Сквозь модернизацию. Традиции в современной жизни российских казахов

В начале 1990-х гг. состояние медицины в России было лучше, нежели в Казахстане. Существовала практика переезда в Россию в случае инфарктов (в Казахстане сами врачи советовали: «Если хотите выжить, поезжайте в Россию»), аллергических болезней, астмы и пр. Но нельзя сказать, что медицинское обслуживание в Кош-Агачском районе было на высоком уровне. В райцентре находится единственная больница, в селах – фельдшерско-акушерские пункты, но и в наши дни местное население отдает предпочтение нетрадиционной медицине. Нам рассказывали, что к больному, у которого «не шла капельница», в больницу приглашали местного лекаря, на наших глазах больной клещевым энцефалитом лечился у местной шаманки. И таких случаев немало. Поэтому те, у кого есть возможность поехать на лечение хотя бы в Горно-Алтайск, едут не раздумывая. А вот для переселенцев в Казахстан недостатки российской медицины, да еще в сравнении с казахстанской, как бы стерлись из памяти, в их сознании укоренилось представление, что дома, на Родине все болезни уйдут. Очевидно, новые типы ландшафтов окружающей среды и климат не соответствовали ни биологически выработанным механизмам адаптации, ни стереотипам, сложившимся у кош-агачских казахов.

Часто причиной возвращения называли и болезнь оставшихся родственников, и размышления о смерти, присущее людям старше среднего возраста желание умереть на родине. Нередко именно старики тянули обратно, памятуя о могилах своих родителей и уже умерших детей («У мамы здесь сын похоронен»; «Отец там умер – брат испереживался, если там не проживет. Сразу стал переезд организовывать» – ПМА 2006, Джазатор: Н. Н). В культуре казахов смерть и родовые кладбища по-прежнему занимают ключевое место. Не случайно у Чингиза Айтматова в романе «Буранный полустанок» старый Едигей, несмотря на все препятствия, стремится похоронить умершего друга на родовом кладбище, размышляя о современных горожанах: «Если смерть для них ничто, то, выходит, и жизнь цены не имеет. В чем же смысл, для чего они живут там?»

Нельзя не учитывать и то обстоятельство, что в силу климатических особенностей Кош-Агачский район приравнен к северу, что распространяет на эту территорию все «северные» льготы и доплаты, в том числе дорогие в здешних местах два бесплатных КАМАЗа с дровами. Пособия и льготы гарантируют населению Кош-Агачского района хоть какую-то финансовую и материальную поддержку, что срабатывало в пользу решения о возвращении. Тяжелейшая экономическая ситуация Казахстана начала 1990-х гг., о которой алтайские казахи первоначально имели смутное представление, также заставила многих отказаться от намерения осесть там.

В 1996 г. уехали из Казахстана родители Сабыра Солтонова: «Просто не могли привыкнуть. В основном климат и ностальгия по родной земле». Сам он признаёт, что места, куда они попали, были вполне пригодны для житья («Там, где мы жили, хорошая природа: и речки, и горки, хоть не такие высокие <как в Кош-Агаче>, и деревья. Можно жить и работать»). И хотя первые годы он испытывал ностальгию, но не собирался покидать Казахстан:

Можно так сказать: три года думая о Кош-Агаче, мы хотели привыкнуть к Казахстану. Потом через три года успокоились: многие родственники приехали, начали работать, полноценно работать, жить и обустраиваться. ‹…› я хотел дойти до конца – жить там, в Казахстане. Девять лет прожил. А уже в 1995–1996 годах мои родители обратно уехали сюда. ‹…› Отец, после того как уехал в 1996 г., приехал ко мне в гости: «Поехали обратно», – говорит. И родители, и друзья начали и туда и обратно отток.

Супружеская пара с пятью детьми из Жана-Аула, прожившая в Казахстане 14 лет, также не собиралась покидать Казахстан. (По словам жены, «так-то запросто там можно жить».) В Казахстане у них был свой бизнес, появилось много друзей и знакомых, которых им было жалко оставлять и по которым они сейчас, вернувшись в Кош-Агач, скучают. Живя в Казахстане, они каждый год гостили в Кош-Агаче. Две их дочери (старшей было всего 8 лет, когда они мигрировали в Казахстан) вышли замуж за кош-агачцев и вернулись на Алтай («Они уехали, что нам оставалось делать?») Но главной причиной стала болезнь мужа. Болезнь оказалась серьезной, лечиться в Астане он не захотел: «Я, говорит, помирать на родине хочу. ‹…› Пришлось ехать». Из бесед с другими информаторами также можно было понять, что болезнь, а следовательно, вероятность умереть «на чужбине», обостряла чувство родины. Одна наша собеседница рассказывала, как заболела в Казахстане: «Я от их врачей ушла. Мне казалось, я умру, если к их врачам пойду. Родина есть родина. Даже чай по-другому здесь заваривают. Что означает слово “Родина” с большой буквы – мы на себе испытали» (ПМА 2006, Кош-Агачский р-н, Джазатор: Н.Н.). Когда в Казахстане умер ее отец, брат сразу же стал организовывать переезд обратно, «испереживался», что может умереть в Казахстане. Так в экстремальной ситуации «историческая родина» превращалась в чужбину, и становилось понятно, что настоящая родина – Алтай, Россия.

Осознание малой родины кроется и во фразе «Моя родина – Калмакстан», которую приводит в своей статье Н. А. Тадина и комментирует: «Я не сразу поняла ее, потому что впервые услышала, чтобы Горный Алтай называли “Калмакстаном”. Такое название звучало непривычно. Немудрено соотнести его с прозвищем “калмак” – как прозвали алтайцев местные казахи. Оно связано с периодом противоборства Казахских ханств и Джунгарии, располагавшейся в верховьях р. Иртыш (с XVII – середины XVIII в.), когда предки алтайцев были ее подданными. С тех пор в этническом представлении казахов алтайцы воспринимаются как часть ойратов, называемых “калмаками”» (Тадина 2008: 316). Для многих в Казахстане репатрианты так и остались в известной степени чужаками – «алтайцами», «монгольцами», «китайцами». Это региональное отличие наложилось на социальную неоднородность казахов Казахстана, воссоздаваемую в соответствии с представлениями о соподчинении жузов, племен и родов. Драматизм разделения на «своих» и «чужих», «местных» и «пришлых» показан на языке документалистики в замечательном фильме об оралманах Асии Байгожиной «Елимай» (Алматы, 2007).

Супружеская пара, вернувшаяся из Казахстана. Республика Алтай, Кош-Агачский р-н, с. Жана-Аул. 2006 г. Фото авторов

В истории переселения кош-агачских казахов свою роль сыграл и ведущий в миграционных процессах демографический фактор (Дубова, Комарова 1994). Переселившись в более плотно населенные районы Казахстана, кош-агачцы испытывали дискомфорт, может быть, не до конца осознавая его природу. О демографическом факторе можно судить по тем сюжетам, о которых казахи вспоминали чаще – просторная степь и знакомство со всеми односельчанами. Уже в начале переезда выбранные «ходоками» места были как бы «забракованы» для переезда: «Должны были перекочевать, а никто не поехал. Отказались. Ауельхан (глава районной администрации. – Е. Л., О. Н.) меня вызывает: “Что, Толя, почему люди не хотят туда?” – “Там солнца мало, дождь, а картошку и здесь можно купить”. Здесь народ-то привык уже с малых лет. Там места тоже мало. Вот молодежи можно жить в городе Астане». По оценке самих алтайских казахов, выделенные им земли были «неперспективными» из-за перенаселенности: «Там места мало, народ перерос» (ПМА 2006, Жана-Аул: Мугражев). И хотя туда переселились сразу несколько семей, центром притяжения переезжающих казахов выбранный район не стал. Существовавший в то время серьезный разрыв между увеличением численности населения Казахстана и неразвитостью социальной сферы был одной из причин возвращения на Алтай.

Таким образом, уже через несколько лет после приезда в Казахстан кош-агачские казахи стали уезжать обратно и продолжали возвращаться и во время нашей поездки в Кош-Агачский район. Возвращение обратно, естественно, было связано со многими трудностями. Надо было покупать дома – когда-то опустевшие дома к этому времени обзавелись новыми хозяевами, жилье поднялось в цене, нового не строилось («Были здесь недостроенные кирпичные дома. Нам такой дом дали. Вот так нам помогли – стены дали»). На рынке труда возникла серьезная конкуренция. Остававшиеся на месте казахи, как уже говорилось, осуждали мигрантов. Кто-то подсчитывал экономическую выгоду таких «кочевников», некоторые рассуждали о предательстве. Другие считали, что возвратившиеся усиливали в Кош-Агаче криминогенную обстановку: «Воровать там научились. По-казахстански воруют (речь идет о краже скота. – Е.Л., О.Н.) – через крышу. Прям там заколят, в мешок, и увозят. Раньше у нас воровали два-три человека, и то ловили их. А сейчас из пяти вернувшихся один ворует». Возможно, отсутствие в первое время жилья, работы, заработка также становились причиной такого воровства. (Распространенная фраза «у нас все мужики безработные» не означает, что «мужики» сидят без работы дома. У них нет трудовых книжек, отчислений в пенсионный и медицинский фонды и пр., но есть работа время от времени – «шабашка» – чаще на строительстве частного дома, на лесоповале.)

У детей возникли проблемы с поступлением в школу – как и в Казахстане, их определяли в классы на год ниже. По наблюдениям местных жителей, всё же особых материальных выгод репатрианты не получили:

Когда они уезжали, один двор брал пять КАМАЗов, а вернулись с двумя чемоданами. Кто им транспорт даст? Некоторые всё оставили и приехали ‹…› Начали уезжать в 1991 году. Возвращаются до сих пор. Возвращающимся помогают родственники. Переселенцам какие-то деньги были выделены, но надо было много бумаг собрать.

После возвращения обострилась межэтническая ситуация. Алтайцы Кош-Агачского района открыто публиковали коллективные письма к депутатам Эл-Курултая Республики Алтай о недопущении возвращения казахов, общественная алтайская организация «Эне Тил» считает, что происходит превращение района в казахский национальный, в ущерб алтайцам и теленгитам. В качестве примера в этом письме приводится проведение в июне 2005 г. Всероссийского курултая казахского народа: «Алтайская часть населения недоумевает, кто и из каких соображений местом проведения съезда многомиллионного казахского народа избрал территорию, на которой численность казахского населения в разы меньше, чем в других регионах» (Из письма организации «Эне Тил» на имя полномочного представителя президента в Сибирском федеральном округе Анатолия Квашнина – Коренные жители 2005). Наши собеседники не раз отмечали, что как только алтайцы выпьют, «для них закона нету, сразу за нож хватаются: “Это наша земля!”» (ПМА 2006, Кош-Агач: М.).

При всех сложностях и неурядицах переездов, а также несмотря на то что очень многие вернувшиеся уверяли, что в Казахстане им жилось хорошо, ни один из наших собеседников-казахов не пожалел о принятом решении вернуться. «Мне сейчас Казахстан снится, я просыпаюсь в холодном поту – радуюсь, что это только сон», – говорила нам молодая казашка, сделавшая успешную карьеру в Казахстане. Другие рассказывали: «Нисколько не жалеем, потому что наши дети всё видели». И хотя собственный опыт казахами оценивался положительно, не случайно вспоминали поговорку: «В другом месте другие законы, и собаки по-другому лают».

Понятно, что из Казахстана вернулись не все российские казахи. Так, например, в Новодолинке из 150 семей кош-агачских казахов сейчас осталось 8–10, в Павловке – чуть больше. В целом по оценке некоторых кош-агачских казахов, к настоящему времени вернулось 60–70 % всех уехавших. Главные причины, по которым алтайские казахи остаются в Казахстане, наши собеседники связывали с детьми: если дети женились или вышли замуж за местных казахов, родители оставались с ними: «Сестра приезжает (в Кош-Агач в гости. – Е. Л., О. Н.), слезы катятся и катятся, а не возвращается. Потому что дети там поженились, прижились». Некоторые ждут, пока дети закончат школу или техникум, или вуз. Есть и такие, кому не позволяют финансы, есть те, кто уже привык к казахстанской жизни.

Некоторые результаты миграций

«Мы хоть увидели, как картошка растет». Очевидно, что несколько лет (а для некоторых – более десяти), проведенных в Казахстане, отразились на многих аспектах жизни кош-агачской группы. Опыт переселения оставил у алтайских казахов как позитивные представления и навыки, так и негативные.

Очень большое значение имела миграция для кристаллизации самосознания кош-агачских казахов. Только уехав из Кош-Агача, они поняли, насколько большое место в их жизни занимает их общность, осознали себя именно кош-агачскими, алтайскими казахами («алтайцами» их назвали казахстанские казахи). Они узнали, насколько велика роль алтайской природы в их жизни, и понятие «родина» они стали связывать именно с Кош-Агачем. Сравнивая себя с казахстанскими немцами, одна наша собеседница рассуждала:

Есть <немцы> – уезжают, есть и обратно кто приезжает. Тоже не могут там: «Здесь родился, какая нам родина Германия?» Так же, как и у нас, наверное. Вроде бы историческая родина, но всё равно родина там, где, оказывается, родился. Как-то ближе.

Сам факт отъезда и возвращения большей части алтайских казахов стал важным и запоминающимся событием истории кош-агачской группы, усилил и обогатил историческую составляющую их самосознания. Вполне возможно, что через несколько лет эти события могут стать основой для общекошагачских фольклорных традиций.

Существенное значение для кош-агачского этнического сознания имело расширение географического и этнографического кругозора мигрантов, а через них и всех кош-агачских казахов. Алтайские казахи познакомились с казахами разных регионов Казахстана и сопредельных стран, увидели большое разнообразие в культуре и поведении разных групп казахов, переехавших в Казахстан в качестве оралманов:

Были монгольцы. Из Каракалпакии казахи приезжали. На базар идут, сразу знают кто откуда. Каркалпакские торговлю сильно знают. Монгольские по языку на нас сильно походят. Отличаются быт, культура. Монгольцы говорят: «Мы кукурузой в Монголии только скот кормим, а здесь люди едят». Китайские более приспособлены к восточной жизни, более верткие. У них огород как ювелирный магазин. Они сами и шьют, и готовят очень качественно. Никаких торжеств, винопития – у китайских все за чаем. Дарят всё в долларах. У них всё рачительно, всё посчитано ‹…› В Монголии казахи в первозданном виде сохранились. Водку не пьют, не курят, рукодельные. У них язык идеальный, народные песни – всё сохранено. Сырмаки даже лучше наших. Там они намного хитрее нас, потому что там они трудно живут. У нас пособия (северные надбавки. – Е. Л., О. Н.), пенсии, льгот-то много. У нас многие на это и живут.

Мигранты жили и работали во многих областях Казахстана, видели многие казахстанские города, в том числе и крупные. Те, к примеру, кто жил в Новодолинке и Павловке, после расформирования совхоза работали на стройке в Астане. Круг общения сильно расширился: мигранты имели дело не только с казахами, но и с русскими, немцами, людьми самых разных национальностей, социальных слоев и профессий. Расширение кругозора не только позволило кош-агачским казахам осознать свое место в более широкой этнографической системе, но и нарушило их былую замкнутость и изолированность. Особенно отчетливо это можно заметить на детях мигрантов. Дети вернувшихся из Казахстана казахов ориентированы на получение высшего образования за пределами Республики Алтай (причем не только в Барнауле, Новосибирске или Томске, но и в столичных вузах Казахстана). Эти молодые люди, проведшие свое детство в Казахстане, менее привязаны к Кош-Агачу и часто видят свое будущее и карьеру за его пределами. Можно сказать, что, видя опыт переселения родителей, они более склонны к риску, планируя свое будущее вне Кош-Агача. А дети, рожденные в Казахстане и перевезенные родителями обратно в младшем возрасте, мечтают увидеть «свою родину» – место своего рождения.

Большое значение для дальнейшего развития кош-агачской группы имеют деловые навыки мигрантов, приобретенные на «исторической родине». По мнению многих, в Казахстане условия для развития малого и среднего бизнеса гораздо благоприятнее, чем в России, и многие алтайские казахи могли получить собственный опыт или наблюдать пример соседей и знакомых по организации своего дела. Причем масштаб «дела» мог быть самый разный – кто-то мог организовать фермерское хозяйство или открыть свой магазин, кто-то – продавать выращенный картофель или молочные продукты своего хозяйства на рынке, а кто-то заняться частным извозом – в целом они стали осваиваться в рыночных отношениях современной экономики. По нашим наблюдениям, именно вернувшиеся из Казахстана более активны в частном бизнесе Кош-Агача. Многие открыли собственные магазины, некоторые – автозаправки, строительные фирмы. Этому во многом помогает и то, что в процессе своих переездов они приобрели большие навыки общения с чиновниками разных уровней, оформления кредитов, заполнения различных анкет, налоговых деклараций и прочих деловых бумаг.

На улице Кош-Агача. Республика Алтай, Кош-Агачский р-н, п. Кош-Агач. 2006 г. Фото авторов

Кроме того, те казахи, которые несколько лет прожили в Казахстане, освоили многие новые для кош-агачской группы виды хозяйственной деятельности, которые постепенно распространяются и у других жителей Кош-Агача. Речь идет об умении выращивать овощи, плодовые кустарники и деревья, а также консервировать, умении выращивать птицу (в первую очередь кур), где это позволяют условия района. Понятно, что это изменило и систему питания кош-агачских казахов. Во дворе купленных у немцев домов, как правило, находились огороды и сады, причем в безупречном состоянии. Казашки признаются, что впервые увидели, как растет, например, картофель, помидоры (напомним, что природно-географические условия Чуйской степи приравнены к условиям Крайнего Севера). Вернувшись обратно, они стараются осенью заготовить консервы, правда, уже из продуктов, привезенных «снизу». Так как общение в «большой семье» кош-агачских казахов остается очень интенсивным, то этому уже научились и многие казашки, не покидавшие Алтай. Для алтайских казахов настоящим открытием стали дойные коровы, которых надо было доить по 4 раза в день. Они быстро освоили переработку большого количества молока и в общем-то заполнили опустевшую с отъездом из Казахстана русских и немцев нишу – производство и продажу молочных продуктов.

Все эти новые хозяйственные навыки и близость к крупным городам, безусловно, повысили возможность дополнительного заработка и уровень жизни алтайских казахов. Вернувшись на Алтай, казахи смогли оценить это хозяйственное разнообразие: «Там было проще жить – хотя бы стаксовал за день, молоко с утра продал, картошку на базаре. А тут куда продашь? Там ведь многие люди хозяйства не держат» (ПМА 2006, Джазатор: Н. Нурсалканова).

Значительным следствием миграций стало усиление религиозности кош-агачских казахов. Многие молодые казахи, попав в Казахстан, стали ходить в мечеть, исполнять предписания ислама. Вернувшиеся, да и те, кто остался в Казахстане, стараются приобщить своих родных, родителей, воспитанных в атеистические советские времена, к религии:

Мой сын сейчас в Казахстане живет, он молда (имеется в виду человек, соблюдающий нормы ислама. – Е. Л., О. Н.), постоянно в мечеть ходит, не пьет. Он говорит: «Папа, хватит <пить>». Он как чистый мусульманин. «Болеть не будешь» – говорит. Он на стройке в Астане работает. В прошлом году он стал об этом говорить (ПМА 2006, Жана-Аул: Мугражев).

В этом смысле очень характерна биография имама, который сегодня проповедует в кош-агачской мечети. Это – С. М. Сватов, коренной житель (родился в селе Тобелер) Кош-Агача. В начале 1990-х гг. он с родителями мигрировал в Южный Казахстан, получил начальное духовное образование в Талды-Кургане, закончил Духовный университет в Алматы. После этого работал заместителем имама в мечети Нур в Талды-Кургане, строил мечеть в городе Текеле. По приглашению главы Кош-Агачского района он вернулся на Алтай и начал работать имамом в Кош-Агаче. С. М. Сватов не только сам проповедует, но и приглашает для ведения проповеди своих духовных учителей и тех, с кем учился, причем с семьями, чтобы их жены учили местных мусульманок исламским нормам. С их помощью он организует, как он сам называет, «передвижную медресе» (подробнее см. гл. 5)

Вернувшиеся из Казахстана принесли кош-агачским казахам и сведения об известной казахстанской целительнице Агане, посещения которой также способствуют укреплению ислама среди казахов. Агана принимает пациентов в собственном диагностическом центре под Алматы. Она советует всем совершить «малый хадж» – по святым местам Южного Казахстана, в частности в Туркестан. Агану посещали, живя в Казахстане, кош-агачские мигранты, и, по их рекомендации, к ней ездят сегодня казахи из Кош-Агача, в частности для лечения алкоголизма. Наши информаторы подчеркивали, что сегодня пьянства среди казахов Кош-Агача, в отличие от алтайцев, нет, в то время как в начале 1990-х гг., когда многие потеряли работу, распространение алкоголизма стало бедствием местного населения. У некоторых кош-агачских женщин после посещения Аганы открылся дар целительства, и некоторые занялись знахарской практикой.

Таким образом, эмиграция-реэмиграция казахов Кош-Агача имела ощутимые и неоднозначные последствия для их этнографической группы. Несмотря на более или менее успешное решение вопросов трудоустройства и жилья, большинство алтайских казахов так и не смогло адаптироваться к новым условиям «земли предков». Характер миграции во многом носил нерациональный характер. В общей истории возвращения оралманов в Казахстан поведение кош-агачских казахов уникально. Видимо, определяющая при переезде роль идеи объединения всех казахов, ее импульсивное движущее начало детерминировали краткость пребывания мигрантов в Казахстане. По сути, не произошло серьезной адаптации, выработки ее механизмов, возобладало стремление вернуться на Алтай. Однако «кочевка», несомненно, способствовала более четкому осознанию ими своего места среди казахов вообще как казахов именно российских, алтайских, кош-агачских, сделала в целом более глубоким и наполненным их этническое самосознание. История исхода и возвращения показала большую жизнеспособность группы: внутригрупповые связи кош-агачцев оказались настолько сильны, что смогли пересилить географическую разобщенность эмигрантов, притяжение новых контактов, экономические выгоды проживания в Казахстане.

Однако эти же события дали начало и некоторому «размыванию» группы. Часть кош-агачцев осталась в Казахстане. Кроме простого количественного уменьшения казахов Кош-Агача это означает и постоянное поддержание связей с казахстанскими кош-агачцами, регулярные поездки в Казахстан, и появление в связи с этим новых эмигрантов, например вследствие заключения браков с казахстанцами. Разрушает былую замкнутость и возросшая мобильность и расширение этно графического и географического кругозора кош-агачцев. Молодое поколение – дети мигрантов и не только – особенно те, кто учится или будет учиться в Казахстане или крупных российских городах, возможно, уже не будет так привязано к месту рождения, преодолеет притягательную силу Кош-Агача.

Две родины российских казахов

Распад Советского Союза, образование независимого государства Казахстан и последовавшие за этим миграции казахов в российско-казахстанском пограничье поставили перед российскими казахами вопрос о родине. Казахский этноареал, т. е. территория расселения казахов (в терминах национально озабоченных интеллектуалов и политиков его можно было бы, пожалуй, назвать «надполитической» родиной казахов), на окраине которого выпало родиться и социализироваться российским казахам, шире территории государства Казахстан. Но под влиянием политических и идеологических процессов, разворачивающихся в Казахстане, он словно бы сужается, свертывается по краям. Одновременно Казахстан обретает привлекательность как место вознаграждающей занятости. В результате перед казахами, родившимися в России, всё чаще встает вопрос о приоритетах идентичности и лояльности. В последние десятилетия лидерами казахских национально-культурных обществ (НКО) в России была выработана универсальная позиция в этом вопросе, пропагандируемая ими в среде рядовых казахов. Она была озвучена руководителем национально-культурной автономии казахов Москвы П. О. Джамаловым на торжественном заседании в Доме национальностей в Москве в честь 60-летия победы в Великой Отечественной войне и на объединительном съезде казахских НКО, проходившем 5–8 декабря 2005 г. в Самаре. Суть ее заключается в том, что у российских казахов две родины: Россия как место рождения и проживания, и Казахстан – историческая родина, где находятся их этнические корни. На деле «историческая родина» не столько историческая, сколько политическая; как таковая, она возникла если не помимо воли российских казахов, то уж точно без их участия. Но и Россия не воспринимается и не может восприниматься лишь как некое внешнее пространственное «обрамление» конкретной малой родины казахов Поволжья, Оренбуржья или Алтая. Она тоже «политическое тело», тоже государство, ожидающее лояльности от своих граждан – этнических казахов; и те самим фактом своего рождения, воспитания, обучения и труда в ее границах и оправдывают эти ожидания, и отвечают им.

Процесс «собирания», концентрации казахов в Казахстане, с одной стороны, искусственно сужает границы их расселения. А с другой – очевидно, что для самих казахов, в первую очередь для казахов «собираемых», понятие «исторической родины» не вписывается в государственные границы Республики Казахстан, и «казахское самосознание» у казахов Казахстана, России, Монголии или других регионов – разное. Видимо, вместо заклинаний на тему исторической родины политически более перспективной для казахской диаспоры была бы разработка мифа о Казахстане как о первичной родине.

Однако вместо этого мы видим признаки кампании по расширению «исторической родины» до размеров «надполитической». В Казахстане, а с лета 2006 г. и лидерами казахских НКО в России стало активно употребляться понятие «ирредента». Так, оно часто звучало на совещании руководителей казахских организаций в России, состоявшемся в рамках празднования года Абая в декабре 2006 г. В этнополитический лексикон его ввела Г. М. Мендикулова (1995; 2003; 2006), признанный исследователь казахов за рубежами Казахстана. Вот характерный пример употребления ею этого понятия (Мендикулова 2003):

Казахская ирредента или диаспора являются одними из важнейших компонентов внешней политики нашего государства со странами их проживания, на межгосударственные взаимоотношения с которыми влияет положение казахов, как этнического меньшинства в инонациональной среде, имеющих историческую Родину – Казахстан… Казахов, проживающих на сопредельных с Казахстаном территориях России (Астраханская, Оренбургская, Курганская, Омская, Горно-Алтайская автономная области), Узбекистане (районы Сырдарьи, Чирчика, Кызылкумов, Мырзашола) и Китае (районы Алтая, Тарбагатая, Или, Кульджи, Еренкабырги, Барколь-Кумула в СУАР) ни в коем случае нельзя определять термином “диаспора”, так как они проживают на своей собственной территории, и данная группа населения определяется термином «ирредента».

Справедливости ради надо отметить, что лидеры казахских НКО не видят разницы между понятиями «диаспора» и «ирредента» (чего не скажешь о Мендикуловой – вряд ли она не знает о различии между этими словами). Для них это синонимы. Но для человека, более или менее знакомого с историей, второе понятие имеет совсем не тот смысл, что первое. Слово «ирредента» (итал. неосвобожденная земля) возникло в 1870-х гг. в Италии, быть ирредентистом означало требовать присоединения к Италии всех территорий, некогда ей принадлежавших и/или населенных людьми, говорящими по-итальянски. Настойчивое и в последнее время всё более частое использование, когда идет речь о проживающих за пределами Казахстана казахах, термина «ирредента» у слушателей независимо от намерений и степени образованности создает впечатление, что Казахстан как минимум может считать себя вправе претендовать на территории сопредельных государств. При этом совершенно игнорируется тот факт, что периферия казахского этноареала является для проживающих на ней русских, алтайцев, китайцев, уйгуров, узбеков и т. д. такой же «своей», «исконной», «родной», как и для казахов.

Современные миграционные процессы в российско-казахстанском пограничье. Трансграничные контакты

В предыдущих разделах главы речь шла о значительных перемещениях больших масс людей, которые были обусловлены как экономическими, так и политическими причинами. Граница России с Казахстаном настолько протяженна, что, как было показано выше, потоки миграций групп казахов, расселенных по ее линии, зачастую имели противоположные направления: в то время как в самой восточной ее части российские казахи из Кош-Агачского района Республики Алтай массово переезжали в Казахстан, на западе шел приток казахов из Казахстана в Россию; в начале 2000-х гг. эти миграционные потоки поменяли свое направление. Но в любом случае решения о переезде в другую страну были связаны для казахских семей с радикальными изменениями в их жизни, сменой места жительства, работы, окружения. В настоящее время таких крупных миграций казахов, сформировавшихся в потоки, нет.

Между тем, трансграничные перемещения казахов, может быть, не столь радикальные, происходили и происходят постоянно, они оказывали влияние на большие миграции и сами «подпитывались» ими. Эти «малые» миграции, или трансграничные передвижения, включают несколько типов миграций. Прежде всего, это миграции внутри приграничной зоны, т. е. на небольшие расстояния («шаговые», по выражению Н. В. Мкртчяна – Мкртчян 2002: 57). Часто такие миграции называют фронтьерскими, но этот термин еще не устоялся – так, Е. Ю. Садовская определяет их как вид трудовой миграции, осуществляемой работниками-фронтьерами ежедневно, еженедельно и т. д. для работы в соседнем государстве (Садовская 2002: 205). Мы же говорим о переездах через границу по самым разным поводам, среди которых трудовая деятельность находится далеко не на первом месте. Такие миграции можно называть приграничными, и их основными чертами являются небольшие расстояния перемещения и связанное с этим сохранение социальных связей с местом выхода. Хотя большинство таких миграций бывают возвратными и маятниковыми, но это не является обязательной характеристикой. Важно то, что даже если приграничные мигранты выезжают на ПМЖ, они «в наибольшей степени являются “связующим звеном” с территорией исхода» (Мкртчян 2002: 63). Приграничные миграции создают особое, пронизанное сетью родственных, соседских, земляческих и всяческих иных связей трансграничное пространство с проживающим на нем казахским населением, формирующимся в некое трансграничное сообщество.

Другими распространенными видами трансграничных миграций российских казахов являются образовательные, рекреационные миграции, поездки на лечение, паломничество и т. п. Среди них есть и приграничные, и дальние поездки (например, российские казахи-студенты могут обучаться как в ближайших к границе городах Казахстана, так и в Астане или Алматы; на дальние расстояния обычно совершают паломничества, к примеру в Туркестан, и т. д.).

Причины большой мобильности казахского населения российско-казахстанского пограничья, – прежде всего исторические. До начала 1990-х граница между Россией и Казахстаном была условной; территории, занимаемые казахским населением России, представляли собой окраины этнического ареала казахов, а казахское население России составляло, по сути, единый этнический массив с казахами Казахстана. С установлением в 1991 и делимитацией в 2005 г. реальной границы контакты продолжались и сохраняются в настоящее время. С возникновением независимого Казахстана для российских казахов стало актуальным понятие «исторической родины», на которую, возможно, и не надо возвращаться, но можно и нужно знать, посетить ее важные исторические места, культурные центры и проч. Это также стимулирует поездки российских казахов в Казахстан, завязывание новых связей, отправку детей на учебу и т. п. Не стоит сбрасывать со счетов и номадные традиции казахов, их привычку к перемещениям, легкость на подъем пусть и бывших, но кочевников, которые еще помнят «ритм повседневной мобильности» (выражение А. В. Головнёва – Головнёв 2009: 12). Традицией поддерживается и непременность участия в родственных торжествах, и обязательность присутствия на похоронах, для чего не могут служить препятствием никакие границы. Особенно тесные контакты налажены с населением соседних российских, с одной стороны, и казахстанских – с другой, областей: для казахов Омской области это Павлодарская, Кокчетавская и Северо-Казахстанская области, для курганских казахов – Северо-Казахстанская и Кустанайская, для оренбургских – Актюбинская и Западно-Казахстанская, для саратовских – Западно-Казахстанская, для астраханских – Западно-Казахстанская и Атырауская. Это регионы интенсивных приграничных миграций.

Постоянные передвижения на трансграничном пространстве представляют собой тенденцию не только последних десятилетий. В этих местах перекочевки казахов, связанные с их полукочевым образом жизни, происходили издавна. Переезды и перемещения продолжались и после революции, но были связаны уже с другими причинами. В конце 1920-х гг. многие казахские семьи бежали на территорию России, спасаясь от голода, вызванного коллективизацией скота в Казахстане. В поисках удобного места проживания они сменяли несколько населенных пунктов. Возможность получить паспорт в связи с переездом на целину повлияла на перемещения 1950-х – 1960-х гг. В 1970-х – 1980-х гг. отдельные российские казахские семьи так же нередко переселялись обратно в Казахстан, а из Казахстана переезжали в Россию и т. д. Вот лишь один из типичных примеров приграничных миграций советского времени. Родители Ергали Ж. (1938 г. р.) из с. Филиппово Курганской области во время голода перекочевали из Казахстана в Тюменскую область. В 1940-х гг. семья – родители с пятью детьми – перебралась в Курганскую область в с. Колесниково под Курганом, оттуда – в с. Саламатовское Варгашинского района, а в конце 1950-х – уже большой семьей, включая семьи всех братьев с детьми – в Северный Казахстан, в с. Пресноредуть Северо-Казахстанской области. «С палочки переехали на деньги», – рассказывал наш собеседник, т. е. из российского колхоза, где они работали за трудодни, отмечавшиеся «палочками», переехали в казахстанский совхоз и стали получать зарплату деньгами. В 1970 г. они опять переехали в Россию – в совхоз «Степной» Половинского района Курганской области, куда их, как хороших чабанов, сагитировал перебраться директор совхоза. Один из братьев остался в Казахстане и сейчас с семьей живет в Алматы, другие братья и сестра – в разных поселках Курганской области, племянники – в Семипалатинской области Казахстана.

Другой пример – семья нашего информатора N. из аула Каскат Омской области. Когда в 1966 г. аул Алим, где они проживали, в связи с укрупнением колхозов стали расформировывать, большинство жителей уехало в Казахстан, а эта семья переехала в а. Каскат. Таким образом, у N., как и у многих других, есть масса знакомых, родственников, бывших одноаульцев в Казахстане. Перемещения такого рода создавали разветвленную сеть контактов разной степени интенсивности.

В постсоветское время эта сеть стала еще гуще. Экономические потрясения 1990-х гг. вызвали существенный приток казахского населения из Казахстана, отмеченный во всех контактных зонах переписью 2002 г. Следующие крупные подвижки казахов были связаны с программой репатриации оралманов. В разные периоды и в разных местах численность таких переездов сильно варьировала – от массовых миграций до переселений единичных семей. Часть переселенцев по разным причинам вернулись обратно. Важно отметить, что, как правило, уехавшая семья возвращалась не в полном составе, кто-то из родных оставался в Казахстане: вышедшая замуж за казахстанца дочь или нашедший хорошую работу сын, или поступившие в вуз дети и т. п. Часто, получив квартиру по программе оралманов, родители возвращались в Россию, оставляя жилье детям. Контакты между близкими родственниками, разделенными границами, при современных средствах коммуникации остаются очень интенсивными.

В настоящее время перемещения на постоянное место жительства на трансграничном пространстве не носят массового характера. Как правило, переезжают отдельные семьи или отдельные люди по сугубо индивидуальным причинам – личным или семейным обстоятельствам. К примеру, Т. Б. в 1995 г. по просьбе отца переехала из с. Озерное Северо-Казахстанской области Казахстана в с. Яровое Курганской области к старшему брату, испытывавшему экономические затруднения. Сам же брат с женой три года назад уехал из Ярового в Кустанай вслед за дочерью, которая «оформила оралманство». Так создаются всё новые пространственные связи. Таким образом, практически у каждой семьи российских казахов есть несколько мест в Казахстане и России, где проживают более или менее близкие родственники, которых принято навещать и которые сами приезжают в гости по различным поводам. По данным опросов 2003–2006 гг., проведенных А. Сарсамбековой среди казахов Западной Сибири и Северного Казахстана, 94,2 % российских казахов ответили, что у них есть родственники в Казахстане (Сарсамбекова 2009: 163). Например, у той же Т. Б. в Казахстане: в Озерном остались три младших брата с семьями, в соседнем поселке живут племянники от сводной сестры, в соседнем районе – семья племянницы, в Астане – старшая дочь с семьей и младшая сестра, в Алматы – семья младшей дочери, в Кустанае – старший брат с семьей; в России – племянники с семьями в Новом Уренгое и в Кургане. У N. из Омской области, о котором мы говорили выше, три дочери учились в Казахстане, вышли там замуж и остались. Сын и еще одна дочь уехали в Петропавловск по программе оралманов. Одна из его дочерей живет в России.

Самые тесные отношения поддерживаются прежде всего между родителями и детьми. Довольно часто встречается ситуация, когда родители живут в России, а взрослые дети – в Казахстане. В таких случаях родители регулярно ездят к детям: к примеру, К. К. из Ярового три-четыре раза в год навещает взрослых детей – трех дочерей и сына – в Темиртау. В свою очередь дети отправляют к российским бабушкам и дедушкам внуков на каникулы. N. из Каската навещает своих детей в Казахстане раз в год, а его жена ездит к ним очень часто. С недавнего времени стало распространяться общение по Skype. Так, Т. Б. разговаривает с младшей дочерью регулярно с помощью Интернета и поэтому незамедлительно узнает обо всех перипетиях ее жизни.

С другими родственниками также существуют самые тесные связи, хотя для того чтобы их навестить, обычно требуются определенные причины. Вот поводы для некоторых поездок в Казахстан за год одной из наших собеседниц: тяжело заболел брат; проводы одного из племянников в армию; знакомство со сватами другого племянника; свадьба племянника; поминки по второму племяннику; рождение ребенка у одной из родственниц. Обязательными являются поездки на свадьбы и похороны. Если не удалось попасть на похороны, стараются посетить родственников на поминки, особенно годовые. Явление последнего десятилетия как среди российских, так и казахстанских казахов – празднование юбилеев, на которые съезжаются многочисленные родственники из Казахстана и России. Также пышно отмечают окончание вуза и даже школы.