Марш Лонсдейл опустил телефонную трубку на рычаг.
– Что сделано, то сделано, – сказал он, – хотя я и сейчас этого не одобряю.
– Но, Марш, – возразила Эллен, – ты же сам только что говорил с Раймондом.
– Да, это так, – Марш вздохнул. – Но меня коробит сама идея – оставлять без наказания четырех балбесов, смывшихся именно туда, куда – они прекрасно знают – ездить им не разрешается, да еще и навравших с три короба при этом.
– Алекс не знал, что ему нельзя ездить в Сан-Франциско...
– Но при этом знал, что ему нельзя врать, – отрезал Марш, поворачиваясь к Алексу. – Или я неправ?
Алекс покачал головой.
– Но теперь я знаю, – кивнул он. – И больше никогда так не сделаю.
– Вот видишь, – снова вмешалась Эллен. – К тому же Алекс прав – несправедливо, если остальных ребят накажут, а его нет. И кроме того, если бы они не решили вопреки всем нашим запретам все же поехать во Фриско, может быть, с Алексом и не случилось бы этой вспышки памяти.
Вспышки памяти, подумал Марш. С каких пор истерика на кладбище стала считаться вспышкой памяти? Однако когда он говорил – еще днем – с Торресом, тот подтвердил догадку Эллен, хотя Марш, со своей стороны, предположил, что это может быть всего лишь один из симптомов продолжающихся дисфункций мозга. С оценкой Торреса он все же был несогласен.
– А если это не?.. – начал он и протестующе поднял руку, поняв, что спорить с Эллен он сейчас просто не в состоянии. – Все, все, молчу. Я прекрасно помню, что сказал Торрес. Но помню и то, что лично я никогда не бывал в миссии Долорес. И Алекс, насколько я знаю, тоже не бывал. Или, может, ты его туда возила?
– Нет, не припомню такого, – призналась Эллен и тяжело вздохнула. – То есть нет. Я точно знаю, что я с ним там не была. Но он ведь мог съездить туда с кем-то еще – с дедом, с бабушкой...
– Своих родителей я уже спрашивал, – сказал Марш.
– Тогда, может быть, мои старики возили его туда. Да кто угодно, в общем-то. – Эллен пыталась вспомнить, кто, собственно, мог еще до аварии свозить Алекса в это место. И вдруг вспомнила. – Позволь, да ведь они с классом как-то ездили в Сан-Франциско! Правда, давно. Но уж если Алекс запомнит что-нибудь, то надолго. И, честно говоря, я не понимаю, почему ты в этом так упорно сомневаешься.
– Потому что не вижу в этом логики. Получается, что из всех мест, где Алекс когда-либо бывал до аварии, он запомнил только это старое кладбище, да? Прости, но я в это не поверю. – Он снова повернулся к Алексу. – Ты действительно уверен, что именно вспомнил это самое кладбище?
Алекс кивнул:
– Как только его увидел, я понял, что уже бывал здесь.
– Ну, тогда это какое-нибудь "дежа вю", – Марш пожал плечами. – Такое иногда случается – почти со всеми людьми. Об этом мы с Торресом тоже говорили.
– Я помню, – кивнул Алекс. – Но это было не так. Когда я вошел в этот сад, я даже не... не осматривался. А сразу пошел на кладбище, к этой могиле. И тогда вдруг расплакался.
– Ну хорошо, – вздохнул Марш. Протянув руку, он слегка сжал плечо Алекса. – Думаю, все-таки самое важное – это то, что ты наконец заплакал, так?
Поколебавшись, Алекс кивнул. Но... слова, которые он там слышал? Может быть, они тоже важны? Может быть, рассказать родителям о монахинях и обрывках фраз на испанском? Нет, решил он, по крайней мере – до тех пор, пока он не сможет поговорить об этом с доктором Торресом.
– Можно, я теперь пойду спать? – спросил он, выскользнув из-под отцовской руки.
Марш взглянул на часы – без четверти десять, – а Алекс, не имел привычки ложиться раньше одиннадцати.
– Так рано?
– Я хотел немного почитать.
Марш устало пожал плечами.
– Как хочешь.
Алекс шагнул вперед, нагнулся и поцеловал мать в щеку.
– Спокойной ночи.
Улыбнувшись, Эллен поцеловала его в ответ.
– Спокойной ночи, милый. – С минуту она смотрела на удалявшегося Алекса, затем повернулась к мужу. И сразу поняла – спор о том, что произошло сегодня, еще не окончился.
– Ну, ладно, – проговорила она устало. – Слушаю тебя.
Марш отрицательно покачал головой.
– Нет. Об этом говорить я больше не собираюсь. – Неожиданно на его лице появилась уже ставшая привычной невеселая усмешка. – По-моему, мне сейчас пришлось уступить одному нехорошему чувству, а мне это совсем не нравится.
Присев рядом с ним на диван, Эллен взяла его руку в свои.
– Тогда скажи мне. Ты знаешь, что мне можно сказать – мои чувства тоже доставляют мне мало радости.
Подумав, Марш тряхнул головой.
– Ну хорошо. Слушай. Так вот – я чувствую, что что-то не так. Я не могу сказать точно, что именно, потому что непрерывно убеждаю себя, что все это – результат аварии, операции на мозге, и еще – моей неприязни к великому доктору Торресу. Но сколько бы я ни убеждал себя, я чувствую – что-то неладно. Алекс изменился, Эллен, и боюсь, дело тут не только в операции.
– Но все, что происходит, так или иначе связано с ней, – напомнила Эллен, стараясь, чтобы голос ее не выдал поднимавшегося в душе раздражения. – Конечно, Алекс изменился, но все же это по-прежнему он.
Марш тяжело вздохнул.
– Вот в этом-то все и дело. Понимаю, он изменился и все такое... это так, но меня не покидает ощущение, что он – больше не Алекс.
Нет, сказала про себя Эллен. Дело в другом. Просто ты не можешь привыкнуть к мысли, что Раймонд Торрес сделал то, что ты сам никогда бы не смог. А вслух она произнесла, взглянув мужу в глаза и ободряюще улыбнувшись:
– Ну что ты. Нужно только еще немного подождать. Чудеса уже начались. И может быть, скоро произойдет главное.
Ложась спать, она решила, что завтра, после того как отвезет Алекса на встречу с доктором Торресом, отправится поговорить с психиатром.
О муже, разумеется. Не об Алексе.
* * *
Мария Торрес никак не могла уснуть. Третий час она беспокойно ворочалась на кровати и в конце концов, с трудом поднявшись, набросила поношенный халат и вышла в маленькую гостиную – зажечь свечу под образом Святой Девы. Потом долго молилась про себя – благодарила небеса за то, что молитвы ее услышаны и возмездие близко.
В этом она теперь была уверена – не зря она провела в доме Лонсдейлов почти целый день. Она слышала весь их разговор с сыном и его рассказ о том, что случилось в Сан-Франциско на старом кладбище. Как и все гринго, Лонсдейлы не замечали ее.
Для них она была всего лишь полоумной старухой, которая приходит убирать их жилье.
Но вскоре придется им узнать, кто она – ведь святые ее услышали, и дон Алехандро уже здесь, в Ла-Паломе.