Я иду по мокрым травам…

Разве вправе о них я забыть?!
Если даже крючки на шинели —
Дай язык им – начнут говорить!

Так я думал в холодной землянке,
Рукавом протирая прицел,
На разбитом глухом полустанке,
Что на подступах к городу Л.

Только вышло, что мы опоздали.
И пока мы шагали вперед,
Про войну, про суровый поход
Здесь немало уже рассказали.

Даже то, как мы бились за Влою,
Описали в стихах и романе
Те, кто, может быть, был под Уфою
Или дома сидел на диване.

Только нам ли, друзья, обижаться,
Если первыми тут не успели?
Все же нам доводилось сражаться,
Все же наши походы воспели!

Значит, мы не в убытке в итоге,
И спасибо за добрые книжки.
Еще долго любому мальчишке
Будут грезиться наши дороги…

А рассказы? И мы не отстанем,
И расскажем, и песню затянем.
А к тому же нашивки и раны —
Это тоже стихи и романы!

Снова песни звенят по стране.
Рожь встает, блиндажи закрывая.
Это тоже рассказ о войне,
Наше счастье и слава живая!

    1955

Я поэт сугубо молодежный

Друзья мои! Понять совсем не сложно,
Зачем я больше лирику пишу,
Затем, что быть сухим мне просто тошно,
А я – поэт сугубо молодежный,
И вы об этом помните. Прошу!

Я рассказал бы, как цеха дымятся,
Познал бы все, увидел, превзошел,
Когда б в свои мальчишеских семнадцать
Я на войну с винтовкой не ушел.

Да, вышло так, что юность трудовая
В судьбу мою не вписана была.
Она была другая – боевая,
Она в аду горела, не сгорая,
И победила. Даром не прошла!

Я всей судьбою с комсомолом слился,
Когда учился и когда мечтал.
Я им почти что даже не гордился,
Я просто им, как воздухом, дышал!

Я взял шинель. Я понимал в те годы,
Что комсомол, испытанный в огне,
Хоть до зарезу нужен на заводе,
Но все же трижды нужен на войне.

Над лесом орудийные зарницы,
А до атаки – несколько часов.
Гудит метель на сорок голосов,
Видать, и ей в такую ночь не спится.

А мой напарник приподнимет бровь
И скажет вдруг: – Не посчитай за службу,
Давай, комсорг, прочти-ка нам про дружбу! —
И улыбнется: – Ну и про любовь…

И я под вздохи тяжкие орудий,
Сквозь треск печурки и табачный дым
Читал стихи моим пристрастным судьям
И самым первым критикам моим.

К чему хитрить, что все в них было зрело,
И крепок слог, и рифма хороша.
Но если в них хоть что-нибудь да пело,
Так то моя мальчишечья душа.

Давно с шинелей спороты погоны
И напрочь перечеркнута война.
Давно в чехлах походные знамена,
И мир давно, и труд, и тишина.

Цветет сирень, в зенит летят ракеты,
Гудит земля от зерен налитых.
Но многих нету, очень многих нету
Моих друзей, товарищей моих…