– А кто их задушил, там тоже было написано?
– Да, Тиррел. А вы что, не учили историю?
– Кто такой Тиррел?
– Не знаю. Кажется, друг Ричарда.
– А откуда известно, что это сделал именно он?
– Он исповедался.
– Исповедался?
– Естественно. После того, как его признали виновным, и до того, как повесили.
– Значит, Тиррела повесили за убийство принцев?
– Ну да. Можно я уберу эту фотографию и поставлю другую? Ведь мисс Халлард принесла вам другие, куда симпатичнее.
– Зачем мне симпатичные? Мне нужны страшные лица убийц, но убийц талантливых.
– Что ж, на вкус и цвет… – как и ожидалось, произнесла Пигалица. – Слава богу, мне не обязательно на него глядеть. Но я вам скажу, пока он тут, кости у вас не срастутся.
– Ладно, запишем и их на счет Ричарда III. Чуть меньше злодеяний, чуть больше, какая разница?
Не забыть бы спросить у Марты насчет Тиррела. С образованием у нее, правда, не очень, но она училась в привилегированной школе, может, что и помнит.
Однако первым посетителем в этот день оказался большой, розовый, словно ребенок после мытья, сержант Уильямс, и Грант, тотчас позабыв об истории, обратился к современности. Уильямс с трудом примостился на неудобном стуле, широко расставил ноги, и его светло-голубые глазки засветились на солнце, как у довольной кошки. Грант относился к Уильямсу с симпатией, и ему было приятно поболтать с ним, послушать последние сплетни, узнать новости.
– Начальник передавал привет, – сообщил Уильямс напоследок. – Он сказал, если что нужно, мы сделаем. – Его голубые глаза неотрывно смотрели на фотографию на тумбочке. Он даже голову склонил набок от напряжения. – Кто этот парень?
Грант уже хотел ответить, но вовремя вспомнил, что Уильямс – профессионал, привыкший разбираться в лицах не хуже его самого.
– Портрет неизвестного художника пятнадцатого века. Как он вам?
– В этом я ничего не понимаю.
– Да не о художнике я, о парне.
– Ага. – Уильямс склонился над портретом, нахмурив брови и изображая высшую степень сосредоточенности. – А собственно, что вы имеете в виду?
– Куда бы вы его посадили – на место судьи или подсудимого?
Уильямс некоторое время размышлял, а потом голосом, не допускающим и тени сомнения, произнес:
– Конечно, судьи.
– Да?
– Конечно. А что, вы против?
– Нет. Просто забавно, что вы тоже ошиблись. Он подсудимый.
– Странно, – не поверил Уильямс и вновь впился глазами в фотографию. – Вы знаете, кто это?
– Знаю. Ричард III.
Уильямс свистнул:
– Вот оно что. Принцы в Тауэре и так далее. Злой дядюшка. Конечно, если знать, тогда… А так, нет, никогда не подумаешь. Горбун, значит. Как старый Халсбери, у которого если и был недостаток, так это чрезмерная доброта. Он из кожи вон лез, только бы присудить поменьше.
– Вы помните, как были убиты принцы?
– Я помню только, что мать носила Ричарда два года.
– Да? Откуда вы это взяли?
– Из школьного учебника, наверно.
– Что за школа у вас была такая? Я ничего подобного не читал. Право, не исключено, что Библия и Шекспир не стареют благодаря учителям. Надо же так все переворачивать! Ну, а о человеке по имени Тиррел вы слышали?
– Да. Он служил во флоте и утонул в Египте.
– Да нет. Я об историческом Тирреле.
– Я же вам говорю, что знаю из истории только две даты: 1066[10 - Год завоевания Англии норманнами.] год и 1603.
– А что было в 1603 году? – спросил Грант, все еще поглощенный мыслями о Тирреле.
– Мы навечно прицепили к себе Шотландию.
– Что ж, все лучше, чем ждать, когда они вцепятся нам в горло. Говорят, это Тиррел убрал мальчишек.
– Племянников? Зачем ему? Ладно, мне пора. Что-нибудь надо?
– Вы, кажется, собирались на Чаринг-Кросс-роуд?
– Да, в «Феникс».
– Могу я попросить вас об одолжении?
– Каком?
– Зайдите в книжный магазин и купите мне какую-нибудь книгу про историю Англии для взрослых. И еще, если удастся, «Жизнь Ричарда III».
– Конечно, о чем речь.
У двери Уильямс столкнулся с Амазонкой и застыл, пораженный зрелищем великанши в сестринской форме. В конце концов, едва слышно пробормотав «здравствуйте», он бросил вопросительный взгляд на Гранта и исчез в коридоре.