«Роб Рой» на Балтике

Все это заняло столько же времени, сколько вам потребовалось, чтобы прочитать этот абзац. Но этого времени хватило, чтобы я на бегу уже смирился в мыслях с ужасной катастрофой и добежал до места происшествия с истерическим смехом и мыслью – печально, но уж лучше пусть лодка будет разбита вдребезги, чем наполовину… и потом бесконечный ремонт.

Не глядя на лошадь и обломки телеги, я бросился к «Роб Рою» и ласково перевернул его, как ребенка, упавшего из экипажа. Каково же было мое удивление, когда оказалось, что лодка цела, только сломан флагшток и поцарапан лак. Ни одной трещины в кедровой палубе, а в моих запасах не разбилось ни одной бутылки. Лодка удачно кувырнулась на только что сломанный частокол, приземлившись на него крепким дубовым килем, на котором осталась глубокая отметина. Никаких других повреждений!

Происшествие было настолько экстраординарным, а избавление таким чудесным, что могу только надеяться, что больше никогда не придется рассказывать о чем-то подобном.

Офицер наотрез отказался от предложения заплатить за сломанную телегу, сказав, что это дело «субсидии», а он рад помочь английскому путешественнику. Затем новая повозка доставила нас к озеру Окланген, глубокому и темному, с густым лесом на скалистых берегах. После восхитительной прогулки по озеру я был очень рад, не обнаружив в трюме воды: ремонта не понадобилось. Пусть каждый байдарочник последует моему совету – строить дубовую лодку!

Шум воды сказал, что здесь река имеется. Таким образом, мы начали плавание по реке Врoнгселвен от самого ее истока. Здесь стояла большая лесопилка, но никого не было видно: все рабочие ушли на миддаг (обед). Я решил, что было бы неплохо сделать то же самое. Притащив лодку в кузницу и устроив огонь на наковальне, оградив его кирпичами, я решил сварить консервированный суп.

Вскоре варево закипело, распространяя пикантный запах, и в него была добавлена добрая порция риса. Но почему-то зерна риса не хотели разбухать, как обычно бывает при варке. Ах, ведь их нужно было заварить заранее. Однако голодному все равно, разбухли зернышки или не успели, и все было быстро съедено с помощью моей деревянной ложко-вилки (см. стр. 45). С печеньем и разбавленным бренди обеденный привал прошел неплохо.

Вернувшиеся рабочие лесопилки были поражены, увидев на своей наковальне банкетный стол. Но вот все было собрано, и мы снова пустились по реке, которая на протяжении нескольких миль была похожа на шотландский форелевый ручей, то журчащий по камням, то образующий озерца, скрытые густой листвой, папоротниками и упавшими лиственницами, свисающими так низко, что приходилось наклоняться. Иногда я шел вброд; при ласковом летнем солнце приятно было плескаться в прохладном хрустальном ручье, напрасно пытаясь схватить рыбку.

В путешествии за границу вы встречаете множество людей. Не умея бегло говорить на чужом языке, вы не можете и передать им дружеское слово о другой жизни. Но ведь можно дать им бумагу с напечатанными на их родном языке словами о том, о чем всем хорошо было бы думать каждый день.

Увы, многие статьи и заметки о вере слабы, плохо написаны и раздаются кому попало, поэтому некоторые люди порицают подобные материалы и их раздачу. Но тогда следовало бы осудить и разговоры, ведь болтать – пустое дело. Почти все норвежцы и шведы умеют читать, людей образованных среди них больше, чем в любой стране Европы. Они охотно принимают брошюры, особенно, если дающий их человек привлекает внимание своим образом жизни. Так что нет лучшего места для раздачи брошюр, чем Скандинавия.

Но их еще надо довезти до места! В прошлом путешествии в Норвегию мы втроем привезли для распространения 3000 брошюр и много Заветов. Часть этого, большая связка, была упакована в жестяную коробку вместе с несколькими фунтами твердого печенья, и это было помещено в мою тележку. Когда мы тронулись в путь, она ужасно громыхала, но после нескольких миль пути звук становился все более глухим. Потом мы открыли коробку и обнаружили массу мелкой пыли, похожей на муку. Печенье было истерто в крупинки, и бумага тоже. Все превратилось в мелкие клочки.

К счастью, другие пачки наших бумаг и книг уцелели, и они были с удовольствием розданы и благодарно приняты. Иногда их читали среди внимательных слушателей; в другое время к нам подходили лодки и просили дать им bok (книгу), даже предлагали деньги за Новый Завет.

Имея многолетний опыт в этом вопросе, я убежден в огромной пользе, доставляемой таким образом, но, конечно, осознаю необходимость благоразумия и здравого смысла. Никакое средство миссионерской работы не принесет добра без вдумчивого отношения и молитвы.

Не стоит шутить над этой практикой, смех не принесет добра. Позвольте сказать раз и навсегда, что в этом путешествии, как и во всяком другом, я постоянно раздавал статьи о вере, хотя иногда и чувствовал, что кто-то (или я сам) не готов для такого общения. Появлялся некий барьер и стеснение, какого не должно бы быть между сыновьями и дочерьми Адама и Евы, странствующими вместе в одном мире. Ну вот, теперь у вас есть трактат от «байдарочного капеллана».

Вскоре мы вышли в новое озеро. Между плаванием по рекам и озерам такая же большая разница, как между пересечением гор и равнин. На реке – течение, пороги, а то и водопад; постепенно разворачивающаяся панорама, из которой видны только несколько сотен ярдов. На озере – открытые дали, высокие утесы, скалы и островки, величавые деревья и, конечно, волны, которые придают совсем другой дух плаванию. Когда вода спокойна, ее зеркало отражает вечерний солнечный свет и плывущие облака, повторяя картину небес.

Но не всегда облака романтичны и недосягаемы. Вскоре они сомкнулись, и полил самый обычный дождь, поток капель шипел на поверхности воды. На озере негде укрыться, и при продолжении плавания команда могла бы взбунтоваться. Поэтому было решено остановиться у единственного дома, а вечером, если дождь прекратится, заняться рыбалкой.

Надежно поставив «Роб Рой» на берег, сквозь кусты я подошел к скромному жилищу. Внутри была только одна старая женщина. Я нахваливал ее лепешки, и мы с ней сели пить кофе. Было видно, что она удивлена – не сон ли это, незнакомый мужчина, одетый в серую фланель и говорящий какую-то тарабарщину, но уплетающий лепешки не хуже, чем ее знакомые.

К счастью, мне удалось найти на дороге помощников, возможно, просто двоих бродяг. Они были мокрые и усталые, но пошли со мной к лодке, спрятанной под кустом ежевики. Там уже стояли зрители, на этот раз – коровы. Видимо, лодка отвлекла их от любимого занятия – носиться вдоль берега реки с задранным хвостом и яростным мычанием.

С помощью жестов я уговорил достойную старушку дать мне ночлег и втащил байдарку прямо в «спальню», кроватью в которой служила всего лишь солома и выданная мне овчина (как оказалось, густонаселенная); подушкой вполне могли послужить мое пробковое сиденье и макинтош. На ночь я получил также gr?d (овсянку) и молоко – роскошь, которой не получишь в отеле. Таким образом, все четыре приема пищи сегодня оказались завтраками.

В комнате стоял один стул и два квадратных деревянных бруска; стены украшали зеленые ветви, которыми можно было отмахиваться от комаров. Хуже всего было то, что не было никакого света. Прекрасное начало ночи: перед сном сидеть часами в темноте, когда не с кем поговорить, а все мысли уже изнурены за день. Тем не менее, после медитации во мраке, когда рядом начал свой ночной концерт младенец, лампа была найдена. Для того, кто любит маленьких детей, справедливо будет слушать их крики не только в удобное время. В одной детской музыке не было бы беды, но я подвергся также упорным атакам войск, выдвигавшихся из своего лагеря в овечьей шкуре.

Если незваных гостей будет всего два или три, лучше всего дать им возможность идти своим путем, и они лягут спать после хорошего ужина; тогда их жертва тоже может уснуть. А вот с сотнями и тысячами так не получится. Засуньте штаны в чулки, повяжите платок на лицо (сделав отверстие для рта и носа), теперь руки поглубже в карманы – и, если сможете уснуть до того, как противник проберется в вашу крепость, то и слава Богу. Но если хоть один застрельщик появится до того, как вы крепко уснете, будьте уверены, что армия не сильно отстанет. Ваша оборона прорвана, фланги опрокинуты. Можно сдаваться, потому что ночь уже прошла.

В этих краях люди просыпаются рано. К пяти часам утра все домочадцы на ногах, и я тоже. Здесь не водится ни туалета для разных дел, ни зеркала, чтобы посмотреть на свою физиономию. Нет и тазиков, омовение производится в озере. Помню, как давным-давно, в суровой северной Норвегии, мы втроем вышли умываться, одетые только в шотландские клетчатые пледы. Склонившись над рекой, мы достали свои зубные щетки, а народ вокруг удивлялся. Может быть, кто-то потом и перенял такую привычку.

На завтрак капитану были поданы вареные яйца, в лодку погрузили скарб. Я дал хозяйке два шиллинга, что, по ее словам, было слишком много, хотя это была умеренная оплата за еду и ночное беспокойство. Благодарность заставила ее настаивать на том, чтобы отнести «Роб Роя» к воде. Под общий громкий смех из дверей вышла целая процессия, причем почтенная хозяйка несла корму, а ее дочь – нос.

О, свежий утренний воздух, яркое солнце и еще один день, и все так тихо, только мягко качается весло с голубыми лопастями. Толстые стрекозы вьются вокруг меня, тараща свои выпуклые глаза, а вот этот маленький паучок только что упал на палубу с тростинки. Он раз десять падал в воду, но все искал спасения и всякий раз выбирался. Затем он сделал паузу и, казалось, задумался, подняв лапку в воздух, чтобы посмотреть, не поднимет ли его ветер на воздушном шаре из паутинки. Только подумайте, какие возможности открылись бы, если бы мы могли в любое время сплести сто ярдов тонкой веревки, выдерживающей вес 200 фунтов!

Но увы, как сказал Теренций, Homo sum и т. д. – я человек… Животные, тем более такая мелкота, нас не интересуют. Но юнга «Роб Роя» так беспокоился о дружке-паучке, что пришлось подойти к берегу, чтобы благополучно высадить крошечного прядильщика.

Мы пересекли еще несколько окруженных густыми лесами озер. Дома, люди и животные остались позади, два дня мы в полную силу гребли по реке, извивавшейся среди скал, зеленых мшистых берегов и зарослей. Течение было достаточно быстрым, чтобы можно было ловить рыбу и при этом неплохо двигаться вперед. Встретился только один серьезный порог (как здесь говорят, force) в Энтерадене. Человек пятьдесят собрались посмотреть, как мы его пройдем. Опыт заставил меня относиться к порогам осторожнее, чем в прошлогоднем путешествии. Я чувствовал, сколько было бы потеряно, если бы все путешествие прервалось из-за разбитой лодки.

Глава III

О языках и навигации. Молевой сплав. Обносы. Граница. Сигнал на Луну.

Вот два самых частых вопроса, которые мне задают в связи с плаваниями «Роб Роя»:

– Как вы справляетесь с чужими языками?

– Как вы находите путь?

На первый вопрос довольно подробный ответ можно найти в книге о моем предыдущем путешествии, когда мне приходилось разговаривать с людьми, говорящими на четырех разных языках, не считая полдюжины наречий и жаргонов. В этой северной экспедиции приходилось общаться с норвежцами, шведами, датчанами и немцами, слышать диалекты Шлезвига и Гольштейна, нижненемецкий язык на Эльбе, и все это мешалось в непостижимой тарабарщине на Гельголанде.

Но английский язык все же поможет вам в долгом пути по северным странам севере, поможет и язык жестов, а в крайнем случае можно что-то нарисовать. Интересно, что вы быстро усваиваете иностранные слова, когда к этому принуждают обстоятельства. Кроме того, есть некое свойство ума, которое приходит с практикой – способность понимать то, что говорится.

Вопрос языка в путешествии на байдарке облегчается, потому что, когда вы появляетесь где-то таким необычным способом, любопытство жителей настолько велико, что люди делают все возможное, чтобы войти с вами в контакт. Если там есть кто-то, кто может говорить по-английски, по-французски, по-немецки или по-латыни, пусть даже очень плохо, он обязательно будет выдвинут вперед в качестве переводчика.

Хорошими собеседниками бывают моряки. Слов, которые они знают, может быть немного, но зато это самые полезные слова, относящиеся к тому, что вас интересует.

Что касается образованного класса в более южных странах, люди там с удовольствием практикуют свой английский или французский язык, разговаривая с путешественником. Часто я замечал, что изучающие английский язык школьники так хотят поговорить, что нужно терпение, чтобы удовлетворить их охоту.

Позже я расскажу о забавных примерах, как за границей стараются говорить по-английски. В общем, пусть никого не останавливает незнание иностранных языков, а тот, кто их знает – не очень рассчитывает на это для удачного завершения путешествия. Поверьте, в путешествии сообразительность полезнее немецкого, а дружелюбие – французского языка.

Что касается поисков пути, это совсем другое дело. Местные жители при всем желании не могут сказать вам того, чего они сами не знают, то есть речного пути даже в своей местности. Но в реке обычно легко найти дорогу, хотя иногда достаточно трудно на ней держаться. Вам нужно попасть в правильный поток и плыть вниз по течению, стараясь не пойти на дно.

В северном плавании среди запутанных озер, речек и морских заливов справиться с навигацией было не так-то просто. Часто нет течения, которое могло бы направить вас в нужную сторону, либо течение может обмануть. Бесчисленное множество островов может ввести в заблуждение. Вы сидите в байдарке так низко, что поросшая деревьями скала может долго скрывать бухту, которую вы ищете. Солнце не поможет, оно закрыто облаками; ветер меняется с каждым изгибом берегов. Компас может озадачить вас. Он дает общее направление, но где, справа или слева от конкретного островка всего в сто ярдов длиной, находится нужное место?

Еще одна прелесть водного путешествия заключается в развитии своеобразного инстинкта, похожего на способность животных отыскивать то, что им нужно. После месяцев плавания вы сможете уверенно сказать себе: «Точно, за этой скалой будет протока к деревне».

На большинстве здешних озер не у кого спросить дорогу. К тому же вы идете туда, куда никто не ходит, и поэтому никто не может помочь.

А как же карта, ведь она должна помочь? Да, конечно, карта очень помогает, но в основном в простых местах. В сложных случаях она, напротив, сбивает с толку.

Скажем, вы попали на один из 1400 островов озера Меларен, но на какой? Даже на самой большой карте не отмечено и тридцати из них. Какие из лесистых скал и холмов вокруг – нанесенные на карту острова? Вы не видите хотя бы наполовину ни один из них; мыс большого острова может показаться маленьким островом, а маленький островок рядом с вами заслонит два больших вдалеке.

Маршрут «Роб Роя» показан пунктирной линией. Часть, отмеченная как карта 2, показана в более крупном масштабе ниже.

Остров Онсон на озере Венерн, который выглядел на карте достаточно ясно, при взгляде с воды был настолько похож на многие другие, не отмеченные, что мне пришлось несколько раз причаливать и выходить на берег, прежде чем я смог убедиться, где нахожусь.

Если на пути между двумя деревнями есть, скажем, двадцать островов, будет ошибкой измерять расстояние, которое вам нужно проплыть, пользуясь масштабом карты. Фактический путь окажется примерно вдвое больше прямого. Зато при хорошей погоде, если у вас хватает времени и сил, вы будете рады зигзагам пути, благодаря которым сможете увидеть многие скрытые красоты.

Введение затянулось, но я хотел сказать, что не стоит сильно беспокоиться о такого рода затруднениях. Вы всегда будете на каком-то из участков общей водной цепи.

Правда, иногда в этой цепи можно застрять: вокруг плавает все больше бревен, что говорит о том, что мы приближаемся к лесопилке. В конце концов вода пропадает – впереди одни бревна. Однажды, уже после пары обносов, вечером мы подошли к затору из бревен, протянувшемуся на целую милю. Никого не было видно, и я был в замешательстве. Пришлось набраться терпения. Я устроил кухню под аркой моста, и, когда я ужинал, на дороге появился мальчик. Я угостил его кофе и предложил шесть пенсов, если он найдет двоих мужчин мне в помощь для переноски лодки, что он добросовестно и сделал.

На следующий день сияло яркое солнце; я плыл под тенистыми деревьями, оставляя позади милю за милей. В эти же дни в Шотландии было дождливо и холодно, ненастье добралось и до Швейцарии. В обоих моих походах погода была благоприятной. Только два дождливых дня в прошлом году, но в это лето не было ни дня, когда было бы слишком холодно и пришлось бы сидеть в одном пальто, и ни дня, когда дождь был бы настолько сильным, чтобы «Роб Рой» не покинул берег.

А вот заторы из бревен молевого сплава были новинкой, которая не встречалась ни на одной из двенадцати рек предыдущего путешествия. Когда в лесу рубят деревья, бревна сталкивают в воду, чтобы они плыли вниз по течению. По берегам ходят рабочие с длинными шестами и толкают бревна в поток, если они запутываются в каких-нибудь кривых углах. Но в августе все заняты уборкой урожая, и за сплавом не следят. Одно-два бревна обязательно где-нибудь застрянут, а потом постепенно к ним прибьет сотни, а то и тысячи других, и вся вода покроется бревнами.

Если река несудоходна, деревянный затор может неделями стоять нетронутым; но подходить к нему на байдарке – дело напрасное и опасное. Бревна слишком плотно сжаты течением, чтобы можно было пройти, и они слишком малы и круглы, можно было выбраться на них и перетащить лодку. Ничего не оставалось делать, кроме как тащить байдарку вокруг по траве. Чтобы посмотреть, насколько длинным будет обнос, обычно приходилось взбираться на какой-нибудь холм.