Слепой цирюльник

– Ах да! – спохватился доктор Кайл. – Он был трезв?

– Доктор, – отвечала она, доверительно понижая голос, – мне очень не хочется в этом признаваться, но на самом деле он был ужасно, в стельку, пьян, бедняжка. Но ведь ничего страшного, что я делюсь этим с врачом, правда? Однако я пожалела его от всей души, несчастного юношу, когда увидела…

Морган увел ее от стола после телеграфного обмена пинками. Они поднялись по большой лестнице и остановились в холле наверху, который кренился и продувался сквозняком, пока Морган высказывал все, что думает о Пегги. Однако Пегги, строгое личико которой сияло от радости, лишь сдавленно фыркала в ответ. Она сказала, что должна вернуться к себе в каюту и прихватить одеяло, если они собираются сидеть в засаде с остальными, и еще ей необходимо взглянуть, как там дядя Жюль.

– Кстати, – прибавила она с сомнением, – ты, наверное, не горишь желанием сыграть роль мавританского воина?

– Не горю, – уверенно ответил Морган. – А что, это как-то поможет нашему делу?

– Да там всего-то и нужно, что зачернить лицо, надеть золоченый доспех, накидки и все прочее, а потом стоять на одном конце сцены с копьем в руке, пока дядя Жюль будет читать пролог… С другой стороны, достаточно ли ты высокий? Слушай, а вот из капитана Вальвика получился бы потрясающий мавр, правда?

– О, несомненно.

– Понимаешь, должно быть еще двое, французский воин и мавр, они просто стоят по обеим сторонам сцены для пущего эффекта. Сцена для них недостаточно высокая, поэтому они стоят перед ней, на небольшой платформе… Когда представление начинается, они отправляются за сцену, иногда помогают двигать кукол – второстепенных персонажей, которые ничего особенного не делают. Главными героями управляют мой дядя и Абдул (его помощник), и только у них роли со словами… слушай, будет настоящая катастрофа, если дядя Жюль не сможет выступать. С нами едет тут один профессор, или как его там, он написал уже кучу статей о его искусстве. Абдул от морской болезни не страдает, и он мог бы взять на себя главную роль вместо дяди. Но, кроме него, остаюсь только я, а я вряд ли сумею достойно произнести мужские реплики, правда?

Они прошли по лабиринту коридоров на палубе D, и Пегги постучала в дверь каюты. Услышав в ответ замогильный стон, она открыла дверь. В каюте было темно, если не считать слабой лампочки, горевшей над умывальником. От открывшейся глазам сцены – каюта раскачивалась из стороны в сторону, в иллюминатор летели брызги дождя – Морган слегка содрогнулся. Две или три марионетки с бессмысленными лицами сидели, привалившись к переборке, и раскачивались вместе с судном, отчего их головы жутко кивали в унисон. Ремни и крючки для проволок на них зловеще звякали; сами марионетки, увесистые, примерно по четыре с половиной фута ростом, сверкали золотыми доспехами, алыми плащами и пестрыми «драгоценными» украшениями. Лица, обрамленные грозными бородами из темной шерсти, ухмылялись из-под островерхих шлемов. Пока они раскачивались на волнах, могучего сложения мужчина с круглым смуглым лицом сидел на диванчике, уложив себе на колени еще одну марионетку. В этом тусклом свете он штопал на кукле плащ длинной иглой с синей ниткой. Время от времени он поглядывал на темную койку, где метался и стенал кто-то грузный.

– Je meurs! – донесся с койки трагический шепот. – Ah, mon Dieu, je meurs! Ooooo! Abdul, je t’implore…[4 - Я умираю! Ах боже мой, я умираю! О! Абдул, я тебя умоляю… (фр.)]

Абдул пожал плечами, сощурился, глядя на свою иголку, снова пожал плечами и сплюнул на пол. Пегги закрыла дверь.

– Ему не лучше, – сообщила она, хотя это было очевидно и без слов, и они двинулись в сторону каюты, где их дожидался Уоррен.

На самом деле Моргану и не хотелось задерживаться там после того, что он мельком увидел. То ли из-за дождливой ночи посреди ревущей Атлантики, то ли из-за приступа послеобеденной корабельной тоски, которая не желает проходить без веселящей выпивки, но ему очень не понравился вид тех ухмыляющихся кукол. Хуже того, это беспричинное ощущение потянуло за собой другое: впереди их ждут неприятности. Тут не было никакого ч. т. д.[5 - Что и требовалось доказать.] или логического обоснования. Однако он довольно резко оглянулся, когда они дошли до бокового прохода, ведущего к каюте Уоррена.

Этот проход примыкал к главному коридору, и в нем помещалось всего по две каюты с каждой стороны. Уоррен устроил засаду в крайней слева, рядом с дверью, ведущей на палубу С. Белеющая в темноте дверь каюты была приоткрыта и зафиксирована крючком. Морган постучал, как было условлено, после чего они проскользнули внутрь.

Горела лишь одна лампочка над нижней койкой. Уоррен опасливо примостился на самом ее краешке. Выглядел он встревоженным.

Морган проговорил резко, хотя и вполголоса:

– Что-то случилось?

– Много чего, – ответил его приятель. – Садитесь и ведите себя как можно тише. Мне кажется, ждать нам предстоит долго, с другой стороны, никогда не угадаешь, что именно выкинет этот шутник. Вальвик отправился за содовой. А у нас все готово. – Он кивнул на вентиляционное отверстие высоко в переборке, соединявшееся со смежной каютой. – Если кто-нибудь туда войдет, мы мгновенно его услышим. И тогда мы его сцапаем. Более того, я так загнул крючок на своей двери, что, как бы тихо он ни вошел, шуму будет не меньше, чем от сигнализации.

Уоррен умолк и довольно нервно потер щеку, пристально оглядывая сумрачную каюту. Полотенце с головы он снял, однако из-за марлевой повязки и пластыря волосы у него все равно стояли дыбом, словно у домового. Лампочка над койкой освещала только половину лица, и было видно, как на виске у него пульсирует жилка.

– Кёрт, – позвала девушка, – что не так?

– Боюсь, что абсолютно все. Старина Вальвик перед ужином отправился к капитану Уистлеру…

– И?

– Даже не знаю, насколько вы, ребята, были серьезны, когда мы сидели и выдумывали разных там международных мошенников. И вот невозможное случилось. Мы оказались правы. На борту действительно имеется разыскиваемый всеми полициями мира негодяй, и это без шуток. Он охотится за изумрудом старика Стертона. А еще он убийца.

У Моргана засосало глубоко под ложечкой, и не только из-за качки. Он спросил:

– Ты это сейчас серьезно или все-таки…

– Еще как серьезно. И Уистлер тоже. Вальвику удалось его разговорить, потому что Уистлер очень нуждался в совете. История старины Вальвика довольно путаная, но хотя бы это я понял. Уистлер не знает, сохранить все в тайне или же объявить по громкой связи всем пассажирам. Вальвик посоветовал второе – на море так принято. Однако Уистлер говорит, у него уважаемое судно, «семейный» лайнер – и прочую ерунду в том же роде…

Морган присвистнул. Пегги подошла и уселась рядом с Уорреном. Она решительно возразила, что это чепуха и она этому не верит.

– Кто он, Кёрт? Что им о нем известно? – спросила она.

– Только это. Никто, похоже, ничего не знает, кроме того, что он путешествует под чужим именем. Помните, я вам рассказывал сегодня днем, что Уистлер, когда я зашел в радиорубку, вроде бы ругался с радистом? Так вот, речь об этом и шла. Он получил радиограмму. К счастью, Вальвику хватило сообразительности выпросить у Уистлера копию послания. Взгляните.

Он вынул из внутреннего кармана конверт, на задней стороне которого было коряво написано:

Капитану парохода «Королева Виктория», открытое море. Подозреваемый, ответственный за случай со Стелли в Вашингтоне и убийство Макги у нас, находится на борту вашего судна под чужим именем. Федеральный агент прибывает из Вашингтона сегодня вечером, дальнейшая информация последует. Пронаблюдайте за подозрительными пассажирами, сообщите о подозреваемых.

    Арнольд, комиссар управления полиции Нью-Йорка

– По поводу убийства Макги мне ничего не известно, поскольку это случилось в Нью-Йорке, – продолжал Уоррен, – но о деле Стелли я кое-что знаю, потому что поднялась невероятная шумиха, да и сам случай какой-то мистический. Он имеет отношение к британскому посольству. Стелли вроде бы весьма известный английский знаток драгоценных камней и ювелир…

– Погоди-ка! – перебил Морган. – Ты имеешь в виду того парня с Бонд-стрит, который делает ожерелья для королевских особ, а потом публикует их фотографии в газетах?

– Весьма вероятно, – проворчал Уоррен. – Получается, он приехал в Вашингтон, и жена британского посла попросила его починить или переделать ее ожерелье. Подробностей я не знаю, никто их не знает. Но однажды вечером он благополучно вышел из британского посольства с ожерельем, а спустя четыре часа его нашли где-то на Коннектикут-авеню. Он сидел на тротуаре с разбитым затылком, привалившись к фонарному столбу. Он не умер, но до конца своих дней останется парализованным идиотом, неспособным говорить. Похоже, это излюбленный прием нашего шутника. Он вроде бы и не убивает, зато так лупит по голове, что лучше бы его жертвы умерли…

Господи! – воскликнул Уоррен, стискивая и снова разжимая кулаки. – Уж не этого ли избежал я сам в соседней каюте, просто парень промахнулся, когда корабль качнуло.

Наступила тишина, показавшаяся зловещей из-за скрипа переборок и рева волн за бортом.

– Слушай, Пегги, – задумчиво протянул Морган, – тебе бы лучше не лезть в это дело, старушка. Это уже не смешно. Ступай наверх, в бар, подбей каких-нибудь простачков на партию в бридж. Если этот бандит заявится за остатком пленки, мы тебе потом расскажем, а пока что…

Девушка отвечала запальчиво:

– Как бы не так! И нечего меня запугивать. Сами-то то вы те еще храбрецы, как я погляжу. Может, начнем уже рассказывать страшные истории? Если вы с самого начала боитесь этого типа…

– Да кто это его боится? – выкрикнул Уоррен. – Послушай, детка. Раз так, мне придется кое-что прояснить. Когда я до него доберусь… – Он поглядел на нее с насмешкой, заметив, что она слегка вздрогнула от стука в дверь.

Капитан Вальвик с двумя большими сифонами с содовой, наклонив голову, протиснулся в дверь и закрыл ее за собой с каким-то таинственным видом.

Морган навсегда запомнил следующие два часа (может, три) из-за бесконечной игры в города, которую они затеяли, чтобы скоротать время. Капитан Вальвик – радостно подмигивавший и совершенно безмятежный – настоял, чтобы погасили лампочку, и набросил крючок на приоткрытую дверь, сквозь которую проникало достаточно тусклого света из коридора. Первым делом он выдал каждому по чудовищной порции виски с содовой, после которой они снова ощутили вкус приключения; затем усадил их в нелепый кружок на полу, поставив бутылку в центре вместо лагерного костра, а затем снова наполнил их стаканы.

– Ваше здоровье! – произнес капитан, салютуя стаканом в тусклом свете. – Йа вам говорийт, вот это жизнь! Шёрт! Но йа даже жалею капитана Уистлера. Ха-ха! Этот старый краб почти спятил, точно, из-за негодяя, который любит красть ценности. Он боится, что негодяй ограбляйт английского герцога, он уговаривает герцога запереть изумрудного элефанта в капитанский сейф. Но герцог показал ему кукиш. Он сказал: «Элефанту лучше у меня, чем в твоем сейфе, есть там вор или нет». Капитан сказал «нет». Герцог сказал «да». Капитан сказал «нет». Герцог сказал «да»…

– Послушайте, необязательно затягивать интригу, – перебил Морган, делая еще глоток виски. – До чего они договорились?

– Йа не знаю точно до чего. Но йа пожалел старого краба. Ладно, давайте уже играть в города.

Игра шла мучительно, но во многих смыслах бодрила. По мере того как уровень виски в бутылке понижался, Уоррен с капитаном затевали все более долгие и ожесточенные споры. Потому что капитан, когда наступала его очередь называть населенный пункт, вечно выискивал какой-нибудь Йморгеникенбург или Скуф, уверяя, что это в Норвегии. Уоррен гневно высказывал сомнения в его правдивости. Тогда капитан заявлял, что у него там живет тетушка. Поскольку это нельзя было считать доказательством prima facie[6 - На первый взгляд (лат.) – доказательство, кажущееся достоверным.], он принимался излагать длинный и запутанный анекдот о своей родственнице, по дороге приплетая истории об остальных членах семьи, какие приходили ему на ум. Часы Моргана тикали, всякая жизнь на судне постепенно затихла, потонув в ревущей ночи, а они все слушали и слушали о брате капитана Августе, его кузене Оле, племяннице Гретте и дедушке, который служил церковным старостой. В главном коридоре время от времени звучали шаги, однако никто ни разу не свернул в боковой проход. В каюте становилось душно…

– Мне… мне кажется, он вряд ли придет, – прошептала Пегги, первый раз за все время возвращаясь к теме. В ее словах угадывалась смутная надежда.

– Здесь жарче, чем в аду, – пробурчал Уоррен. Стаканы с графином слабо звякнули на полке, соглашаясь. – В любом случае мне надоело играть. Кажется…

– Тише! – перебил Морган.