Закон и беспорядок. Легендарный профайлер ФБР об изнанке своей профессии

В таком контексте сущность дела проясняется. Сидевший в тюрьме долгие годы, умный и склонный к самоанализу, Хайренс располагал бесконечным временем для размышлений. Он позволил своей психике пренебречь реальностью и убедил себя в том, что хоть он и матерый серийный вор, но в тех трех убийствах, взятых на себя, он не виновен.

Мы изучали дело Уильяма Хайренса в течение многих лет после того, как включили его в наш «Проект по исследованию личности преступников» – первое организованное исследование, в котором удалось соотнести каждый этап насильственного преступления с тем, что преступник думал и делал в это время. Это исследование легло в основу научной дисциплины, доказавшей свою точность и полезность при поиске и судебном преследовании серийных убийц, насильников и других жестоких, хищных преступников в течение более чем сорока лет, благодаря многим тысячам расследований и судебных процессов.

В 1987 году, почти через десять лет после моей беседы с Биллом Хайренсом, в Куантико приехал Джо Хоргас, детектив из соседнего округа Арлингтон, штат Вирджиния. Долгие годы Хоргас упорно занимался расследованиями, и после этой работы, которую я считаю блестящей и вдохновляющей, он предположил, что нащупал связь между преступлениями в Арлингтоне. Дерзкие взломы, жестокие изнасилования и ужасающие убийства с изнасилованиями, совершавшиеся на протяжении нескольких лет в этом городе, перекликались с аналогичными преступлениями в соседней Александрии и в окрестностях Ричмонда. Многие другие сотрудники полицейских управлений этой связи не улавливали. Однако Хоргас был убежден в ее существовании. По его мнению, серия преступлений восходит к арлингтонскому убийству Кэролин Хэмм, 32-летней женщины-адвоката, в 1984 году.

После того как мы выслушали презентацию детектива и изучили все собранные им доказательства – от времени и метода перехода к физическим и поведенческим особенностям до выбора жертв и лабораторных отчетов, – мы согласились, что случаи почти наверняка связаны. В нашем деле очень мало абсолютных понятий, в психологической криминалистике – ни единого, но это было чертовски хорошее совпадение.

Затем Хоргас поразил нас неожиданным выпадом. «На самом деле, дело Хэмм закрыто просто потому, – пояснил он, – что одного человека арестовали, отправили под суд и приговорили».

Ничего себе!

Хоргас рассказал нам о Дэвиде Васкесе, 37-летнем латиноамериканце, которого полиция Арлингтона арестовала спустя две недели после убийства. Он жил с другом по соседству с Хэмм, и двое свидетелей видели его около дома убитой. Когда детективы обыскали его комнату, они нашли там порнографические материалы с изображением женщин с кляпом во рту и обездвиженных веревками, а также тайно сделанные фотографии женщин на разных стадиях раздевания. Причастность Васкеса к убийству не смогли доказать по обнаруженным на теле или одежде жертвы образцам спермы, на это намекали только лишь образцы волос. Но он признался!

«Полагаете, здесь замешан не один человек?» – спрашивал Хоргас.

Это далеко не праздный вопрос. Поскольку Васкес явно обладал крайне ограниченным интеллектом, а преступление было изощренным, то предположение о том, что убийство Хэмм могло быть делом рук двух преступников, казалось достаточно убедительным. Причем неизвестный субъект (UNSUB) командовал, а Васкес ему подчинялся. За прошедшие годы мы сталкивались с подобными случаями, так что это вполне осуществимо. Обычно на месте преступления остаются довольно заметные признаки присутствия как организованной, так и неорганизованной группы.

Однако Васкес ни разу не упомянул кого-либо еще, и в деле Хэмм не нашлось ничего, что указывало бы на преступление с участием двух лиц. На самом деле, судя по тому, что Хоргас рассказал нам о Васкесе, вряд ли у того хватило бы интеллектуальных способностей или криминального опыта для осуществления чего-то настолько преступно изощренного.

В какой-то момент преступления в Северной Вирджинии прекратились, но через три года похожие криминальные события начались в Ричмонде, этот факт позволил установить закономерность между ними и дал пищу для новых размышлений. Поскольку преступники такого типа редко прекращают убивать сами по себе, то мы предположили, что реального виновника задержали за какое-то другое преступление, например, за кражу со взломом, приговорили к трем годам тюремного заключения, а потом он каким-либо образом оказался на свободе в Ричмонде.

Хоргас стал прорабатывать эту версию, отслеживая каждую запись о ком-то, кто мог бы соответствовать обозначенным параметрам. Он вернулся к районам Арлингтона, где были совершены первые преступления. Вскоре он вспомнил о проблемном афроамериканском подростке по имени Тимоти Уилсон Спенсер, дело которого Хоргас расследовал в связи с обвинением в краже со взломом. Несколько проверок на компьютере подтвердили точное попадание в «яблочко». В 1984 году, когда Спенсеру было 22 года, он был арестован за кражу со взломом в Александрии, а в 1987 году его отправили в реабилитационный центр в Ричмонде. Как только Спенсер был выбран в качестве подозреваемого, все встало на свои места. Самое главное, его ДНК совпала с образцами, обнаруженными на местах трех убийств и нескольких изнасилований.

Хотя Спенсер ни в чем не признался, его осудили за убийство первой степени, признали виновным в ходе трех отдельных судебных процессов и во всех трех случаях приговорили к смертной казни. Его осуждение явилось первым успешным применением анализа ДНК в качестве доказательства в судебной истории Соединенных Штатов. После отклонения всех его апелляций 27 апреля 1994 года Тимоти Уилсона Спенсера казнили на электрическом стуле в тюрьме города Джаррат штата Вирджиния.

Этот результат очень радует таких людей, как я, чья профессиональная деятельность заключается в помощи полицейским отыскивать и сажать в тюрьму худших членов общества, добиваясь при этом справедливости для тех, кто больше не может защитить себя. Однако один гигантский узел развязать так и не удалось. Дэвид Васкес остался в тюрьме за преступление, которое, по нашему убеждению, входило в цепочку криминальных действий, совершенных кем-то другим. Два свидетеля против Васкеса не стали менять свои показания, а образцы ДНК с места преступления пришли в такое плохое состояние, что стали бесполезными. Чтобы с большей вероятностью вызволить невинно осужденного – продемонстрировав, что убийство Хэмм совершено тем же человеком, что и другие убийства, – скорее всего требовалось применить научные методы бихевиористики[5 - Наука о поведении.]. Именно тогда мы взяли на себя главенствующую роль.

Группа психологов-криминалистов в ФБР теперь называется отделом поведенческого анализа (BAU). Когда я стал первым штатным специалистом по психологической криминалистике, то работал в отделе поведенческих наук, в основном оторванном от практики. Чтобы наши клиенты-полицейские стали относиться к нам серьезно, а также чтобы «избавиться от клейма BS (поведенческих наук)», я назвал новую группу психологов-криминалистов отделом поддержки расследований (ISU). В этот отдел вошло двенадцать специалистов, которых я ласково прозвал «Чертовой дюжиной». Вскоре мы анализировали уже более тысячи дел в год, поэтому создали систему, в которой каждому специальному агенту отдела был назначен свой географический регион страны.

Когда рассматривалось дело Васкеса – Спенсера, Вирджинию курировал агент Стив Мардиджиан. Он приступил к сбору материалов и анализу каждого аспекта всех связанных с этим преступлений. Спустя несколько месяцев работы он представил нам свои выводы на тематической конференции. Мы сошлись во мнении о том, что здесь работал находчивый, опытный, злой и склонный к манипулированию сексуальный садист. Дэвид Васкес не совершал и не мог совершить убийство Кэролин Хэмм.

Завершив анализ, мы вместе с Джо Хоргасом и арлингтонской полицией обратились к Хелен Фэйи, прокурору округа Арлингтон, с просьбой убедить губернатора Джеральда Бэлайлза полностью помиловать Васкеса. К ее петиции прилагался отчет, подписанный мной и Мардиджианом. Менее чем через три месяца Дэвид Васкес вышел на свободу, проведя четыре года в тюрьме за преступление, которое признал, но не совершал.

Если бы его адвокат защиты обратился к нам за помощью по этому делу, нам пришлось бы отказать ему. Это дело не относилось к федеральной юрисдикции, поэтому мы могли вмешиваться, только если нас попросили местные правоохранительные структуры. Кроме того, мы работали на пределе возможностей и свои услуги предлагали только полиции, шерифу и другим следственным органам, а не тем, кто обвиняется в преступлениях. Даже если бы у нас появились соответствующие возможности, я не могу себе представить, чтобы руководство ФБР позволило нам поступать по принципу «и нашим и вашим».

Однако благодаря работе над этим делом мы прояснили сущность признания Васкеса. Напуганный и загнанный в угол на допросах в полиции, он понял, что его единственное «спасение» – это угождать следователям, сотрудничать с ними и давать им те показания, которые им нужны. Намеренно или нет, его так сильно нагрузили информацией, что она превратилась для него в «видение» о том, что он убил Кэролин Хэмм. Васкес наивно предполагал, что если будет слушаться полицейских, то его отпустят.

Был ли приговор Дэвиду Васкесу ужасной судебной ошибкой? Конечно был. Но позвольте мне указать на один важный фактор. Да, сотрудники правоохранительных органов посадили Васкеса за решетку. Но его вызволили также сотрудники правоохранительных органов, а не репортеры, юристы или гражданские борцы за права человека. Именно непредвзятость, беспристрастность и порядочность (или отсутствие этих качеств) у тех, кто связан с процессом уголовного правосудия, лежат в основе этой книги.

Если формулировать в самом общем виде, то цель нашего подхода к системе уголовного правосудия – это попытка сотворить невозможное: по максимуму восстановить гармонию в мире после того, как кто-то совершил поступок, нарушающий эту гармонию. В данном контексте – противозаконный поступок. Системе уголовного правосудия известны и понятны собственные ограничения как в плане возвращения потерпевших к нормальной прежней жизни, так и в плане определения истины в последней инстанции. Просто запомните: никого и никогда не признают невиновным. Это так. Единственное, на что способна система, это найти различие между «виновным» и «невиновным». Доказан ли уровень адекватной убежденности человека в своих поступках? Это тот вопрос, на который система всегда стремится получить ответ. Мы знаем, что это самое оптимальное из доступных нам действий, поэтому мы должны постараться выполнять его как можно лучше.

Долгое время после того, как мы закрыли дело Васкеса, оно продолжало преследовать меня. Так и должно происходить с любым представителем правоохранительных органов, если он серьезно относится к своему долгу. Я всегда считал, что признание – это идеал развития событий: если человек признался, значит, дело раскрыто! Но Дэвид Васкес поставил эту мысль под сомнение.

Что заставляет нас вернуться к Уильяму Хайренсу.

Глава 2. По итогам дальнейшего рассмотрения

Когда в начале своей карьеры специального агента ФБР вы получаете первое задание в местном офисе, вы еще довольно наивны в отношении некоторых вещей, особенно если у вас, как и у меня, еще не было опыта работы в правоохранительных органах. Вы довольно быстро понимаете, что не все рады вас видеть, и я говорю не только о плохих парнях. Одни полицейские управления приветствуют помощь, которую может предоставить им Бюро, в то время как другие считают нас за горилл в две сотни килограммов весом, которые играют мускулами на их территории.

Когда вы новичок, вы склонны считать, что все отделения полиции и шерифов проводят полное и тщательное расследование, как вас и учили в Академии ФБР, а также что все доказательства, получаемые вами от них, являются убедительными и надежными. Что ж, это не всегда является правдой.

За годы своей работы в Бюро я обрабатывал огромное количество текущих дел, большую часть этого времени возглавляя отдел поддержки расследований, поэтому мне нечасто удавалось вернуться к рассмотрению криминальных историй, оставшихся в прошлом. Только когда я вышел на пенсию, у меня появилась возможность вернуться к преступлениям, которые я изучал в начале своей карьеры, таким как «Помадный убийца» в Чикаго.

Давайте разберем этот случай и посмотрим, получится ли на этот раз представить всю историю по-другому. Мы обратимся к некоторым фактам и событиям, которые мне были неизвестны во время тюремного интервью, а также воспользуемся опытом, исследованиями и знаниями, приобретенными при создании программы анализа уголовных расследований моего отдела. И начнем весь этот процесс так, словно составляем профиль личности неизвестного субъекта (UNSUB) для консультирования полицейских.

Во-первых, давайте разберемся, правильно ли мы понимаем роль психолога-криминалиста в уголовном расследовании.

Пункт номер один: мы не ловим преступников. Это задача полиции. Мы помогаем местным правоохранительным органам сосредоточить расследование на определенном типе неизвестного субъекта. В зависимости от доступных нам доказательств или улик мы можем предоставить полиции довольно специфические данные: пол, расу, возраст, район проживания, мотивы, профессию, происхождение, личные отношения и другие аспекты личности предполагаемого человека. Мы также предложим превентивные методы, которые побудят преступника предпринять шаги в определенном направлении. После задержания подозреваемого мы можем помочь в допросах и в выборе стратегии обвинения. В ходе судебного разбирательства мы готовы предоставить экспертные показания о почерке, modus operandi (MO), мотивах, связях, классификации и подготовке преступления.

Вся эта работа основывается на наших исследованиях и специфическом опыте, куда входят уже десятки тысяч дел, что значительно больше, чем в практике любого местного следователя. По сути, мы используем те же приемы, что и наш вымышленный предшественник Шерлок Холмс. Все это основано на логических, дедуктивных и индуктивных рассуждениях, а наше основное уравнение таково:

ПОЧЕМУ? + КАК? = КТО

Это звучит просто, но в процессе анализа возникает бесчисленное множество переменных, и чтобы действительно приносить пользу, мы должны эту схему максимально конкретизировать. Все мы знаем стереотипы, например: белый мужчина, одинокий, в возрасте двадцати с небольшим лет. Но даже в тех случаях, когда это описание является точным, оно мало помогает, если мы не можем сказать ничего о том, где этот мужчина живет, что происходило в его жизни, какого типа изменения замечали в нем члены семьи, друзья и коллеги, когда и где он может нанести еще один удар, как он отреагирует на расследование и т. д.

Я всегда говорил новым агентам в своем отделе, что для составления профиля неизвестного субъекта этого недостаточно; следует составить еще и профиль жертвы. Вы должны понимать, вел ли этот человек образ жизни, связанный с повышенным уровнем риска, оставался ли пассивным или агрессивным перед лицом угроз, были ли у нее или у него враги или плохие отношения в прошлом и т. д. Но я пришел к выводу, что даже этого недостаточно. Нужно также составить профиль ситуации. Под этим я подразумеваю рассмотрение того, что происходит в ходе расследования и вокруг него. Какова социальная среда? Как люди относятся к конкретному преступлению? Какую роль играют СМИ? Каков уровень культуры в полиции? Есть ряд важных вопросов, которые можно задать, чтобы понять положение дел в данной местности.

Большинство людей знают о репутации Чикаго в бурные 20-е годы, когда сухой закон способствовал прибыльности крупных преступных группировок. Однако за прошедшие с тех пор годы город пережил много невзгод. После относительно спокойного периода во время Второй мировой войны городские власти обеспокоились тем, что наплыв вернувшихся военнослужащих и сокращение рабочих мест снова вызовут рост насильственных преступлений. Полиция и так уже ощущала сильную нагрузку. А когда в июне 1945 года, в конце войны, была убита Джозефин Росс, а затем в декабре Фрэнсис Браун, всего через четыре месяца после Дня Победы, эта нагрузка только усилилась.

В моем деле всегда учитывается роль СМИ, а в Чикаго была самая дерзкая и свободная пресса в стране. Когда у журналистов появился повод писать о «Помадном убийце», они начали доводить публику до безумия. И к тому же мы не можем игнорировать тот факт, что на протяжении первой половины XX века и даже позже в Чикаго сохранялась проблема с коррупцией. Это, в свою очередь, привело к двум другим проблемам: общественность цинично и скептически отнеслась к способности властей решать проблемы, а власти же чувствовали необходимость находить решения, независимо от того, располагают они средствами для этого или нет.

Если бы я консультировал полицейское управление в Чикаго после изучения случаев Росс и Браун, я бы посоветовал им поискать белого мужчину в возрасте от двадцати до тридцати лет, который уже был связан со взломами и насилием в отношении женщин. Этот человек стремился к контролю над происходящим, внутри него таилось огромное количество ярости, о чем свидетельствовал «перебор» однотипных ножевых ранений. Ни одна из женщин не отличалась агрессивностью и не вела рискованный образ жизни. Убили их случайно: к несчастью, жертва оказалась дома, когда туда вломился преступник. Вероятно, убийца воспринимает своих жертв просто в качестве объектов для нападения и вряд ли испытывает угрызения совести за содеянное. Убийства Росс и Браун – как и убийства, совершенные Тимоти Спенсером в Вирджинии, – показывают высокую степень криминальной изощренности, наработанные технические навыки и желание выплеснуть злость на женщин. Так я бы определил профиль личности старшего из неизвестных субъектов.

Я счел нацарапанное губной помадой сообщение на месте убийства Браун любопытным, но отнесся к нему скептически. Это могла быть насмешка нарциссического преступника, его стремление с гарантией спровоцировать шумиху вокруг этого случая в прессе и обрести популярность в результате такого ужасного преступления. Но это могла быть и газетная утка, полностью выдуманная чересчур ушлым репортером, который сделал ставку на сенсацию. Когда мы с Марком Олшейкером изучали убийства Джека-Потрошителя в Уайтчепеле для книги «Дела, которые преследуют нас» (The Cases That Haunt Us), мы убедились, что печально известное письмо «Дорогой босс», откуда произошло прозвище Потрошителя, оказалось фальшивкой, вероятно, написанной предприимчивым викторианским журналистом, надеявшимся увеличить всеобщий интерес к делу. Проще говоря, после проведения психолингвистического анализа мы выяснили, что письмо не соответствовало профилю, который мы составили для предполагаемого убийцы на основе совокупности найденных доказательств, в то время как последующее письмо «Из ада» – гораздо более грубое и небрежно написанное сообщение – в этот профиль уже вписывалось. Полагаю, с сообщением «Поймай меня» могло произойти то же самое.

На мгновение вернемся к нашему профилю ситуации: все изменилось, когда Сюзанну Дегнан убили менее чем через три недели после Фрэнсис Браун. Нет ничего более ужасного для коллективного сознания, чем убийство ребенка, и подробности этого конкретного убийства были настолько чудовищными, что общественность и СМИ требовали скорейшего вердикта и уверенности в свершении правосудия. Казалось немыслимым, что еще одна маленькая девочка может повторить судьбу Сюзанны. На полицию теперь оказывалось сильнейшее давление, требовавшее ускорить поиски подозреваемого. В ответ началась величайшая розыскная операция в истории города, в нее вошли тысячи потенциальных подозреваемых, почти тысяча допросов, сотни проверок на полиграфе и бесчисленные сравнения образцов почерка.

Полиции понадобилось всего два дня, чтобы найти первого подходящего подозреваемого. Гектор Вербург, 65-летний уборщик, работал в том здании, где в прачечной обнаружили тело зарезанной Сюзанны. На записке с требованием выкупа были грязные пятна, словно ее написал кто-то, чьи руки всегда в грязи. Представитель полицейского управления объявил: «Это он».

Казалось, полиция получила свой трофей.

Они продержали Вербурга за решеткой 48 часов и за это время так сильно избили и запугали его, что после этого ему потребовалось десять дней госпитализации. Лишь вмешательство адвоката из профсоюза дворников, который потребовал судебного приказа по правилу хабеас корпус, наконец, привело к освобождению подозреваемого. Термин «хабеас корпус» буквально переводится с латинского как «имеющееся тело», восходит к эпохе английского общего права и дает заключенным право подать петицию и лично появиться в суде для рассмотрения своих жалоб или возражений против незаконного задержания или вынесения приговора.

Рассказывая об ужасающих методах допроса, Вербург заявил: «Еще немного – и я бы признался в чем угодно». Выяснилось также, что письменных навыков уборщика не хватило бы даже для того, чтобы написать примитивную записку о выкупе.

Обращение с мистером Вербургом говорит само за себя. Действия полиции были настолько возмутительными, что дворник подал в суд иск на полицейское управление Чикаго, потребовав 15 000 долларов, что по тем временам было немалой суммой. Суд, судя по всему, пошел ему навстречу и присудил ему эти деньги плюс еще 5000 долларов его жене за то, что полиция вынуждала ее давать показания против мужа.

Когда психолога-криминалиста вызывают в местные правоохранительные органы, его роль заключается в помощи при переориентации или перенаправлении расследования. Задержание Гектора Вербурга наверняка потребовало бы перенаправления, если бы меня привлекли к этому делу. Во-первых, он находился в слишком преклонном возрасте, при этом у него не было никакой предшествующей истории преступлений. Люди не превращаются в жестоких сексуальных маньяков внезапно. Это подтверждается нашим обширным опытом анализа таких дел. Чтобы кто-то в возрасте Вербурга совершил подобное, в прошлом у него должны быть зафиксированы проявления насилия в отношении детей или других беззащитных существ. Кроме случайного совпадения с местом работы, ничто не указывало на его связь с преступлением.

За Вербургом последовала череда мало подходивших подозреваемых. Один из них, ветеран морских сражений, жил просто по соседству, у него были те же инициалы, что и в бирке прачечной на носовом платке, найденном рядом с местом убийства. У этого человека оказалось твердое алиби, и он легко прошел проверку на полиграфе. Еще был местный мальчишка, он учился в исправительной школе, куда попал за вооруженное ограбление, и сказал приятелю, что убил Сюзанну. И снова местные газеты объявили дело раскрытым. Не сумев убедить полиграфолога (другими словами, пройти проверку), мальчик признался, что выдумал историю, чтобы заставить другого школьника попробовать получить выкуп.

Тем временем более чем за полторы тысячи километров от Чикаго полиция обнаружила подозреваемого, который определенно заинтересовал бы меня.

Ричард Рассел Томас, которому было 44 года, порой бродяжничал и в то время находился в тюрьме округа Марикопа, штат Аризона, по обвинению в домогательстве к своей 13-летней дочери. Чарльз Б. Арнольд, глава отдела проверки подделок при полицейском управлении в соседнем Финиксе, родном городе Томаса, заметил явное сходство между запиской о выкупе и почерком Томаса, когда тот писал не ведущей левой рукой. На момент убийства Дегнан Томас жил в Чикаго, работал медбратом в больнице Вудлон и часто захаживал в автосалон в нескольких кварталах от дома Дегнанов.

Когда Томаса допросили, он признался в преступлении. Однако полиция отнеслась к его словам с подозрением, поскольку он, похоже, не знал всех деталей и просто хотел оказаться за пределами штата, чтобы уйти от обвинений в растлении. Видимо, он чувствовал, что неизвестное зло предпочтительнее зла уже знакомого. Однако, как только ему представилась возможность поразмышлять об этом, Томас довольно быстро отказался от своего признания.

Но если не учитывать сомнительное признание, факты, касающиеся Томаса, были убедительными.