Когда ты исчез

Я начну жизнь заново: человеком, которым хочу быть сам. Не таким, каким меня сделала Кэтрин.

16:00

Солнце тяжело давило на плечи и жарило лоб, поэтому я развязал рубашку, которую прежде обмотал вокруг талии, и прикрыл ею голову. Судя по дорожному знаку, я находился в полутора милях от парка отдыха, мимо которого мы проезжали однажды, играя в счастливую семью.

Ветхое сооружение, окруженное забором из колючей проволоки, выглядело весьма странно. Кэтрин тогда сказала, что это место напоминает ей Освенцим из документального кино. Правда, народу здесь отдыхало немало, так что многие с ней, наверное, не согласились бы.

Я прошел сквозь распахнутые ворота, державшиеся на ржавчине и слоях облупившейся краски. По большой дуге стояло штук тридцать трейлеров. Еще несколько примостилось в отдалении, среди кустов. Громко визжали дети, родители играли с ними в крикет, а бабушки с дедушками сидели рядом и слушали что-то хрипящее из портативного приемника. Можно было позавидовать их незатейливому счастью.

Невдалеке я заметил небольшой торговый киоск, окруженный выцветшими пластиковыми стульями и столами. Порывшись в карманах, я с усмешкой обнаружил смятую двадцатифунтовую купюру, которая, видимо, пережила стирку. Судя по всему, новому Саймону везло больше предыдущего. Я заказал колу у скучавшей девушки за прилавком, и та, закатив глаза, спрятала мою купюру в кассовый аппарат.

Я просидел на пластиковом стуле до самого вечера, наблюдая за отдыхающими со стороны – будто впервые посетив Землю. Я и забыл, на что похожа обычная семейная жизнь, какой она была до предательства Кэтрин.

Хватит, не надо думать про нее и про последствия ее решений. Я больше не безвольный актер в ее пантомиме.

20:35

По мере приближения ночи парк накрыло запахами жареного мяса и ароматических свечек. Я думал, меня никто не замечает, но к моему столику вдруг подошел мужчина средних лет с голым торсом. Он сказал, что его жена еще днем заметила, как я сижу один, и пригласила отужинать вместе с ними.

Я с благодарностью принял приглашение и набил желудок жареными сосисками. За едой я больше слушал, чем говорил. Когда меня спросили, откуда я, то соврал. Сказал, что вдохновился примером одного знаменитого спортсмена, который ради благотворительных сборов недавно прошел от Лендс-Энд до Джон-о’Гротс[2 - Лендс-Энд – Джон-о’Гротс – туристический маршрут, пролегающий между двумя крайними точками острова Великобритания, на юго-западе и северо-востоке соответственно. Для пеших туристов протяженность маршрута – 1900 км. Для его прохождения в среднем требуется 2–3 месяца.], и в целях поддержки бездомных решил повторить его подвиг.

Я быстро понял, как легко на самом деле врать – особенно когда люди готовы верить каждому твоему слову. Неудивительно, что моя мать стала в этом деле мастером.

Новых знакомых так впечатлил рассказ, что они предложили мне в качестве взноса для моей благотворительной организации десятифунтовую купюру. Я взял ее без особых угрызений совести, не считая нужным объяснять, что вся моя благотворительность ограничивается помощью родной семье.

Поблагодарив их, я извинился и пошел к трейлерам, стоявшим в отдалении. Убедившись, что они пусты, открыл металлическую защелку на окне и незаметно забрался внутрь.

Воздух оказался затхлым, подушка – комковатой и воняла по?том предыдущих гостей, а накрахмаленное жесткое одеяло царапало грудь. Зато у меня была крыша над головой. Я вытер с окна грязь, оглядел свое новое убежище и улыбнулся. До чего приятной может стать жизнь, если ее не усложнять.

За день я безмерно устал. Ноги ныли, на пятках саднили мозоли, лоб начал облезать, поясницу ломило. Но эту боль я практически не замечал.

Я спал крепко, как младенец. Не мучился ни мечтами, ни планами, ни, самое главное, угрызениями совести.

Нортхэмптон, наши дни

8:25

Кэтрин сидела в гостиной, поставив ноутбук на столик из красного дерева. Она слегка повернула экран, чтобы видеть на рабочем столе фотографию Пятой авеню в Нью-Йорке, и улыбнулась. Хорошо бы выкроить время и съездить туда еще раз.

Судя по времени, последнее письмо Джеймс отправил рано утром. Он не бывал в родном доме уже целый месяц, однако Кэтрин давно смирилась с тем, что старший сын избрал себе жизнь, связанную с разъездами по всему свету. Несмотря на занятость, Джеймс старался сообщать матери о своих передвижениях, а если ему не удавалось черкануть пару строк или хотя бы поздороваться, она заходила на его сайт или страницу в «Фейсбуке», чтобы почитать последние посты. Робби попытался научить ее пользоваться скайпом, но она предпочла научиться другому – записывать сериалы с телевизора.

Кэтрин скучала по тем временам, когда письма писали чернилами. Грустно, что столько людей вокруг считают, будто стучать пальцами по клавиатуре проще и моднее, чем водить ручкой по бумаге. Впрочем, она и сама давно не брала в руки перо – если только затем, чтобы вывести под документами подпись.

Эмили недавно ушла. Она обещала вернуться к вечеру и отвезти ее на ужин. Значит, есть время, чтобы ответить Джеймсу и заказать пару книг на «Амазоне».

Однако не успела Кэтрин включить ноутбук, как в дверь постучали. Она сняла очки, закрыла крышку и пошла открывать. Крикнула, отпирая замок:

– Опять забыла кошелек, дорогая.

Однако за дверью обнаружила не Эмили. На пороге стоял пожилой джентльмен.

Кэтрин улыбнулась.

– О, простите. Я думала, это моя дочь.

Мужчина улыбнулся в ответ, снял шляпу и пригладил редкие седые волосы, обрамлявшие лысину.

– Вы что-то хотели? – спросила она.

Он не ответил, только посмотрел ей в глаза, чего-то терпеливо ожидая. Кэтрин мысленно отметила его средиземноморский загар, сшитый на заказ костюм-тройку и даже с беглого взгляда убедилась, что голубой галстук – из чистого шелка.

Пауза затягивалась, молчание становилось неловким. Впрочем, опасности она не чуяла. Мужчина был привлекательным на вид, ухоженным и отчего-то знакомым. Может, они встречались где-нибудь во Франции, когда она ездила в шопинг-тур? Но откуда он узнал ее адрес? Нет, глупости…

– Вам чем-то помочь? – спросила Кэтрин.

Наконец мужчина открыл рот и заговорил:

– Здравствуй, Китти. Давно не виделись.

Она озадаченно нахмурилась. Никто не называл ее Китти, никто, кроме отца и…

Сердце рвануло, как при прыжке с тридцатого этажа.

Глава 2

КЭТРИН

Нортхэмптон, двадцать пять лет назад

5 июня, 04:45

Глаза нещадно жгло, будто от уксуса. Я не спала больше суток. Не давали покоя мысли о Саймоне.

В постель я легла ближе к полуночи, переодеваться не стала: казалось, что надеть пижаму – все равно что признать, будто Саймон уже не вернется. Когда это закончится? Было тошно от одной мысли, что завтра все начнется по новой.

Дверь в спальню я оставила открытой, чтобы не пропустить звонок или стук в дверь. Всю ночь пролежала неподвижно поверх одеяла, потому что лечь как полагается – значит, потерять драгоценные секунды, пока в спешке буду выпутываться из постели, чтобы схватить внизу трубку. Ужасно хотелось спать, но на душе было тревожно, и я подскакивала от малейшего шороха или скрипа – вдруг это Саймон крадется по коридору; зайдет сейчас и скажет: мол, прости, я не хотел… Потом обнимет меня крепче обычного, и эти ужасные двадцать четыре часа растают без следа.

Мы уже давно не спали в обнимку. Я скучала по тем временам, когда Саймон насвистывал «Отель Калифорния», подстригая лужайку, или собирал вместе с Робби божьих коровок в банку из-под мармелада. Мне не хватало его теплого дыхания на шее. Где же он, тот мужчина, который баюкал меня на руках, пока я истошно рыдала, умоляя Господа вернуть моего мальчика?

Я лежала, не смыкая глаз, до самого рассвета. Приближался новый день – а я еще не отошла от предыдущего.

8:10

– Где папа? – спросил вдруг Джеймс, поглядывая на дверь.

– Он… э-э… уже ушел на работу, – соврала я и поскорей сменила тему.

Когда дети проснулись, я постаралась сделать вид, будто все в порядке. Правда, накормив их завтраком и собрав обед в школу, невольно обняла крепче обычного, пытаясь ощутить внутри них Саймона. Потом передала детей Поле, чтобы та отвела их в школу, а сама налила четвертую чашку кофе за утро и принялась ждать Роджера.