Сигнал прозвучат вновь, и сестра склонилась над больным, внимательно всматриваясь в его сомкнутые веки.
Когда сигнал раздался в третий раз, она встала, подошла к столику у дверей, сняла трубку телефона и набрала номер.
После второго гудка сонный мужской голос ответил:
– Торрес слушает. Что-то произошло?
– Быстрые движения глазного яблока, доктор. По-моему, ему что-то снится, или...
– Или он просыпается. Сейчас буду. – Трубку на том конце линии положили на рычаг; нажав кнопку на корпусе телефона, медсестра вернулась к постели Алекса.
В тишине снова прозвучал приглушенный сигнал, веки Алекса начали медленно подниматься...
Он был. Он существовал в этом мире, и мир был вокруг него, состоящий из звуков и смутных образов... слишком смутных, чтобы распознать их.
Как будто смотришь кино, но пленка движется слишком быстро, чтобы успеть проследить за действием.
И темнота. Сначала – полная темнота, небытие, бездна. Потом – неясные проблески, и постепенное осознание, что он – есть. Что-то пробивалось сквозь тьму, что-то большее, чем смутные видения и неясные звуки.
Сон.
Ему что-то снится.
Но что? Он попытался сосредоточиться. Если это сон – то о чем? И почему тогда кажется, что во сне все происходит не с ним, и...
Тьма начала рассеиваться. Звуки и смутные видения глохли, исчезали.
Это не сон. Все наяву. Он сам – наяву. Он существует.
Он – есть.
Но кто такой – "он"?
"Он" – это слово, оно что-то значило, а что – это нужно вспомнить. Это слово может быть именем, но память молчала.
Тогда это слово не значит ничего?
Нет, значит. "Он" – это значит "я".
"Я" – это "я". И "он" – это тоже "я".
А кто – "я"?
Александр Джеймс Лонсдейл.
Медленно значения этих странных коротких слов начали всплывать из темной глубины памяти.
Но все вспомнить не удается, а случайные обрывки так трудно связать... Он ехал куда-то. На вечеринку? Да, была вечеринка. Надо вспомнить. Представить ее.
Да, только так. Если хочешь вспомнить что-нибудь – представь это.
Не получается.
Да, он куда-то ехал.
Машина. Он был в машине. Он вел ее. Но куда?
Нет ответа.
Представь что-нибудь. Что угодно.
Но представить не получалось, и на короткое время явился страх – он не может ничего вспомнить, кроме своего имени. Память больше ничего не выдавала. И самой памяти тоже не было – только огромная черная пропасть, и вдруг...
Маршалл Лонсдейл.
Эллен Смит Лонсдейл.
Это тоже имена. Имена людей. Кто эти люди?
Его родители.
Тьма вокруг него расступалась.
Он открыл глаза. Свет – ослепительный, нестерпимый... веки непроизвольно снова сомкнулись.
– Он очнулся.
Эти слова произнес не он, они что-то значат, и он неожиданно вспомнил что.
Он снова открыл глаза. Свет резал уже не так, и смутные видения начали обретать форму, уплотняться.
А потом вдруг вернулось зрение.
Все это он уже видел раньше, это называлось... и внезапно он вспомнил как. Он в больнице.
В больнице работал его отец. Он был доктором. Что там слева? Чье-то лицо.
Отец?
Он не знал. Шевельнулись губы.
– В-вы... кто?..
– Доктор Торрес. – Голоса он не помнит. – Раймонд Торрес. Так меня зовут. – Молчание, потом снова голос: – А ты? Кто ты?
Несколько секунд он лежал молча, потом заговорил. Слова выходили плохо, но обладатель голоса, видно, разобрал их.
– Я... Александр... Джеймс... Лонсдейл...