Проклятие памяти

– Жив? А что, разреши спросить, позволяет тебе утверждать это? Допустим на минуту, что все, что говорил здесь этот маньяк – правда, и что мозг Алекса был поврежден слишком сильно для любых попыток восстановления... – его налитые яростью глаза обратились в сторону Торреса. – Ведь именно так вы сказали, да?

Торрес кивнул:

– Мозг уже не был способен ни к какой деятельности, кроме самой примитивной, конечно. То есть он еще мог заставлять биться сердце. И все. Дышать без респиратора Алекс был уже не в состоянии, стимуляция тоже оказалась напрасной.

– Иными словами, его мозг был мертв – и никаких надежд на восстановление?

Торрес снова кивнул.

– Мозг был не только мертв, он был поврежден физически, то есть от него практически ничего не осталось. Только по этой причине я позволил себе применить разработанные мной методы.

– Без нашего на то разрешения, – громыхнул Марш.

– Именно с вашего разрешения, – уточнил Торрес. – Подписанный вами контракт позволяет мне использовать любую методику, которую я сочту необходимой, независимо от того, традиционная она или новая, опробованная или нет. И мой метод сработал. – Поколебавшись, он продолжал: – Возможно, я совершил ошибку. Возможно, нужно было объявить о смерти Алекса... и обратиться за разрешением распорядиться его телом в интересах науки.

– Но ведь вы именно это и сделали! – снова вскинул на него гневный взгляд Марш. – Только не утруждали себя ни просьбой о разрешении, ни объяснениями – что же вы вытворяете с ним!

Торрес покачал головой.

– Для полного успеха операции мне было необходимо одно – чтобы никто не сомневался в том, что Алекс – по-прежнему Алекс. Если же я объявил бы о его смерти, впоследствии неизбежно возникли бы вопросы, которые... к которым я был тогда еще не готов.

Неожиданно Эллен вскочила на ноги.

– Прекратите! Немедленно прекратите! – тяжело дыша, она переводила взгляд с мужа на Торреса и обратно. – Вы оба... вы так говорите об Алексе, словно его больше нет!

– Видишь ли, Эллен, – снова покачал головой Торрес, – в некоторой степени все именно так и обстоит. Тот Алекс, которого вы знали, больше не существует. Взамен вы получили Алекса, которого я... создал.

Неожиданно наступившее молчание нарушил голос Марша – он снова говорил тихо, почти шептал.

– Создали... при помощи микропроцессоров? Я все равно не верю вам. Это же совершенно невозможно.

– Но это так, – Торрес кашлянул. – И это не так сложно, как кажется, – физически, по крайней мере. Самое сложное – это подсоединение выводов микросхем к нужным нейронам. К счастью, в этом хирургу помогает сам мозг. Сам выстраивает нейронные цепочки, исправляет ошибки, допущенные человеком...

– Но Алекс жив, – настаивала Эллен. – Ведь он живой!

– Его организм действительно жив, – согласился Торрес, – эту жизнь поддерживают семнадцать автономных микропроцессоров, каждый из которых запрограммирован на обеспечение деятельности различных биологических систем тела. Три процессора отвечают исключительно за эндокринную систему, еще четыре – за нервную... Это процессоры сложные – более простые объединяются в единую систему на одном чипе. Четыре таких чипа обеспечивают работу памяти. Это – самые простые схемы.

– Самые простые... – как эхо, повторила Эллен.

Торрес кивнул, словно подтверждая ее слова.

– Проект этот разрабатывался многие годы... собственно, с тех самых пор, как меня увлек искусственный интеллект – знаете, расхожая гипотеза о возможности создания компьютера, который будет сам думать, а не просто производить вычисления с той или иной степенью быстроты. Но проблема в том, что, как бы много мы уже не знали о мозге, сам процесс зарождения и работы мысли до сих пор – белое пятно. И мне сразу стало ясно, что пока мы не проникнем в сущность этого процесса, пытаться моделировать его машинным путем – дело совершенно безнадежное. Но тем не менее мы уже давно мечтаем создать машину, способную думать, как человек.

– И вы, значит, нашли выход, – голос Марша снова стал жестким.

Торрес сделал вид, что не заметил этого.

– Нашел. Мне показалось, что если мы не можем создать машину с мыслительными способностями человека, логично было бы попытаться создать человека со способностями компьютера.

– То есть с памятью того же объема...

– И это тоже. Десять лет назад таких технологий еще не существовало, но сейчас они уже есть. Суть в том, что в мозг вживляется мощный микропроцессор, дающий мозгу доступ к огромным массивам информации и неограниченную способность к логическим вычислениям – сам же мозг осуществляет мыслительные процессы, пока не поддающиеся расшифровыванию и моделированию.

– И вы хотите сказать, что сделали это?

Помолчав, Торрес покачал головой.

– Риск показался мне неоправданно большим, и ставки были слишком высокими. К тому же я понятия не имел, какие это может дать результаты. Вот именно тогда я и начал работать над проектом, конечный итог которого – ваш сын. – Губы его тронула едва заметная улыбка. – Институт мозга не случайно находится в самом сердце Силиконовой долины. Мой проект – высокотехнологичный и очень дорогой, но именно в этой части страны сконцентрировано количество денег, достаточное для его финансирования. Поэтому я обратился со своим проектом к руководству некоторых компаний и сумел заинтересовать их своими разработками. Они согласились дать мне нужную сумму. Поэтому все мои исследования за последние десять лет заключались, в общем-то, в исследовании возможности управления системами человеческого организма при помощи команд и переводе этих команд на язык, понятный мощному, но вполне обычному компьютеру. Потом эти команды закладывались в процессоры. Вот и все.

– Все... – повторил Марш. – Но это совершенно невероятно.

– Не столько невероятно, сколько бесполезно, – Торрес пожал плечами. – На первый взгляд это кажется едва ли не чудом, но... боюсь, случай не совсем тот. Обычно, когда какая-либо из систем в организме человека приходит в расстройство, причиной этого является инфекция, а мозг здесь совершенно ни при чем. Мои же программы, как бы хороши они ни были, могут работать только в здоровом организме. Вот что им совершенно не требуется, так это здоровый мозг. И поэтому, – Торрес понизил голос, – еще в самом начале, десять лет назад, я решил, что проводить такой эксперимент на больном, у которого есть хоть малейшие шансы на выздоровление, я не имею права. Мне годился лишь безнадежно поврежденный мозг, но тело его обладателя должно было быть совершенно здоровым. Это означало, что одних только блоков памяти и вычислительных микросхем будет явно недостаточно. Поэтому я начал разрабатывать программы для поддержания жизненных функций, на это и ушло десять лет.

Открыв ящик стола, Раймонд Торрес извлек оттуда пластиковую коробочку.

– Вот, – он протянул коробочку Маршу. – Если пожелаете, можете взглянуть. Это – родные братья тех самых процессоров, что находятся сейчас в мозге вашего сына.

Взяв коробочку из рук Торреса, Марш хмуро взглянул на нее. Под герметичной пластиковой крышкой в прозрачной жидкости плавали восемь черных зерен, каждое – размером с булавочную головку.

– Это самые мощные процессоры, имеющиеся на сегодняшний день, – продолжал Торрес. – Абсолютно новая технология, в которой я, признаться, мало что понимаю. Для работы им вполне достаточно токов, вырабатываемых человеческим организмом. Мне говорили, что они потребляют меньше энергии, чем сам мозг.

Вертя в пальцах двухдюймовый кусочек пластика, Марш спрашивал себя – неужели он начинает верить в то, что говорит ему этот безумец? Но он уже понимал, что это именно так – и когда наконец он поднял голову, в глазах его стояли слезы.

– Значит, Алекс был прав, – Марш изо всех сил старался, чтобы его голос не дрожал. – Вчера вечером он сказал мне, что, возможно, умер еще до операции... я подумал тогда невесть что, а... значит, это правда...

После долгой паузы Торрес нехотя кивнул.

– Да. По крайней мере, с одной точки зрения. Организм Алекса жив, его интеллект стремительно развивается, но как личность он, к сожалению, умер.

– Нет! – снова вскочив на ноги, Эллен шагнула к столу, за которым сидел Торрес. – Ты же сам сказал, что он поправляется! Что он скоро станет совсем здоровым!

– Он и так здоров – большая его часть, – ответил Торрес. – Его физическое состояние и интеллект можно назвать почти совершенными.

– Но мало того, – возразила сквозь слезы Эллен. – Ты ведь сам знаешь, он начинает многое вспоминать...

– Именно поэтому я и хотел, чтобы вы привезли его ко мне, – тихо произнес Торрес. Он знал – до этого момента он мог говорить только правду, но теперь... Теперь придется солгать.

– Он вспоминает то, что на самом деле не может помнить. Многое из того, что он вспомнил, произошло – если произошло – задолго до его рождения...

– Но он вспоминает, – настаивала Эллен.

Торрес устало покачал головой.

– Нет. Он не может, – просто ответил он. – Прошу тебя, выслушай меня, Эллен. Мне очень важно, чтобы именно ты правильно поняла то, что я говорю.

Неуверенно посмотрев на Торреса, затем на мужа, Эллен шагнула назад и присела на край стула.

– Ты до сих пор не можешь принять многое из того, что случилось – но, как бы ни было трудно, тебе придется сделать это, поверь. Алекс не помнит ничего о своей жизни до катастрофы. Все его так называемые воспоминания – это данные, содержащиеся в банках памяти, которые я вживил в его мозг. Например, когда он в первый раз очнулся после операции, в его мозгу уже содержались сведения, необходимые ему на первых порах. Язык, кое-какие образы – например, вы с Маршем... С того момента он начал усваивать информацию и обрабатывать ее со скоростью мощной вычислительной машины. Именно поэтому, – продолжал он, повернувшись к Маршу, – его интеллект кажется превосходящим обычные человеческие возможности. Гениальный ребенок... Реально же он располагает способностью хранить в памяти все, что он видел и слышал после операции, способностью обрабатывать информацию с нечеловеческой скоростью и точностью, а также – вполне человеческой способностью думать. Становится ли он от этого гением – судить не мне. Но, приобретя все это, Алекс многое и потерял. – Достав – в первый раз за все это время – из ящика трубку, Торрес принялся набивать ее табаком. – И самая серьезная из этих потерь – эмоции. Знаем мы о них немало – известно даже, в каких участках мозга рождаются те или иные эмоции. Можно даже вызывать их искусственно, стимулируя те или иные участки. Однако запрограммировать их я так и не сумел – и поэтому Алекс полностью лишен каких бы то ни было эмоций. Что, – добавил он словно бы невзначай, – и подводит нас к тому, почему, собственно, я говорю вам все это. – Набив трубку, Торрес зажег ее и – тоже впервые за это время – в упор посмотрел на Марша. – Если вы до сих пор принимали все, что я говорил, то, думаю, согласитесь и с тем, что Алекс просто неспособен на убийство.