Пять шагов навстречу

– Спускайся вниз, ужин готов.

Согласно киваю, подхватываю футболку и карандаши, чтобы наполнить ими мусорное ведро.

– Ты идёшь? – спрашиваю я, сделав несколько шагов к лестнице.

– Телефон в спальне захвачу и приду.

Киваю и спускаюсь вниз.

Эйден уже вовсю терпится с мамой, рассказывая ей всё на свете. Я не знаю, хорошо это или плохо, что он слишком сильно привязан именно к ней. Хотя, я далеко не ушёл, потому что в двадцать два привязан к отцу, как маленький пацан. Именно он – мой лучший друг, товарищ и помощник. Если мама узнает о моих выходках, то в своём возрасте я впервые познаю, что такое домашний арест.

Мэди и Ди сегодня отсутствуют за родительским столом, но и я приехал, не договариваясь, а приземлился с неба на головы родителей с бухты барахты. В последнее время я тяжелее и тяжелее переношу одиночество, стены квартиры как грозовые тучи сдвигаются над головой. Живу, как чертова Ханна Монтана двумя жизнями, где в одной – я всё тот же открытый и весёлый Мэйс, а в другой закрытый и удерживающий всё внутри.

– Как дела с учебой? – спрашивает мама, смотря на меня с той же лёгкостью и любимой мною улыбкой. И серые тучи моментально растворяются, а солнечные лучи освещают сознание. Она – мой свет.

– Отлично, – киваю я, конечно, не беря во внимание пару прошедших инцидентов. – Как дела на работе?

– Прекрасно, если не учитывать квартальных отчетов.

– Зато у тебя нет домашки.

– Да, действительно, вместо неё у меня несколько папок для заполнения.

– Неужели Ваша компания живет в прошлом веке?

– Информацию нужно хранить на нескольких носителях, один из них бумажный.

– Как это предусмотрительно, – улыбаюсь я. Перевожу внимание к младшему братишке, и выгибаю бровь: – Как сам, засранец?

– Судя по последним проискам, намного лучше тебя, – язвит Эйден.

– Последним проискам? – переспрашивает мама, смотря на меня, в эту самую секунду, отец занимает стул рядом, но с замешательством на лице, что не нравится мне. Не больше десяти минут назад всё было иначе, и это слишком подозрительно.

– Были небольшие недопонимания.

– Где? – тут же хмурится она.

– Уже всё в порядке, мам, – улыбаюсь я, мысленно гоняя мелкого по заднему двору его же собственной клюшкой.

Мои слова не влияют на неё так утешительно, как хотелось бы. Последнее, что я хочу – расстраивать маму. Не знаю, как Эйден просёк все мои проблемы, но этот парень хренова прорицательница. Мой взгляд говорит брату: «Заткнись», но он лишь улыбается в ответ. Я хочу его убить. Серьёзно. Этот засранец чист, но я что-нибудь найду.

– Мэйс, – предупредительный мамин тон, и я не могу лгать ей, смотря в глаза.

– Я пару раз ошибся, сейчас всё хорошо.

– Ладно, – выдыхает она, после чего смотрит на отца. – Если это твоих рук дело, то, Картер, клянусь Богом, я закапаю вас всех на заднем дворе.

– А я тут при чём? – смеётся мелкий.

– Тебя оставлю в живых, всё начнётся с твоего отца и завершится старшим братом.

– А какая у меня будет эпитафия? – спрашиваю я.

– Во всём виноват мой отец.

– А у меня? – смеётся папа.

– Попрошу придумать Алекс.

Улыбка папы ослепительная. Кажется, что он очень даже доволен сложившейся ситуацией, с чем не могу согласиться я.

– Предлагаю помолиться и поужинать, – говорю я, на что мама щурится и закатывает глаза, переводя их с отца на меня и обратно.

– Спасибо, Господи, что у нас такая потрясающая мама, – соглашается отец, – её ужины – дары небес, аминь.

– Аминь, – стараюсь содержать смех и поддерживаю его исповедь.

Мама ещё несколько секунд пристально наблюдает за нами, но сдаётся, приступая к еде. Я же в свою очередь пинаю Эйдена по ноге и взглядом говорю то, что готов придушить сразу после ужина.

Собственно, так и выходит.

Покидаю кухню следом за ним и за первым поворотом даю подзатыльник.

– Я прибью тебя.

– Удачи! – восклицает он, и воодушевлённо сматывается наверх.

Не в моём интересе позволить ему смыться чистеньким, поэтому устремлённо несусь за братом и беру в плен его голову между бедром и локтем, начав кулаком магнитить копну каштановых волос.

– Будешь балаболить, будем прощаться, – усмехаюсь я.

– Будешь косячить, будешь получать от мамы, – гогочет он, выкручиваясь из моей хватки.

– Мне двадцать два, мелкий, мама не выпорет меня, а вот тебя – да.

– За мной нет грешков.

– Да? А что это тогда за кучка недоумков, с которыми ты тусуешься после школы?

– Это мои друзья, придурок.

Эйден резко ставит подножку и подхватывает мою ногу, поднимая её вверх, из-за чего мы оба громко смеёмся и валимся в коридоре, не дойдя до комнаты. Спустя полминуты, понимаю, что братишка ловкий гадёныш, легко выворачивающийся из моих рук. Этому его научило время и детство, когда мы любили состязаться за любую вещь: будь это конфета или что-то из одежды. Понимание приходит не сразу, но по этикетке на его затылке успеваю прочитать свои инициалы.

– Это моя толстовка, засранец, – смеюсь я, выворачивая его руку за спину, но Эйден успевает вырваться и двинуть мне в бок.

– Этот дом теперь моя территория, – самодовольно заявляет он. – Это была твоя толстовка.

– Скажи об этом отцу.