Мой нигерийский муж, или Богатая белая леди

Потом она научилась не раздражаться, а просто говорить «нет». Некоторые понимали сразу и меняли тактику. Встречались, правда, и такие, кто начинал тут же задавать дурацкие вопросы типа: «А почему?». Но в таком случае у зануды не было никаких шансов встретиться с Никой когда-либо еще, по крайней мере в постели.

Тунде ничего не просил! Наоборот, он, казалось, чувствовал себя неудобно и не мог полностью расслабиться. Может быть, именно поэтому Нике доставляло такое удовольствие целовать его великолепное орудие любви?

Она лизала головку, крепко держа гордый член обеими руками. Быстро-быстро, умело, безжалостно двигался её язычок. Время от времени она заглатывала член целиком, как бы «насаживала» себя на него. Огромный, он не умещался во рту, и она глотала головку, засовывала член в горло так, чтобы он поместился полностью, губами касаясь яичек.

В любое другое время и с другим мужчиной такие «упражнения» однозначно вызвали бы рвотный рефлекс, но сейчас она не чувствовала ничего, кроме горячего, терпкого, сводящего с ума наслаждения. Она бы не смогла, наверно, определить, где кончается его и начинается её ощущение, где его и где её – тело. Их страсть слилась в одну.

Никогда ни с кем из прежних мужчин Нике не было так хорошо, так удивительно, по-сумасшедшему, до головокружения хорошо. Ника опять и опять благословляла свою смелость и решительность в тот вечер, когда на глазах удивлённых сослуживцев так откровенно «сняла» парня.

Тунде сжал Никину голову руками у висков и с трудом, со стоном – но так нежно! – отстранил её от того места на своём теле, где сейчас сосредоточилась вся его мужская сила. Он не хотел, не мог наслаждаться, как ему казалось, один. Он хотел покорить эту потрясающую белую женщину, удержать во что бы то ни стало, свести с ума, завоевать. Он хотел… её.

Глава 11.

В офисе после ночи любви.

Будильник прозвучал, как кара небесная.

Такт – не последняя добродетель.

Богатая белая леди или программист-контрактник?

Будильник прозвучал, как кара небесная. С трудом высвобождаясь из объятий сладко спящего Тунде, Ника потянулась к маленькому нудному созданию, верещавшему так, словно он был главным в этой вселенной, и нажала на кнопку. Звон стих.

«Не выспалась», – лениво подумала Ника где-то между сном, любовным томлением так и не успокоившегося – после такой ночи! – тела и осознанием того, что вставать всё же придётся.

«Не выспалась? А разве я спала вообще?! Но боже, как хорошо!» Ника вспомнила своё ощущение в то утро, после их первой ночи. И если накануне она слегка опасалась, будет ли так же, как в первый раз, и боялась разочарования, то сейчас все сомнения рассеялись.

Она, всегда живущая с мыслью, что сегодня хорошо, но завтра, за новым поворотом, будет ещё лучше и интереснее, вдруг поняла, что ощущение наслаждения – полное, абсолютное, без малейшего привкуса «а вот если бы…». Даже усталость, даже необходимость встать и идти на работу – ничто не могло поколебать восторга её тела и того ощущения полёта, которое – в точности – она уже пережила неделю назад.

Ника откинула одеяло. Её красивое загорелое тело показалось ей таким белым рядом с чёрным телом Тунде, всё ещё как бы обнимающим её во сне. Она встала, потянулась как котёнок и пошла в ванную.

Крепкие ледяные струи обожгли кожу и помогли окончательно проснуться. Она, как всегда с удовольствием, вымылась – впрочем, она всё старалась делать с удовольствием, а иначе зачем? – вытерлась у большого зеркала, побрызгала на себя в разных местах любимыми духами и подвела глаза. Губы красить не стала, они и так были яркими и припухшими от бесконечных поцелуев.

«Да, правы, чёрт возьми, все мудрецы, вместе взятые: ничто так не красит женщину, как хороший любовник!

Да, надо ведь его разбудить, не могу же я незнакомого мужчину оставить спать в моём доме. У меня ведь здесь ребёнок, вещи, да и вообще – это закрытый компаунд, вокруг соседи. Что они подумают, увидев чернокожего, выходящего без меня из моего дома!»

Вообще-то Ника была человеком, которого мало интересовало чужое мнение – она всегда, так или иначе, делала то, что ей хочется. «Но, – думала она, – ведь здесь не всё от меня зависит, и слишком явно нарушать законы не стоит: могут быть неприятности».

Если уж быть совсем откровенными, надо признать, что необходимость считаться с общественным мнением была для неё, в общем-то, отговоркой. Просто Ника очень нелегко впускала посторонних в своё жизненное пространство, даже если этот «посторонний» только что провёл с ней ночь.

Она не была компанейским человеком в прямом смысле этого слова. Нет, она прекрасно себя чувствовала в любой компании, в том числе совершенно незнакомой. Она умела быть интересной, остроумной, любила быть в центре внимания. Она могла легко заговорить с любым человеком где угодно. О, она умела, если захочет, быть обаятельной!

Но одновременно с этим Ника не нуждалась в постоянном общении – она быстро уставала от людей и при всей своей открытости и внешней доступности редко кого впускала в свой внутренний мир, да и в квартиру тоже. Немногочисленные друзья жаловались, что она «никогда ничего о себе не рассказывает». И это было частично правдой.

– Итак, придётся его будить, – решила Ника. Она оделась и последний раз взглянула на себя в зеркало – не столько затем, чтобы убедиться, что всё в порядке, сколько ради того, чтобы ещё раз на себя полюбоваться. Она села на постель рядом с Тунде, положила ладонь на гладкое чёрное плечо, пощекотала за ухом.

– Вставай, мне пора на работу.

Если честно, она слегка боялась, что Тунде попросит остаться досыпать, и внутренне напряглась, думая, что сказать на этот случай. Но мужчина проснулся легко, тут же сел на постели и, глядя на Нику своими большими чёрными глазами, улыбнулся ей.

– Доброе утро! Я сейчас, быстро.

Тунде не стал принимать душ, а, быстро одевшись, лишь ополоснул лицо водой.

«А он не наглый, и не глупый», – оценила Ника про себя его чуткость.

– Пойдём, я довезу тебя на моей машине до междугородней автобусной станции.

– Да не надо, я и сам доберусь, неудобно!

– Ничего, пойдём – придётся сделать небольшой крюк, но время ещё есть.

Ника спускалась вслед за Тунде по ступенькам и, глядя на его точёное тело, думала:

«Эх, сейчас бы не на работу, а лежать у бассейна в шезлонгах с этим мальчиком и пить апельсиновый сок из длинного бокала, а потом… Ох, хватит про «потом», а то я совсем улечу!»

Ника вздохнула.

«Это для него я – богатая белая леди, которая живёт в престижном районе на вилле с бассейном и со служанками, а возит её личный шофёр, – а на самом деле я всего лишь программист, нанятый по контракту на три месяца. И через три – нет, уже через два месяца всё это великолепие закончится. Карета станет тыквой, кучер превратится в крысу, а Золушка…

Ну-ну, не стоит преувеличивать, моя жизнь в Израиле не так уж разительно отличается от нынешней, хотя личного шофёра и виллы с бассейном у меня там, конечно, нет.

Увлечённая этими мыслями, Ника села в машину рядом с Тунде, на заднее сиденье, а не впереди с шофёром, как, вероятно, сделали бы на её месте сослуживцы-мужчины, подвозя очередную «бабочку» после совместной ночи. И – последовательная в своей независимости или непредусмотрительности – она не заметила, как переглянулись секьюрити на воротах, увидев в машине белой леди, выезжающей утром из дома, своего чернокожего собрата.

Утро на работе началось, как всегда, с чашки кофе, принесённой кофе-боем. Эту почётную должность занимал чернокожий мужчина лет сорока, хотя точно определить возраст нигерийца белому человеку довольно трудно.

Он явно гордился своим положением и одевался соответственно: в костюм и галстук. В обязанности кофе-боя входило каждые полчаса обходить офисы экспатов – то бишь белых работников – и предлагать им кофе. Что он и выполнял с чрезвычайно серьёзным выражением лица. И было от чего: за данный, прямо скажем, не очень тяжёлый труд он получал примерно ту же зарплату, что и рабочий каменоломни, работающий в поте лица с утра до вечера под палящим солнцем.

Нике, воспитанной в духе всеобщего равенства и братства, вынесшей из советского коммунистического детства идею о том, что расизм – это пережиток рабовладельческого общества, поначалу такое «угнетение человека человеком» показалось если не диким, то уж излишним точно.

Она решила было отказаться от услуг кофе-боя и самой делать себе кофе – тем более что при многочасовом сидении у компьютера небольшая разминка в удовольствие. Однако после первой же попытки наткнулась на такое явное непонимание своих действий как со стороны «угнетённой», так и белой среды, в которой она находилась, что наступила, правда, с большим трудом, на горло своей «коммунистической» песне и позволила «кофе-боссу», как его в насмешку называли её соотечественники, ублажать свою персону.

– Они тебя не поймут, – объяснил Нике начальник, – тебе сейчас в это трудно поверить, но если ты будешь «играть в демократию» с нигерийцами, то они очень быстро сядут тебе на шею. У них совершенно иное представление о распределении ролей и субординации.