Демоны

– Нет. Подозреваю, что я просто выдумал его.

– Ошибаетесь. Все это время мы обследовали американские города. Это, несомненно, Детройт. Вот этот символ, вот здесь – что он означает? Я где-то видел его, но подобные тайные знаки не по моей специальности.

– Это астрологический знак планеты Сатурн. Не знаю, почему я нарисовал его здесь. Мне просто показалось, что это правильно.

– Мы сейчас же отправимся туда, в эту часть Детройта – и выясним все сами. Вы были избраны в качестве переводчика, Айра. Вас вела Душа Солнца – Золото в Чаше. Оно пребывает в Мелиссе, но временами говорит и с вами. Пойдемте – на крыше…

– Подождите, – сказала Мелисса, вскинув голову и словно прислушиваясь к чему-то, слышному только ей. – Мне кажется, надо взять с собой немного бульона.

Ньерца удивленно посмотрел на нее.

– Бульона? У меня есть доступ к правительственным запасам продовольствия. Мы не нуждаемся…

– Бульон. Я где-то видела консервы с куриным супом. Я налью его в термос.

Пейменц посмотрел на Ньерцу и пожал плечами.

Сначала нас ждал короткий, выворачивающий внутренности стремительный вертолетный рейс до частного аэродрома в эвкалиптовой роще в округе Марин, за ним последовал не менее стремительный, но уже более комфортный перелет на частном реактивном самолете до Детройта. Полет все не кончался; я чувствовал себя дезориентированным, потрясенным. Мелисса попросту спала. Пейменц не отвечал ни на один из моих вопросов. «Давай сначала посмотрим», – вот и все, что он соизволил мне сказать.

Моросящий вечер в пуленепробиваемом лимузине. Объезжая брошенные посреди шоссе машины и обломки разрушенных зданий, наш автомобиль приближался к заброшенному нефтеперегонному заводу на окраине Детройта. С деревьев, росших рядом с дорогой, спрыгнул Молольщик и поскакал к нам, каждым приближающимся прыжком заставляя мое сердце бухать все громче. Лимузин со скрежетом остановился – Молольщик блокировал нам дорогу в сотне футов впереди. Когда он, пыхтя, начал приближаться к нам, Ньерца сказал:

– Жмите на газ – поезжайте прямо на него!

Водитель – тот самый Мимбала, который вел вертолет – с сомнением покачал головой, но повиновался. Он запустил мотор, и мы с ревом понеслись на Молольщика – который прыгнул прямо в воздух за какое-то мгновение до того, как мы должны были в него врезаться. Я не видел, как он приземлился после первого прыжка, но несколькими секундами позже демон был уже на расстоянии, большими скачками удаляясь прочь.

Я заметил тень Крокодиана, колыхавшуюся над обочиной дороги, словно он «вел» нас сверху; меньше чем в четверти мили позади за нами плыл по воздуху Паук, словно пух какого-то адского одуванчика. Но ни один из них не осмеливался приблизиться.

Снова Мелисса и Золото в Чаше.

Пейменц, подсвечивая себе фонариком, рассматривал мой рисунок, сравнивая его с картой местности. Он указал на отходящую от шоссе гравийную дорогу; она была перегорожена стальными воротами, закрытыми на цепь.

– Туда!

Мы уже проехали поворот, пришлось останавливаться и сдавать назад. Выйдя из машины, Мимбала сбил замок с помощью большой кувалды и зубила, которые достал из багажника, затем вновь сел за руль и въехал в ворота.

– Ничего не трогайте, – сказал Пейменц, когда мы вышли из лимузина. Мы находились среди выглядевших заброшенными шлакоблочных строений в тени ржавеющего нефтеперегонного завода. – Этот район сейчас в запустении; здесь была промышленная авария. Помните – почти в то же время, что и в Геркулесе? Около тысячи двухсот человек погибли в токсичном облаке. А сколько с тех пор погибло в окрестностях, я даже не знаю.

Мы оглядели темные, не поддающиеся определению строения – и тут увидели, как из дверного проема выступил слегка фосфоресцирующий силуэт человека. Это был Мендель. Теперь на нем была средневековая кольчуга, а также плащ: красный крест на белом фоне. Он сделал жест, подзывая нас к себе.

Потом Мендель повернулся и пропал, растворившись в закрытой двери. Мы поспешили к ней и обнаружили, что она заперта на два замка. Вновь за дело взялся Мимбала со своим зубилом. Он долго и мучительно громко молотил кувалдой, и эхо отдавалось в заброшенных зданиях вокруг. Я был уверен, что этот ужасающий грохот приведет к нам кого-нибудь – или что-нибудь. Но никто не появился.

Наконец дверь была открыта, и мы вошли. Внутри оказалась лестница, освещенная тусклым неприятным желтым светом, ведущая куда-то под землю.

Глубоко под землю. Мы спустились на десять пролетов, когда перед нами предстала еще одна дверь; за ней открывалось нечто вроде вестибюля, в котором находилось каменное сооружение – это была мастаба [34 - Мастабы – гробницы древних царей Египта, существовавшие до пирамид (период Древнего царства).] из какого-то красноватого камня, но построенная совсем недавно: репродукция низких, с наклонными стенками, продолговатых сооружений, служивших входами в древние египетские гробницы. Спереди на ее двери были высечены изображения египетских богов в иероглифическом стиле – на одной створке изображение Сета, а на другой…

– Этого я не узнаю, – сказал я.

– Омонет, – сказала Мелисса. – Владычица бесконечности.

– А вот это, – я показал на соседние изображения, – это же геометические символы, пентаграммы, символы из каббалы; они не сочетаются с египетскими. Здесь все смешано в одну кучу!

– Собственно говоря, здесь ничего не напутано, – сказал Пейменц. – Это символы из различных культур, но все они означают одно и то же. И то, что отображено символически в иероглифике, повторяется вот здесь, в тексте. – Он указал на надпись над дверью. – Это, я полагаю, на шумерском… А вот это я могу прочесть – это древнегреческий. Речь идет о простой обменной операции: «Темному богу мы отдаем жизнь; от темного бога мы получаем жизнь».

У Ньерцы вид мастабы, казалось, вызывал нетерпение. Он махнул рукой, и Мимбала, тоже все больше нервничавший, принялся открывать эту последнюю дверь, которая была сделана из свилеватого темного дерева.

Несколько ударов зубила – и темная дверь распахнулась внутрь, открыв за собой несколько каменных ступеней, ведущих вниз, к короткому бетонному коридору и еще одной двери, металлической, выкрашенной голубой краской и освещенной лампочкой над верхним косяком. Эта дверь была не заперта, она вела в просторное подземелье – огромное, как футбольное поле.

Мы вошли в помещение, пытаясь окинуть его одним взглядом. Оно было залито резким светом флюоресцентных ламп под потолком, настолько низким, что Ньерце пришлось пригнуться. Под лампами располагались сотни больничных коек на колесиках; на каждой койке виднелась лежащая фигура мужчины или женщины, по всем признакам мертвых. На них была обычная уличная одежда, их кожа казалась серой; на некоторых виднелись нити паутины. Однако в них не было заметно никаких признаков разложения. Откуда-то доносилось гудение мощных вентиляторов, слышался шорох искусственного потока воздуха.

– Эти люди… – сказала Мелисса. – Они лежат так тихо… Они что, мертвые?

– Не думаю, – сказал Ньерца. – Они спят, и более чем спят – это нечто вроде временного прекращения жизнедеятельности. Кататония, пародия на смерть…

– Обширное прижизненное погребение, – пробормотал Пейменц. – Эдгар По отдал бы все что угодно, чтобы здесь побывать.

Мелисса вдруг тихо охнула и схватила меня за руку, куда-то показывая. Я посмотрел и увидел, что в центре помещения стоит Мендель, склонив голову в молитве. Это был призрак – он одновременно был здесь и не был. Его тело слегка просвечивало.

– Хвала Господу, вы пришли! – послышался еще чей-то хриплый голос справа.

Хромая, из теней показался Шеппард и побрел к нам, волоча ноги и морщась, пока не оказался в дюжине шагов от нас. Я едва узнал его. Его костюм был в лохмотьях; у него отросла клочковатая борода, в которой засохли струйки то ли рвоты, то ли крови; его глаза поблескивали из глубоких впадин глазниц. Он горбился; его одежда висела на нем так свободно, что пожатие плеч могло бы сбросить ее на пол.

– Стойте где стоите, – сказал Пейменц, вытаскивая из бокового кармана маленький пистолет.

Мелисса взглянула на оружие, затем с удивлением перевела взгляд на отца.

– Мне кажется, бояться нечего, – сказал Ньерца. – По крайней мере на данный момент. Я не думаю, что он может быть нам опасен.

– Я тоже не думаю, – с одышкой проговорил Шеппард. – Это место охраняется демонами. Их тут десятки, все семь кланов, по всей территории вокруг здания. И все же… все же вы вошли невредимыми. Видно, Золото в Чаше поистине здесь, с вами. Это так? – Он посмотрел на Мелиссу. Я заметил, что она слегка вздрогнула под его лихорадочным взглядом. – Да, конечно же… Несомненно, это так!

– Почему вы здесь – и не в трансе? – спросил Пейменц, оглядываясь вокруг в поисках Менделя. Однако призрака больше не было видно.

Шеппард облизал потрескавшиеся губы. Вся его прежняя сдержанность, его машиноподобная сбалансированность исчезла. Он казался скорлупкой, оболочкой, которая держалась на чистой воле.

– Я… – Он покачал головой, на мгновение потеряв способность говорить, и закашлялся, прикрывая рот костлявыми пальцами.

– Сядьте, профессор Шеппард, – сказала ему Мелисса. – Сядьте, отдохните. – И добавила про себя: – Теперь я знаю, кому предназначался бульон…

Термос был у нее в большой кожаной сумке, висевшей на ремне через плечо. Она опустилась на колени рядом с Шеппардом, помогла ему сесть прямо и поднесла к его губам красную пластмассовую крышку термоса, наполненную бульоном. Он с жадностью принялся пить. Временами ей приходилось сдерживать его, чтобы он не облился.

В конце концов он отвел ее руку.

– Благослови вас Бог, дорогая.

– Ваши уста оскверняют имя Божье, Шеппард, – прогремел Ньерца.

– Да, – отвечал Шеппард; теперь он выглядел сонным. – Да, наверное. Я не хотел осквернять его. Я прошу прощения – и ведь я страдал, доктор Ньерца, это была моя епитимья – да, страдал перед Господом, все эти недели, в этом самом подземелье. Я принес с собой еду и питье, но недостаточно, и мне было плохо, так долго… так плохо… И эти видения… ужасные видения… Но понимаете, я был уверен, что Золото в Чаше явится, если только я проживу еще день, еще час… еще минуту… И так и случилось. Мне казалось, что я слышал, как Мендель шептал мне на ухо. Дорогой Мендель, которого я еще не так давно ненавидел – да, ненавидел! – Он печально рассмеялся. – О, как я истощен… я обессилен и холоден, как… уже давно я не могу заснуть… Как я завидовал их сну… и в то же время страшился его…

Он сгорбился, но выпрямился вновь, когда Пейменц подошел и встал рядом с ним.