духовного над материальным»

. Наконец, в-третьих, «включение науки в экспертизу применения законов, указов и управление государством»

.

Народовластие «требует от государства служения народу, его интересам. Оно исключает использование народа в качестве орудия, средства государства»

, а державность России как огромного евразийского геополитического пространства, объединяющего многочисленные народы, «предполагает общность границ и единых систем связи, единого энергоснабжения и т. д.; сохранение исторических традиций; полное равенство всех народов и этнических групп, достойное место в мировом сообществе»

.

Триадные варианты Национальной идеи (а их десятки), несущие на себе явную или неявную печать подражания уваровской формуле, представляют интерес как формы массовой самоидентификации российского общества 90-х годов, как индикатор состояния массового сознания переходной эпохи. Однако они, как легко видеть и по приведенным примерам, лишены по большей части внутренней органики уваровской триады, фиксировавшей единство трех измерений: религиозного (православие), политического (самодержавие) и социокультурного (народность). Триады, предлагавшиеся в процессе дискуссии, – это по преимуществу конгломераты дефицитных или квазидефицитных ценностей, нередко дублирующих друг друга и лишенных внутренних связей.

Уваровская формула, вопреки широко распространенному представлению, не была формой выражения Русской идеи, ибо в ней отсутствовало главное качество, которым, по определению, должна обладать последняя: она не выявляла глубинных внутренних устойчивых связей между прошлым, настоящим и будущим России и не открывала перед ней новые горизонты. Она выполняла всего лишь охранительную функцию, о чем говорил и сам С. Уваров. Не открывают такие горизонты и не фиксируют такие связи и предлагаемые ныне триады. Они слишком абстрактны, чтобы задеть за живое гражданскую массу. Они лишены мобилизующего потенциала, внутренней энергии, способной придать эволюции общества креативный импульс.

Стратегия, цель, задача

Противники отождествления Национальной идеи с идеологией склонны были видеть в искомой Идее нечто более конкретное, связанное с крупными проблемами, с перспективами, открывающимися перед обществом, совершающим очередной исторический «транзит», как стали именовать в 90-х годах переход России от социализма к неведомой цивилизационной альтернативе. Имелась в виду, в частности, стратегия национального развития на более или менее отдаленную перспективу. Тем более что и сам Ельцин, похоже, хотел видеть в будущей Национальной идее не только новую идеологию, но еще и перспективную стратегию развития Российского государства.

Кстати сказать, одним из первых шагов в направлении разработки такого рода стратегии (еще не увязывавшимся с созданием Национальной идеи) стал президентский Указ от 4 февраля 1994 г. о разработке «концепции перехода России на модель устойчивого развития». Тогда, в 1994 г., дальше разговоров дело не пошло. Два года спустя старый замысел предстал в виде гипотетической Национальной идеи.

Сложившаяся к тому времени в рамках академического сообщества концепция «устойчивого развития» для России (руководители – профессора М. Рац и М. Ойзерман) была оперативно подверстана под «Русскую идею» и представлена научной общественности как отклик науки на задачу, поставленную руководством страны. В докладе «Русская идея: демократическое развитие России»

, излагающем эту концепцию, говорилось в частности: «в качестве такой идеи (идеи «устойчивого развития», способного вывести Россию из кризиса. – Э.Б.) мы принимаем идею развития, которая созвучна духу русской философии, в особенности мыслям В.И. Вернадского о ноосфере (сфере разума), в которой человеческое мышление и деятельность становятся созидательной силой на земле. Созвучие идеи развития традициям и духу россиян создают благоприятные условия для их воплощения в России. На базе этих идей может быть построена понятная всему населению перспектива, в направлении которой осуществляются преобразования российского общества. Таким образом, предлагаемые идеи могут стать содержательной основой общественного согласия и явиться консолидирующим началом политических сил, имеющих демократическую ориентацию и принимающих рамку права. Эти идеи также могут послужить содержательной основой для реинтеграции республик СНГ, избирающих путь демократического развития»

.

Ни эта, ни другие аналогичные ей концепции, будто бы очерчивающие стратегию национального развития России и подаваемые под видом Национальной идеи (Русской идеи, Объединительной идеи и т. п.), не вызвали заметного политического отклика со стороны общественности

. Они были громоздки, сложны и непонятны большинству тех, кто следил за дискуссией или даже принимал в ней непосредственное участие. Гораздо больший отзвук со стороны общественности встречали те, кто отождествлял искомую Национальную идею не с той или иной стратегией, а с целью национального (государственного) строительства на более или менее близкую перспективу либо с конкретной задачей, стоящий перед обществом, либо с тем и другим одновременно. При этом и цели, и тем более задачи зачастую истолковывались как что-то простое, даже примитивное, всем понятное, магически привлекательное и эффективное, легко отливающееся в массовый лозунг – призывный, мобилизующий, консолидирующий