Даже Оскару – и тому надоело гулять, и он бессильно плелся сзади.
Странное я, должно быть, представляла собой зрелище – взмыленная мамаша в одной руке тащит ревущего ребенка, второй волочит на поводке измученную собаку, пихает впереди коляску и под каждой корягой высматривает труп своего мужа…
17:50
«Шесть часов, – твердила я себе. В шесть часов все будет хорошо, потому что в это время он всегда возвращается домой».
Саймон очень любил проводить вечера дома: он помогал купать детей, укладывал их в кровать и читал им на ночь сказки про мистера Щекотку и мистера Бабаха[1 - Двое из целого ряда «веселых человечков», созданных знаменитым британским детским писателем и художником Р. Харгривзом в рамках серии «Mr. Men».]. Дети в силу возраста не чувствовали между нами тоски и напряжения. Я давно смирилась с тем, что как раньше, скорее всего, не будет.
Днем я забрала Робби с Джеймсом из школы. Принялась жарить рыбу в панировке и накрывать на стол, Джеймс болтал, рассказывал про своего приятеля Никки и его машинки из конструктора, но я не слушала. Каждую минуту глядела на настенные часы.
Когда пробило шесть, я чуть не расплакалась. Бросила еду прямо на плите и уставилась в окно, в сад.
Мы любили проводить там вечера: наливали себе красного вина и пытались наслаждаться жизнью. Обсуждали детские шалости, работу; мечтали о том, как однажды заработаем много денег и купим виллу в Италии, будем уезжать туда каждый год на каникулы. В общем, говорили о чем угодно, лишь бы не обсуждать то, что случилось в прошлом году, поставив под удар наши отношения.
Я торопливо уложила детей спать, объявив им, что папа просил извиниться: он задерживается на работе и вернется очень поздно.
– А почему он без бумажника? – спросил вдруг Джеймс, когда я подтыкала ему одеяло.
Я замолчала.
– Папин бумажник лежит на полке. У двери, – добавил тот.
Наверное, есть какая-то разумная причина, по которой Саймон ушел из дома без бумажника. Однако достойных объяснений я придумать не смогла.
– По глупости, видимо, забыл…
– А-а, ясно, – пробормотал Джеймс, укутываясь в одеяло.
Я ринулась вниз проверить, не выдумывает ли он. Сколько раз сегодня я прошла мимо той полки – раз сто, наверное?
Саймон всегда брал с собой бумажник, даже если выходил из дома на пробежку.
Именно в эту секунду я поняла, что случилась беда. Страшная, непоправимая беда.
Я принялась обзванивать его друзей – узнать, не заходил ли он к ним в гости. Опять услышала в их голосах жалость, пусть даже прикрытую искренней заботой. Потом нашла в телефонном справочнике номера городских больниц и стала по очереди обзванивать, спрашивая, не поступал ли к ним пациент его возраста. Страшно было даже представить, что Саймон мог весь день проваляться на больничной койке неопознанным.
Я тревожно постукивала колпачком ручки по бедру, пока регистраторши без толку рылись в своих записях. На всякий случай, если его вдруг привезут позднее и без сознания, я оставила приметы.
Оставалось только одно – позвонить отцу Саймона и его мачехе, Ширли. Когда оказалось, что там он тоже не появлялся, пришлось выдумать своему звонку объяснение – мол, он собирался к ним сегодня заглянуть, но, наверное, перепутал дни. Мне, конечно, не поверили. Саймон не был рассеянным – по крайней мере, когда дело касалось его родителей.
Я пришла в такое отчаяние, что была готова позвонить даже человеку, чье имя поклялась больше не вспоминать. Хотя в нашем доме о нем не говорили больше трех лет, и вряд ли я сумела бы найти его контакты…
Телефон вдруг шумно зазвенел. Я ударилась локтем о шкаф, ругнулась, схватила трубку и разочарованно выдохнула, услышав голос жены Стивена, Байшали.
– Может, тебе чем-нибудь помочь? Давай я приеду? – спросила та.
Я отказалась, и она пообещала позвонить позднее.
Мне не нужны были подружки, мне был нужен муж. В голове било набатом: Саймон пропал на весь день, и никто не знает, где он. Я злилась на саму себя – что не объявила тревогу раньше.
Плохая все-таки из меня жена… Не знаю даже, как теперь буду извиняться перед Саймоном.
21:00
Вскоре после моего звонка приехали Роджер и Пола – и именно в тот момент я окончательно сломалась.
Когда дверь открылась, они увидели, что я стою на пороге и заливаюсь слезами. Пола обняла меня и повела обратно в гостиную, где я просидела почти весь вечер у телефона. Роджер знал Саймона еще со школы, однако сейчас приехал не как друг, а как служащий полиции.
Правда, Пола не дала ему вставить и слова, взяв организацию допроса в свои руки.
– Ладно, давай начнем с самого начала. Подумаем, где этот придурок может шляться весь день, – заявила она. – Уж я-то ему устрою, когда найду!
Мы перебрали все возможные варианты: куда он мог пойти и с кем. И ни к чему не пришли. Судя по всему, Саймон растворился в воздухе.
Страшно было даже думать об этом, а от разговоров и вовсе бросало в дрожь. С каждой минутой становилось только страшнее. По стандартам полиции, нам предстояло выждать целых двадцать четыре часа, прежде чем подавать заявление о пропаже. Правда, Роджер был готов нарушить протокол и сам позвонил в участок.
– Господи, Пола, что с ним могло случиться? – дрожащим голосом спросила я.
Она не знала, что ответить, поэтому сделала единственное, ради чего нужны друзья: сказала то, что я хотела услышать.
– Он найдется, Кэтрин; правда, найдется, – шепотом пообещала Пола и крепко меня обняла.
Я словно попала в кошмар – такое могло случиться с кем угодно, только не со мной. Не с моими близкими и не с моим мужем.
САЙМОН
Нортхэмптон, двадцать пять лет назад
4 июня, 5:30
Я перекатился на бок и посмотрел на жемчужно-белый циферблат будильника, стоявшего на тумбочке. Полшестого утра. Как обычно. За последние пятнадцать месяцев я уже позабыл, что такое крепкий сон.
Наши спины разделяли сущие сантиметры, и я чувствовал, как с каждым вздохом во сне изгибается позвоночник Кэтрин. Я отодвинулся. Принялся наблюдать, как в спальню сквозь щель в занавесках пробирается тусклый кремово-рыжий луч.
Откинул простыню, посмотрел на солнце, встававшее над кукурузным полем, чтобы залить светом наш унылый дом. Натянул висевшую на стуле одежду, открыл шкаф, стараясь не скрипеть петлями и не разбудить жену.
Нащупал часы, которые почти всю жизнь пролежали на полке в зеленой коробке. Надел их на запястье. Ремешок щипался, выдергивая волоски. Коробку оставил на месте.
Осторожно прошел по комнате и бесшумно закрыл за собой дверь. В коридоре остановился у всегда запертой спальни. Взялся за ручку, начал ее открывать. Но замер.
Не могу. Не надо. Незачем возвращаться в тот день.
Лестница застонала под моими ногами, вспугнув дремавшего пса. Оскар распахнул янтарные глаза и поплелся ко мне, спросонья едва перебирая лапами.
– Прости, приятель, не сегодня.
Обойдемся без обычной прогулки.