Слабым здесь не место. Охота

– Я помню про лошадь.

– Да защитят мертвые живых. – Насчет сделки Тархельгас не сомневался, а вот тело его беспокоило. – Кто-то должен позаботиться об умершем.

– Мы отнесем его. – Он жестом приказал своим поднять мертвого лесоруба. – Повесим по законам котлов, а после уйдем. Даю слово, охотник.

– И я его принимаю.

Бандиты даже не стали собирать пожитки, если те у них и были. Смешно пятились назад, пока трое тащили тело к выходу.

Им никто не препятствовал.

Балес был вне себя, но вместо того, чтобы кричать о несправедливости, трусости и безвольности охотника, просто развернулся и, не скрывая переполняющего гнева, смешанного с разочарованием, поднялся в комнату на второй этаж.

Тархельгас же оплатил еще бутылку, перевернул стол, нашел целый табурет и начал привычным способом глушить голоса.

– И что жене его теперь сказать? – заговорили лесорубы меж собой.

– Что дух котлов забрал Фиодеха неотомщенным.

7

Уже на следующее утро охотник и кастодианин двинулись в путь. Оба в синяках, с едва зажившими ранами, с избитыми кулаками и с достаточным похмельем, чтобы хоть немного радоваться в меру морозному утру.

Ехали молча. Тархельгас – впереди, Балес – чуть позади на купленном скакуне.

Лошади ступали не спеша, под стать медленно падающему снегу. Вырубки были не тронуты. Ни следа саней, ни копыт.

Магическое умиротворение котлов в предрассветных лучах сола. И если Тибурон старался с его помощью отрешиться от недовольных промедлением голосов, то парень вообще не находил себе места.

Дело было не в ноющих ранах, опухшей руке и головной боли. Джувенил не мог найти оправдания тому, что увидели вчера его глаза.

Распираемый собственным негодованием, не в силах больше сдерживать себя, парень поравнялся с охотником, решившись заговорить:

– Я просто не могу понять…

– Тогда лучше повремени с заявлениями, пока не разберешься, что к чему.

Тибурон перебил его непривычно сдержанно. Словно Джувенил опять сморозил какую-то глупость.

Опыт, напомнивший ему, что охотник каждый раз находил что ответить, невольно заставил призадуматься.

– Далеко не это я готовился увидеть. Рассказы о вас были совсем иного толка.

– И что же ты слышал?

– Истории о Рыцаре Воющего Ущелья, в одиночку защищающем долины. Представитель каст, которого захотели похоронить в снегах, а он выжил и по долгу чести и рода сражается за людей. Жизнь превыше всего, и вы ее защитник, не так ли звучит девиз касты Тибурон? А на деле же вы Отрубатель Голов. Охотник, приспосабливающийся, чтобы выжить. И знаете, не увидев в вас рыцаря, я до последнего надеялся, что вы хотя бы чистите ряды, верша благо для народа, но на деле вы и Отрубатель, только когда удобно. Убиваете неугодных в выгодных для себя условиях. А в противном случае просто проходите мимо.

Падающий снег успокаивал. Тархельгасу казалось, будто он далеко отсюда, где-то в прошлом. Он не видел смысла объяснять Балесу, почему вчера поступил именно так, как поступил. Охотник знал, что не убил бы всех, а если бы выжил сам, то бандиты ушли бы и потом вернулись, сначала отомстив жителям, а потом попытались бы добраться до него. Развяжи он драку – жертв среди местных стало бы больше, чем один лесоруб, и среди них мог оказаться Балес. Но к чему вся эта болтовня? Парень мерил мир лишь крайностями, когда жизнь сама уже давно приспособилась, представляя собой нечто среднее.

– Хочешь знать, как я стал охотником и начал рубить головы, – Тархельгас не спрашивал – просто утверждал. Говорил отрешенно, спокойно, так, словно произошедшее вчера его не заботило и вообще не имело значения. – С момента падения Воющего Ущелья минуло четыре луна. Я пил так много, как это только возможно, стараясь забыться и заглушить…

8

1361 з. н.н. Изрытый котел. Поселение Северных Гаос

С момента падения Крепости минуло четыре луна.

Тархельгас пил так много, как только возможно, и шел так далеко, покуда хватало сил. Без цели. Без осознания, без желания. Попытки отыскать людей, атаковавших крепость и повинных в смерти возлюбленной, закончились ничем.

Мир перестал существовать для него. Лишь горечь утраты любимой жены и ребенка.

До этого момента ему казалось, что он познал всю боль, которую причинила ему жизнь, однако ссылка на север и перечеркнутое будущее не шли в сравнение с гибелью тех, кем он так дорожил.

Тархельгас не видел выхода. Голоса не помогали. Превратились в единый громогласный хор, который стало невозможно разобрать. Он глушил его алкоголем и теперь, спустя столько времени, не имел ни малейшего понятия, как оказался в очаге и где вообще находился.

Все вокруг плыло, пока его окончательно не вырубило.

Проснулся Тархельгас от мощного удара в дверь и взбудораженных криков людей, что ввалились следом. Толпа местных, человек пять или шесть, пыталась чего-то добиться от мужика, который не хотел их слушать. Он сел за стойку, отмахнувшись от назойливых просьб.

Тархельгас, не отрывая помятого лица от руки, на которой уснул, лишь наблюдал за ними, не разбирая ни единого слова. Будто звук начисто отсутствовал. Только картинка.

Чуть позже о себе дали знать жуткая головная боль и голоса. Он с горечью осознал, что начинал трезветь. Эту проблему должна была решить бутылка, но, потянувшись вперед, онемевшие пальцы опрокинули ее.

Тархельгас, не поднимаясь, смотрел, как самогон выплескивался из бутылки и без всяких преград растекался по столу. Просачиваясь меж грубо сколоченных досок, он лился на пол, на сапоги и штаны Тибурона.

Пришлось пересилить себя и оторвать голову от стола, чтобы отодвинуться в сторону.

Он еще не до конца понимал, что происходит, в то время как разговор, больше походивший на перепалку, набирал обороты.

– Банда Одноглазого ограбила склады с провизией, металлом, шкурами, убила семерых! – это повторили уже раз в пятый, лишь поменяв слова местами.

– Нужно что-то предпринять!

– Вы же заказчик!

– Я уже сделал все, что от меня зависит. – Мужик выпил залпом большую кружку эля и продолжил говорить, вытерев рукавом густые усы: – Я послал за тремя охотниками. Они прибудут к утру. А Одноглазый далеко не уйдет. Осядет в сторожке, пока не скроется лун.

– Кровавый лун, – дополнил хозяин очага, вставший на сторону заказчика. – Кем бы они ни были, завтра поутру охотники найдут только их тела, и то если повезет.

– Их восемь, – не унимались местные.

– Клинки с серебром…

– Да будь их хоть двадцать! – перебил заказчик. – В котлах это не поможет. Выйдя за пределы поселения, Одноглазый с его людьми, считай, сами вздернулись на дереве.

– Но если они уйдут?

– Мы потеряем треть запасов.