Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 3. Часть 5. За Великой Китайской стеной

– Но Пушкин тоже в СССР запрещен!

– И Пушкин запрещен? – пучит глаза американец.

– Да. С прошлого года.

Видя, что заокеанский гость падает в обморок, я иду на попятную:

– Нет-нет. Пушкин не запрещен. Читай на здоровье.

Американец вроде внемлет моим словам, но чувство вины до конца у него не проходит. Весь остаток дня он вертится у нашего купе, убеждает меня в лояльности к СССР.

Путешествовали с нами в поезде 28 поляков. Они были моряками, которые отогнали в китайский порт и продали на металлолом отслужившее свой век судно. Теперь возвращались в Польшу.

Знакомство с моряками началось с того, что один из них принялся в коридоре вагона гипнотизировать мою жену. Каждый раз, когда она выходила из купе, попадала под жгучий взгляд поляка. Наташа пожаловалась мне, я высказал предположение, что понравилась. Но тут стук в дверь, на пороге купе влюбившийся поляк:

– Пани, – обращается к дремавшей на койке Наташе, – есть чудесные лифчики, как раз ваш размер и очень вам пойдут.

Не уговорил, выпил у нас немного и пошел искать покупательниц дальше. На станциях этот и другие поляки охотились за спиртным, а заодно искали контактов с покупателями ширпотреба. В вагоне-ресторане, обедая с замполитом польского экипажа, я поинтересовался, какой порт в мире ему больше всего нравится. Опрокинув стопку водки, работник идеологического фронта поведал:

– Кувейт. Там очень дешевое контрабандное спиртное и слабый таможенный контроль, легко вывозить.

Видимо, прочитав некоторое удивление в моих глазах, попутчик пояснил:

– Замполит в Польше и замполит в СССР – это не одно и то же. В Польше все имеют право делать свой маленький бизнес.

Сидящие рядом боцман и молодой матрос согласно кивнули головами. А замполит хвастливо добавил:

– Я и сейчас кое-что с собой везу из контрабанды.

– А где же Вы ее прячете? – спросил я с самыми невинными намерениями.

– Здесь, внутри тумбы, на которой сейчас сижу. Сверху лежит хлеб, а под ним, по договоренности кое с кем, путешествует мой груз!

Боцман и молодой матрос подтвердили кивком и эти слова их идейного вожака.

Один из поляков, радист, как-то ночью прибегает к нам в купе и вопит, что ходил в вагон-ресторан с русским парнем, после чего исчезли все документы и доллары. А русский парень, видимо, сошел с поезда. Я забил тревогу, но к утру выяснил: оказывается, этот поляк со своим русским собутыльником так напились, что по ошибке улеглись спать в купе нашего коллеги, советского дипломата. Тот вернулся с женой с ужина и видит, что на полках спят незнакомые личности, а на полу валяется бумажник, рассыпаны доллары. Дипломат все собрал, отдал проводнику, тот дежурному милиционеру, милиционер – капитану польского судна. Капитан же просил не сообщать радисту радостную весть, чтобы тот от счастья опять не напился.

Позднее, кстати, оказалось, что русский собутыльник радиста поезд не покидал. Это был мальчик из купе радиста, подсевший на одной из сибирских станций. Провожавший его дедушка просил поляка позаботиться о внуке. Тот и позаботился: споил и при этом сам напился так, что забыл с кем пьянствовал.

Глава 2. Взлеты и падения Срединной империи

Вскоре после прибытия в Пекин 24 апреля 1982 года я записал в дневнике:

21 марта 1982 года умерла от рака наша Мамуленька. Ни писать, ни думать об этом нет сил. Событие ужасное, ужасно было и угасание нашей Мамочки. В апреле 1981 года мы с Натулей побывали у Мамули в Сочи. У нее побаливал живот, плохо слушались ноги, беспокоило сердце, плюс диабет. Но разве могли мы тогда подумать, что спустя год нашей Мамульки не станет? И, главное, какие мучения пришлось ей испытать за эти последние несколько месяцев жизни, посвященной, отданной на все сто процентов детям!

Вернусь к этой теме позже, когда стихнут обида, боль, жалость. А пока – не могу и не хочу бередить душу. Этим ничего уже не изменить.

…Кажется, только недавно вернулись мы с Наташенькой из Сан-Франциско, не успели еще как следует остыть от впечатлений, переварить их, как новая страна, новые события, новые открытия.

* * *

Что же представлял собой Китай в первой половине 1980-х годов, в чем заключалась его внешняя политика, подход к СССР? Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо начать с экскурса в историю.

Китайская цивилизация – самая древняя в Восточной Азии. Соседние народы отставали от китайцев во всех областях – в развитии культуры, экономики, государственности, общественной жизни. Как следствие, у ханьцев возникла и утвердилась убежденность в том, что Китай – это центр цивилизации, Срединная империя, а все остальные – варвары. Собственная страна стала восприниматься китайцами как Поднебесная, во главе которой стоит император, получивший мандат «Сын Неба». Будучи обладателем такого мандата, император рассматривался как главный правитель на земле и гарант гармонии между людьми и небесными силами. В рамки его обязанностей входило усмирение варваров, оказание на них благотворного влияния и подчинение их Срединной империи.

Шло время, сменяли друг друга века, а ситуация оставалась прежней – Китай продолжал значительно опережать известных ему соседей. Ханьцы уже даже не сомневались в незыблемости сложившегося положения вещей, считали его вечным и естественным. В том числе в своем праве руководить другими, расширять сферу влияния и контроля Срединной империи.

Есть расхожее мнение, что в таком подходе к внешнему миру и внешним делам Китай уникален. Думается, что это не так. Другие государства и объединения государств, достигая апогея могущества, точно так же, как и Срединная империя, вырабатывали идеологию собственного превосходства и «благородного» экспансионизма.

Греки считали соседние народы ниже себя, обозначая их одним собирательным термином «варвары». Аристотель в труде «Политика» определенно выразил господствующее в его время отношение греков к миру соседних народов: «варвар и раб по природе своей понятия тождественные». Подобное можно найти у других греческих авторов: Эсхила, Аристофана, Еврипида. У греков мы можем встретить красочные описания отрицательных качеств варваров.

Вспомним Древний Рим, считавший всех прочих обитателей планеты варварами и полагавший, что только римляне должны править человечеством ради его же блага. Арабы, сплотившиеся под знаменем ислама в VII веке, тоже уверовали, что их завоевательные войны санкционированы Аллахом и принесут пользу всем. Христиане в эпоху крестовых походов да и в последующие века Наполеон, европейские колонизаторы – все пребывали в убежденности в собственной правоте и непогрешимости.

В ХХ столетии Советский Союз не сомневался в наличии у него «мандата» для передела мира на коммунистический лад, приближения «светлого будущего человечества». Соединенные Штаты, напротив, полагали, что именно их демократии и рыночной экономики жаждут народы мира, именно в распространении американской модели заключалось спасение рода человеческого. Сейчас, после того как советская модель рухнула, убежденность США в своих не только праве, но и долге возглавить человечество еще больше возросла. Все, кто не приемлет американских рецептов и лидерства, фактически воспринимаются в Вашингтоне как варвары.

Так что поведение Срединной империи в прежние века в отношении внешнего мира отнюдь не исключение из правил. Другое дело, что Китай, в отличие от Древнего Рима, Наполеона и прочих гегемонов, бесконечно долго, почти вечно оставался лидером в мире, с которым соприкасался. Поэтому-то китайское поведение особенно бросается в глаза исследователям, выглядит для них уникальным.

Лишь с XVI века Срединная империя начала постепенно и без какого-либо энтузиазма втягиваться в более или менее регулярные контакты с развитой и сильной Европой. Соприкосновение оказалось для гордых ханьцев весьма болезненным. Первыми «постучались в двери» империи португальцы. Высадившись в южных районах Китая в первой половине XVI века, португальские купцы не столько занимались торговлей, сколько грабили местное население, уводили его в рабство. Вслед за португальцами за легкой наживой устремились испанцы, а в XVII столетии к ним присоединились голландцы и англичане. В XVIII веке вдоль китайских берегов роились уже купцы и миссионеры из всех сколько-нибудь значительных тогда стран Европы, появились и американцы. Они наперебой требовали от Пекина прав на учреждение на китайской территории посольств и факторий, свободное передвижение по Китаю своих представителей, их неподсудность местным судам, отмену различных пошлин.

Минские, а затем и цинские власти продолжали относиться к пришельцам с Запада как к вассалам. Их товары воспринимались как дань, а сами иностранцы подвергались унизительным процедурам. Наиболее распространен был обряд «коутоу», заключавшийся в следующем. Иностранный посол при пересечении границы Цинской империи, а также во время аудиенции у богдыхана должен был три раза опуститься на колени и, коснувшись лицом земли, простереться ниц. Если посол отказывался, его немедленно высылали из страны.

В 1816 году представителя британской короны Амхерста со свитой переправили по каналу из города Тяньцзинь в китайскую столицу. На барже гостей красовались иероглифы: «Посланник с данью от английского короля». В Пекине цинские сановники встретили гостя требованиями совершать «коутоу» на аудиенции с богдыханом. Амхерст отказался. Богдыхан разгневался так сильно, что не только выдворил непокорных дипломатов из пределов империи, но и засадил за решетку сановников, участвовавших в переговорах с делегацией Амхерста. Кроме того, английскому принцу-регенту Георгу IV было предложено не присылать впредь послов, если его «желание остаться верным вассалом» цинского императора является искренним.

Не имея коммерческого интереса к Западу и опасаясь культурно чуждых и чрезвычайно агрессивных «варваров», китайские власти в большинстве случаев негативно реагировали на их инициативы. Случалось, что послов и купцов не впускали в пределы Поднебесной или бросали в тюрьмы. Но даже когда переговоры имели место, Пекин почти всегда отвечал отказом, порой в издевательской форме.

Характерный пример. В архивах сохранилось послание императора Цянь Луна (1736–1795) английскому королю Георгу III, в котором, в частности, есть такие слова: «…Наша Поднебесная империя обладает всеми вещами в огромном изобилии, и не существует такого продукта, которого нельзя было бы найти в ее пределах. Поэтому нет никакой необходимости импортировать промышленные изделия внешних варваров в обмен на нашу продукцию. Но поскольку чай, шелк и фарфор, которые производятся в Поднебесной, абсолютно необходимы европейским странам и вам, то мы разрешили в знак особого расположения, чтобы иностранные компании были учреждены в Кантоне. Таким образом… ваша страна воспользуется нашей добротой. Но ваш посол высказывает теперь новые просьбы, которые не учитывают принцип трона… осуществлять умиротворение варваров всего мира»[2 - Цит. по: Бажанов Е., Бажанова Н. Китай: каким быть социализму? // Глобус. 1989. № 1. С. 84.].

Далее в послании объясняется, что намерение Лондона учредить постоянное посольство в Пекине – это-де невероятная наглость. Таких, мол, «малых варваров», как англичане, на свете пруд пруди, и если «всякая козявка», поддавшись дурному примеру, возжелает иметь посла в Поднебесной, то во что империя превратится? Богдыхан, однако, вновь подчеркнул свое особое расположение к «варварскому» королю Георгу III и выразил все-таки согласие на аккредитацию английского диппредставителя в Пекине при условии, что тот переоденется в китайские одежды, перейдет на местную пищу, выучит китайский язык, забудет родную речь, а главное – прекратит какие-либо контакты с Лондоном.

Среди западных предпринимателей в конце XIX века ходила история о том, что китайские власти долго отвергали предложение о прокладке железной дороги. При этом давали такое объяснение: под землей живет дракон, железнодорожные составы его растревожат, и он сотворит неимоверные беды. Согласно другой истории, китайцы не давали разрешения на движение пароходов по Янцзы, ссылаясь на то, что по берегам реки обитают обезьяны, которые будут забрасывать невиданные механические чудища каменьями. Пострадают иностранные пассажиры, и разразится нежелательный международный скандал.

Когда в середине XIX века дело дошло до вооруженной агрессии англичан с юга, богдыхан квалифицировал вторжение как «бунт» и ввел должность военачальника, ответственного за «умиротворение белых варваров». А этот военачальник наивно хвастался, что англичане полностью зависят от китайцев, поскольку нуждаются в китайских чае и ревене. Стоит перекрыть англичанам поставки этих продуктов – и они будут уничтожены.

Согласие на контакты облекалось в неприятную для чужеземцев форму. Так, в июле 1656 года император принял голландских послов. Аудиенция прошла при полном молчании, стороны не проронили ни звука. После этого голландцам была вручена грамота, даровавшая им право являться в Пекин через каждые восемь лет для преподнесения «дани» (т. е. фактически для совершения торговых сделок).

Запад, впрочем, не смущало поведение цинских властей. Влекомые перспективой баснословной наживы, жаждой территориальных приобретений и религиозным фанатизмом европейцы продолжали «вгрызаться» в Срединную империю. Предпринимали захваты земли, вступали в вооруженные стычки с цинскими войсками, третировали китайцев, учиняли кровавые погромы.

Колонизаторские аппетиты разыгрались настолько, что в 1840 году Великобритания начала войну против Китая. Поводом послужил запрет цинских властей на ввоз в страну опиума, на торговле которым сказочно богатели английские купцы. «Первая опиумная война» завершилась подписанием в 1842 году Нанкинского договора. Документ носил откровенно неравноправный, грабительский характер, положив начало превращению дряхлеющей Цинской империи в полуколонию. Лондон обложил Поднебесную огромными контрибуциями, получил «в вечное владение» остров Гонконг, добился контроля над четырьмя крупнейшими морскими портами Китая. Договор предоставил британским подданным полную свободу действий на китайской территории и еще больше развязал руки наркоторговцам. За англичанами в Срединную империю хлынули другие колонизаторы.

Но вырванных у Пекина привилегий колонизаторам казалось недостаточно, и в 1856 году, воспользовавшись дестабилизацией в Китае из-за внутреннего восстания тайпинов, Англия развязывает вторую опиумную войну. В ней приняла участие и Франция. В 1860 году Поднебесная капитулировала, подписав с агрессорами Пекинские соглашения. По их условиям Китай фактически терял статус независимого государства. Иностранцы могли творить на китайской земле что угодно.

Последующий период разнузданного хозяйничанья колонизаторов в Поднебесной нанес глубочайшие раны самосознанию китайского народа. До сих пор в Пекине как напоминание о национальном унижении сохраняются руины летней резиденции цинских императоров Юаньминъюань. Англо-французские войска в 1860 году варварски разрушили этот дворцовый ансамбль с его несметными сокровищами, уникальными произведениями искусства, книгами, парками. Взрывали, сжигали, рубили, грабили. Во время посещения советскими дипломатами в 1980-х годах портовых городов (Тяньцзиня, Шанхая и др.) экскурсоводы с дрожью в голосе и слезами на глазах напоминали, что целые районы китайских городов колонизаторы завешивали объявлениями типа: «Собакам и китайцам вход запрещен».

Непросто развивались в прошлые века и российско-китайские отношения. Упоминания о первых контактах между соседними гигантскими государствами относятся к началу XVII столетия. Инициатива исходила от сибирских воевод, направлявших представителей в Поднебесную с коммерческими целями. Ничего не подозревавшие «послы» воспринимались в Пекине как «вассалы», доставляющие ко двору «дань». Ведала их приемом Палата по управлению вассалами.

Теплота приема гостей с Севера зависела от их готовности соблюдать церемониал. Купец П. Ярыжкин, прибывший в Пекин в 1655 году, выполнил обряд «коутоу», за что был отблагодарен пышным пиром, шикарными подарками и императорским указом, адресованным русскому царю. В указе царю предлагалось, получив дары, быть «навечно преданным и послушным» Сыну Неба.

Трудно сказать, осознавали ли в Москве свой «вассальный» статус – мог ведь, помимо всего прочего, помешать языковый барьер. Так, грамота минского императора Чжу Ицзюня с изложением китайского взгляда на отношения с «внешними варварами», посланная в 1619 году, провалялась в Посольском приказе непереведенной на русский язык вплоть до 1675 года (56 лет!). Переводчиков не было ни у нас, ни у китайцев, и на переговорах прибегали зачастую к помощи западных миссионеров, которые и не умели, и не хотели переводить квалифицированно.